Профдеформация

Лера просыпается после очередного кошмара ещё более уставшая, чем накануне вечером. Это уже привычное ощущение, но оно все равно раздражает. Примерно как и все в последнее время. Эмоциональный диапазон будто бы сузился от апатии и полного безразличия до глухой злости на половину вещей, которые раньше были привычными. Например, бубнеж брата о политике и в лучшие времена вызывал желание закатить глаза, а сейчас хочется взять миску хлопьев, стоящую перед ним, и нахлобучить на пушистую каштановую шевелюру. — Нет, ну прикинь! Они плитку вокруг уника меняют второй раз за год, пока у нас тупо штукатурка отваливается внутри, — Кир фыркает, стуча ложкой по керамическим бортикам тарелки. — Надо петицию замутить. Сволочи оборзевшие… — Ага, — не удержавшись, отвечает Лера. Бутерброд упорно не лезет в горло. — Еще устрой несогласованный и присядь, чтобы я опять твою жопу… — Лера осекается, понимая, что говорит, и исправляется, — чтобы я опять беспокоилась за твою жопу. И родители тоже. Супер идея, братишка. — Эй, а что ты начала говорить… Лера не отвечает. Двигает тарелку с бутербродом брату и выходит из-за стола. В кармане вибрирует телефон: скорее всего Люба, но может и Разумовский. Хотя последний объявлялся последний раз неделю назад. Написал, что у всех незапланированный отпуск на недели две точно. Макаровой, если честно, от этой новости дышать вот совсем не легче. Привыкнет еще чего доброго к тишине и спокойствию, а потом снова в пекло с двумя террористами под ручку. Впрочем, об этом она старается не думать. У Леры наполовину заваленная сессия, мятый халат и очередная выволочка от преподавателя. — Макарова, что с вами случилось? Были одной из лучших на курсе, а сейчас двух слов связать не можете! На пересдачу. Лера выходит из университета под серое небо Петербурга и стреляет сигарету у такого же, судя по виду, студента-неудачника на входе. Кивает в знак благодарности, поднимает воротник пальто и бредет куда-то в сторону дома. Долго разглядывает старую дурную привычку, крутя сигарету между пальцев, а затем выбрасывает её в урну — не стоит. Лера невесело усмехается. Ещё к курению вернуться не хватало. И так все по пиз… Нога проваливается в лужу по щиколотку. Макарова прикрывает на секунду глаза, выдыхая и чувствуя, как промокает сапог. Да почему с ней? Почему все это дерьмо бесконечно происходит именно с ней? Так же и башкой поехать можно, если эта черная полоса не закончится!.. Видимо, последнее она произносит вслух, потому что сбоку раздается незнакомый мужской голос: — Поверь, поехать башкой можно и без этого. Лера поднимает взгляд на прохожего. Мужчина выглядывает из-под капюшона, немного приподнимая уголки губ в намеке на улыбку. Лера замечает большие шрамы, пересекающие оба глаза незнакомца, думая, что оставить такие могли только регулярные механические травмы, но не пялится. В конце концов, она воспитанная девочка. — Не хотелось бы вообще ехать башкой, если честно, — отвечает Макарова. — Мне кажется, или мы где-то… — Нет. Точно нет, — прохожий немного сдвигает капюшон на лоб, чтобы скрыть глаза и шрамы и вдруг достает пачку сигарет из кармана, протягивая Лере. — Иногда лучше на один день вернуться к чему-то знакомому, чтобы почувствовать твердую почву под ногами. Но не возвращаться к вредным привычкам. Хорошего вечера. Макарова прячет неожиданный “подарок” в карман, но сказать ничего уже не успевает — незнакомец быстро уходит в сторону метро, теряясь в толпе. Полупустая пачка Marlboro топорщится под Лериным пальто, намекая на прогулку по набережной. Да, промозглый сырой ветер с Невы не особо располагает к любованию видами северной столицы, но девушке вдруг хочется ощутить что-то знакомое. Раньше она часто гуляла вот так. Без цели, одна или с подругой, наслаждаясь городом и