Профдеформация

Лера чувствует себя подростком, родители которого внезапно уехали на дачу. Вот только родители дома, трагично и беззвучно сверяют счета, даже не пытаясь разобраться, почему суммы погашения их долга вдруг стали меньше. Лера старается особо не пересекаться ни с мамой ни с отцом. Во-первых, боится допросов и приглашенных "побеседовать" полицейских. Во-вторых, чувство вины в ней размером с океан. Разумовский платит за работу на себя. Лера упорно делает вид, что у неё самостоятельная стажировка для "набивания шишек". Чушь собачья. Макарова и сама особо не понимает, чем руководствуется, когда лезет в самый эпицентр жести с двумя незнакомцами. Не понимает, почему вместо ледяного ужаса испытывает азарт, когда с нее, задыхающейся и напуганной, стягивают маску. Не понимает, почему идёт с Томой и Кризалисом есть трдельники в круглосуточное кафе, зная, что с утра пары. Не понимает, но упорно делает вид, будто понимание придёт к ней в процессе. Разумовский осматривает маску и смятый респиратор взглядом хирурга. Кажется, хочет что-то сказать, но вместо этого просто смахивает поломанную часть костюма в мусорное ведро, стоящее у стола в его серверной, и переводит нечитаемый взгляд на Макарову. Олег за его спиной привычно молчит. – Ты знаешь, сколько стоил твой костюм, ма шери? – Серёжа холодно улыбается. – Недешёвая игрушка, надо сказать. – Не знала, что ты считаешь деньги на свои "игрушки", – Лера вроде бы хочет сгладить беседу, но получается хамство. Чёрт. – Я хотела сказать, что мне очень… – Жаль? – перебивает её Разумовский. – Охотно верю. А касаемо твоего вопроса: я бы никогда не стал миллионером, если бы не считал деньги. И как твой работодатель, я вычту стоимость за новый респиратор из суммы ежемесячной выплаты по долгу твоих родителей. Лера замирает. – Но ты говорил, что починка и профилактика костюма полностью на тебе! – Когда это задания, инициированные мной, Валерия. А произошедшее – исключительно твоя идея и воплощение, – Разумовский улыбается так приторно, что впору заработать диабет. – Ты хотела самостоятельности? Прекрасно. Но она включает в себя ответственность за собственные неудачи. Серёжа выглядит довольным эффектом: Макарова немного сжимается, опуская плечи, и смотрит на носы своих кроссовок. – Я поняла. Она действительно понимает. Веревочки у её кукловода длинные, тянутся в разные стороны, создают видимость свободы. Но стоит ему хоть немного дернуть рукой, – и вот, танец снова под его дудку. А у Леры упрямство и детское желание отстоять своё. Вовремя, конечно. Но она упорно просит выдать ей костюм и сглатывает горький привкус во рту, когда слышит: – Конечно, ма шери. Олег завезёт его на квартиру. Волков действительно привозит костюм в нужное место и в обозначенное время. Макарова нервно улыбается, перехватывая увесистую сумку. Олег усмехается: – Респиратор новый. Не раздолбай и его, а то Серый недолго ещё будет играть в доброго работодателя. В этих словах предупреждение чувствуется абсолютно явно, но Макарова всё же уточняет: – Ему не нравится то, что я делаю? Олег пожимает плечами. – Ему не нравится твоя неосторожность. Ты открыла лицо двум незнакомцам на первой же самостоятельной вылазке. Я в своё время за такое наказывал очень жестко и радикально. – Это была случайность, – оправдывается Лера. – Ты сам сказал, что я молодец. – Ты хорошо дралась, да, – соглашается Волков. – Но ты не придумала план. Ты не обозначила себе пути отхода. Пошла без надёжной команды. Если бы я не подключился к связи, то твое лицо увидела бы та дамочка. Лера молчит. – А знаешь, что было бы дальше в худшем из случаев? – Волков облокачивается на стену, слегка улыбаясь. Совсем не по-доброму. Жутковато даже. – А дальше те люди легко могли бы найти твою семью. Брата. Нас. И если первые два пункта – это твоя ответственность, то последний – моя. – И что ты хочешь этим сказать? – уточняет Лера, уже заранее зная ответ. – Я хочу сказать, что если хоть одна живая душа узнает о том, где мы с Серёжей находимся, я лично откручу тебе голову, Валер, – спокойно отвечает Волков. – Не мне тебе объяснять, как важны близкие люди. Поэтому я повторю первый и, надеюсь, последний раз, – Олег перестает выглядеть мирно, когда в его тёмных глазах начинает плескаться нечто подозрительно знакомое. Такое Лера видела только у одного человека до этого, – кончай страдать хернёй. Хочешь поиграть в Чумного доктора на полставки? Скатертью дорога. Но подставишь нас – и больше не сможешь играть ни в кого. Макарова кивает. Скандалить, может, и