свободой. “Иногда лучше на один день вернуться к чему-то знакомому, чтобы снова почувствовать твердую почву под ногами”. Лера покупает любимый латте с миндальным сиропом в какой-то аутентичной кофейне, где на стенах висят постеры музыкальных исполнителей. Название не запоминает, но улыбчивая темноволосая бариста делает восхитительный напиток и вручает заодно маленький пакетик с печеньем. Лера сначала вежливо отказывается, но Лиля (так написано на бейджике) отмахивается, заявляя: — Еще никогда печенье никому не вредило. А тебе, кажется, очень нужно что-то вкусное и поднимающее настроение, а? Лера выходит из кофейни, покрепче обмотавшись шарфом, и идет на набережную, глубоко втягивая носом влажный воздух. Впервые за все последнее время эмоциональный диапазон не швыряет из крайности в крайность: нет ни апатии, ни гнева. Кофе приятно греет замерзшие ладони и оставляет приторную сладость на языке, а с неба перестает сыпаться противная морось. Даже цвет его будто бы становится на оттенок светлее, хотя это, конечно, — Лера уверена, — ей кажется. Зимний Петербург редко бывает благосклонным, оставаясь пошло и скучно пятидесяти оттенков серого. …сфинксы на Университетской набережной слегка припорошены снегом, но лестница расчищена, так что спуститься к Неве оказывается просто. Лера пальцами скользит по натертой “на удачу” голове грифона, делая ещё глоток и почти выплевывая напиток обратно, когда слышит сзади: — Очертив в вышине профиль сказочный свой, Древний сфинкс, как громада немая, На подножье гранитном лежит над Невой, Взор загадочный в сумрак вперяя. — Вы меня напугали, — Лера утирает пальцами капли кофе из уголков губ и оборачивается. — Красивые стихи. — Их написал Владимир Александрович Шуф. Лера чувствует какую-то жуткую неловкость. Двое странных незнакомцев за день кажутся уже перебором, но Петербург будто бы подкидывает ей их сам, пока девушка пытается разобраться, как жить эту жизнь, напоминающую хаос и бардак. Мужчина за её спиной одет не по погоде легко, бежевый тренч распахнут, контрастируя с бирюзовой рубашкой и темными волосами, которые треплет ветер. Лицо какое-то совсем печальное, и Лере вдруг кажется правильным достать подаренную пачку сигарет и пакетик с печеньем и протянуть незнакомцу: — Мне кажется, вам нужнее. Мужчина задумчиво смотрит на сигареты, а затем перехватывает оба подарка, тщательно избегая соприкосновения пальцев. Лера робко улыбается: — Тот, кто дал мне их, сказал, что… — Это неважно, — перебивает мужчина. — Граждане, вы утомились от жданья, готовы корить и крыть. Не волнуйтесь, сообщаю: граждане — я сегодня — бросил курить. Лера не отвечает, делая для себя свои молчаливые выводы: Петербург как всегда сходит с ума. Незнакомец же тем временем медленно поднимается обратно на набережную, легко скользит пальцами по влажному граниту ближайшего сфинкса и тягучей походкой утекает вдоль Невы. Макарова шумно выдыхает. Кофе незаметно остывает, с неба опять моросит, заволакивая город влажным туманом, в кармане снова вибрирует телефон, но Лера не спешит смотреть, кто ей написал. Возможно, это Люба, и это хорошо. Возможно, это Сергей, и это уже не так хорошо. Возможно, это Киря кидает ей мемы — обо всем этом девушка узнает чуть позже. Сейчас в ее стаканчике приторно-сладкий, но все еще вкусный кофе из какой-то забавной кофейни, под пальто и теплым свитером немного ноют ребра, не до конца зажили синяки и гематомы на бедрах и коленях, каждый второй, кого она встречает в этом городе, сумасшедший, а сама Лера чёртов Чумной Доктор. Но слышать знаки от вселенной — это, наверное, какая-то совершенно новая способность, которая открывается, когда отчаяние и безысходность занимают весь возможный эфир: Лера знает. И впервые за долгое время вдруг мимолетно ощущает, что твердая почва снова под ногами.