хочется, даже права покачать, – разве плохо? Но что она может сказать? Что замены ей не найти? Бред. Даже Кир, будучи не глупым, согласится быть на побегушках у кумира детства. А таких, как её брат, – Лера знает, – пруд пруди. Это она всё ещё продолжает играть в благородство. Олег же давно раскусил каждый её идеалистический порыв. – Не смотри на меня, как на врага народа, – напоследок произносит Волков, уже стоя на пороге. – У нас с Серым договорённость. Он сеет справедливость, пока это не несёт прямой угрозы. Как только такая появляется, ей начинаю заниматься я. – И что мне теперь делать с этой информацией? – Макарова язвит, но без нахрапа, это ни к чему. – Не становись прямой угрозой, Валер. До скорого. "Скорое" не наступает ни через день, ни через два, ни через неделю. Криминальная парочка будто бы забывает про неё. И это неплохо, нет, – Лера не дёргается от каждого сообщения, но чувствует неуловимое лезвие под ребрами. Особенно когда Тома в своей беспечной манере спрашивает: – Так на кого ты работаешь, м? Мы с Володей тебе все секреты выдали, а ты темнишь, подруга. Лера криво улыбается. Дыхание застревает в легких тяжёлым комом. – Да так. Вы всё равно его не знаете. Кризалис в ответ на эти слова смотрит уж слишком подозрительно, но вопросов, к счастью, не задаёт. Лере отчего-то совсем не легче. Ложь делает еще один оборот вокруг её жизни, обрастая новыми красками. Теперь Лера врёт всем вокруг себя. И с этим можно было бы смириться, но лгунья из Макаровой дерьмовая. Кир считает так же. Он заходит в её комнату поздно вечером, когда родители уже легли спать. Долго и непривычно тяжело буравит взглядом, а затем произносит фразу, горечи в которой так много, что Леру мутит: – Я думал, ты мне доверяешь. Макарова замирает. Конспект в ее руках становится чугунно-тяжелым. – В чем претензия, Кир? – Лера делает каменное лицо. Еще бы губы не дрожали, как у первоклашки, вышедшей к доске, было бы замечательно. – О чём ты? – Никакой ты не саппорт, – Кирилл качает головой. – Я звонил во "Вместе", просил соединить с Валерией Макаровой из поддержки. У них даже нет такого сотрудника. Лера молчит. – И деньги родителям падают такие, что любой саппорт удавился бы за половину подобной зарплаты. Круто, наверное, каждый месяц зарабатывать по-разному, а? За сломанные рёбра шла доплата? Три по цене двух? Макарова хочет прервать этот поток претензий. Обоснованных, конечно, Кир имеет право злиться, смотреть брошенным волчонком, скалиться, огрызаться. Да только это всё равно ничего не меняет. Лера не выдаст ему и крупицы правды, потому что знает, что последует за этим. – Я не знаю, что ты себе там напридумывал, – ледяным тоном отвечает Макарова, – но я действительно саппорт. Суммы разные, потому что есть вычет налогов, премии и штрафы, так как я часто опаздываю из-за университета. А рёбра я сломала… – Упав с лестницы, – грубо прерывает её Кир, усмехаясь. – Конечно. Верю. Лера сглатывает желание разреветься. – Вот и прекрасно. Меньше знаешь, крепче спишь, Кирюш. – Меньше знаю, потому что ты много врёшь. Кирилл выходит из её комнаты, хлопнув дверью, а Лера падает лицом в подушку и некоторое время просто сопит в нее, стараясь унять судорожные вдохи и выдохи. Ложь липкой маской облепляет лицо, и с каждым разом отдирать её всё сложнее. …Люба обиженно поджимает губы, кутаясь в свое мягкое бежевое пальто. Лера не знает, что ей сказать. У Макаровой с выражением эмоций всё сложно, особенно романтических, особенно сейчас. Особенно, когда для тебя готовы сделать, кажется, всё на свете, а ты думаешь, что и не нужно оно вовсе. – У тебя кто-то появился. Люба не спрашивает, не устраивает сцены ревности, да и какая ревность? Отношения их не то давно закончились, не то так и не начались, – Лера уже перестала задумываться. Всё сложно и в этой части жизни тоже. – Я не… – Макарова выдыхает, прерываясь на полуслове. – Не появился. Просто сейчас не время, ладно? Мне нужно разобраться кое в чём. Люба отрывисто кивает. – Конечно, Лер. Как и всегда. Подруга уходит, так и не дождавшись правды, и Лера с отчаянием пишет единственному контакту, который не будет устраивать допрос. "Можно я приеду?" Тома отвечает почти мгновенно, скидывая адрес. "Поняша не зовём. У нас свидание". В любое другое время Лера бы трижды подумала о том, к кому и куда она направляется, но сейчас она просто забегает в магазин за упаковкой пирожных и ныряет в такси. Думать не хочется. А потом как-то особо и некогда. У Томы красивая просторная квартира с современным ремонтом, много всяких вазочек-статуэток-картин (интересно, всё ли ворованное?) а ещё красивый шелковый халат тёмно-синего цвета. Лера в своей застиранной любимой толстовке чувствует себя неловко, но Тома просто вручает ей бокал вина и хлопает по месту рядом с собой на замшевом дорогом диване. – В ногах правды нет, – улыбается воровка, отбрасывая с плеча темные волосы. – Не только в них, – устало выдыхает Макарова, делая большой глоток красного полусладкого. – Ты же соврала о том, для кого выкрала то лекарство? Тома морщится. – Я не врала, но работа – это работа. Мне платят не за то, что я чешу языком. За это я бы уже лежала где-то на кладбище, – воровка слегка меняется в лице, теряя свою беззаботность. – А за что платят тебе, а, Лекарка? – За то, что я огребаю во имя справедливости в Санкт-Петербурге, – легко отвечает Лера. – Вмешиваюсь там, где закон бессилен. – М, – Тома покачивает бокал в тонких пальцах. Вино оставляет маслянистые разводы на стеклянных стенках. – Вчера на Лиговском было ограбление. – Не слышала, – Лера опускает взгляд на свои колени. – Кто-то пострадал? – Да, трое, – кивает Тома. – Судя по твоей осведомлённости, вместо зарплаты в этом месяце ты получишь ветку. Лера обречённо кивает. Ветка – это в лучшем случае. В худшем случае, она получит по загривку. – Слушай, я не образец морали и нравственности, но раз уж так сложилось, – Тома допивает вино, ставит бокал на столик и двигается к Лере чуть ближе, – то я тебе кое-что скажу, ладно? – У меня есть выбор? – Не-а, – беззаботно качает головой воровка. А потом становится серьёзной и даже немного суровой: – Я понимаю, что мы с Володей для тебя "команда мечты" – не давим, не допрашиваем, появились неизвестно откуда и в любой момент уйдём неизвестно куда, но твои незакрытые гештальты такие огромные, что иногда страшно становится. – Думаешь, что я представляю опасность? – Макарова слегка выгибает бровь. – Не для меня, но для "Зазеркалья", – кивает Тома. – Это мой дом и мои люди. Я выросла там, и не позволю твоей симпатичной мордашке уничтожить годы маскировки. Лера почти что воет в голос. И эта туда же. Почему она всем кажется такой ненадёжной и способной всё запороть? – Ты хороший человек, Лер, – смягчается Тома. – Ты добрая, красивая. – Лерины щёки краснеют. – Ты нормальный Чумной доктор. Если, конечно, не играешь в "Сад бомжей" по выходным, как твой предшественник. Но ты хватаешься за всё подряд, словно пытаясь что-то решить для себя, занять какую-то нишу. – Разве это плохо? – тихо спрашивает Макарова. – Пытаться найти себя. – Нет, но не тогда, когда от тебя и твоих решений зависят жизни людей, а каждая твоя ошибка – это чья-то потенциальная смерть, – Тома мягко поглаживает Леру по колену в утешительном жесте. – У тебя же есть семья, правильно? Лера молчит. – Не говори, я и так поняла, – воровка грустно улыбается. – Я сама была старшей сестрой и любимой дочерью и могу заметить вайбы. Так вот, поверь мне: ты ни за что не простишь себе, если с ними что-то случится, пока ты играешь в игрушки, инструкцию от которых даже не читала. Макарова совсем не знает, права ли Тома, или это необходимо обдумать, но спустя несколько минут они уже самозабвенно целуются. И становится как-то не до этого. Потому что у Томы мягкие губы с привкусом вина, шелковистые волосы и поразительная способность делать всё не таким уж паршивым, как кажется. Она отвлекает, не дает думать, не позволяет засомневаться в правильности происходящего. Лера поддаётся, закрывает глаза и стягивает свою дурацкую толстовку, кидая куда-то в сторону. Ладони Томы скользят по её груди, стекая вниз и дергая за пуговицу на брюках. Лера думает: "К чёрту". И прижимается губами к бледной шее.

***

– Значит, хочешь работать, – Серёжа барабанит пальцами по подлокотнику кресла, в котором сидит, закинув ногу на ногу. – Отпуск окончен? – У нас договор, – Лера кивает. – Я всё ещё Чумной доктор, так ведь? – Конечно, ма шери. Всё, как и обсуждали. Я тут набросал пару заданий, – Разумовский тянется за ноутбуком. – Сейчас покажу. – Там нет ничего об ограблении на Лиговском неделю назад? – уточняет Макарова. – Пострадало три человека. Грабителей так и не нашли. Серёжа поднимает на неё хитрый взгляд голубых глаз. – Я рад, что мы говорим на одном языке. Запоминай. Разумовский пускается в объяснения о грабителях и заказчиках, Лера внимательно слушает, но перед тем как начать переодеваться в костюм, достает телефон и, недолго думая, пишет в мессенджере: "Кир, надо поговорить". Правда или действие, госпожа Чумной доктор?..