с тобой я чувствую себя умиротворенно.

      попасть в пробку для кирилла было равносильно смерти от скуки. он привык рассекать воздух, он привык к тому ощущению, как путается ветер в его волосах. киру слишком нравится, как стучит сердце, когда он бывает слишком резок на поворотах, но сейчас…. сейчас словно секунды идут медленнее и гречкин злится, его начинает мелко трясти. парень прикусывает костяшку и отворачивается к окну, он не хочет пугать диму. дубин - маленький комочек, требующий ласки и тепла постоянно. дима иногда напоминал большого кота, которые постоянно ластился под руку, чтобы погладили по мордочке, а потом за ушком. кирилл не мог не влюбиться. быть любимым - самый умиротворяющий опыт, который он когда-либо испытывал. мерзкий червь внутри заткнулся,все цвета засияли, и кир больше не боялся остаться один или не был грустным. дима пах домом,уютом, судьбой, и этот запах въедался под кожу гречкина заставляя плыть по его венам невыносимое счастье. с этим человеком он всегда знал, где его место, знал, что обязательно можно вернуться к диме, несмотря на мелкие ссоры и недопонимания. вечерами они тихо обсуждали какие-то глупости, или просто молчали. этого хватало. сам того не понимая, дубин построил свой дом в непробиваемом сердце кирилла. никому не удалось залезть под панцирь гречкина, ни одной женщине не удалось надломить мерзкого ублюдка, а дима смог. потихоньку, шаг за шагом, стажёр залез в самое нутро. и кирилл больше не хотел его отпускать. в диме было откуда-то это неисчерпаемое спокойствие, умение сохранить тишину, достоинство, эту свежесть в лице, мягкую уверенность в каждом мерном движении. и в это кирилл тоже влюбился. так все глупо началось... участок, пьяный кир и по-детски невинный димочка-дежурный той ночью. гречкин был слишком настырный и выпросил номер целомудренного полицейского, ставшего смыслом жизни позже. иной раз, кирилл глядел на него и не понимал: как ему, глупому, в каком то роде жестокому досталось такое счастье? он не похож на счастливчика, обласканного судьбой, не похож на удачливого, но откуда ему на голову свалилось такая безграничная любовь? в счастливую, не тревожную минуту в этом взгляде димы, проницавшем сердце, было столько ясного, светлого, как день, столько праведно-спокойного; эти его глаза сияли такою любовью, смотрели так сладко, в них отражалось всегда такое глубокое чувство симпатии ко всему, что было вокруг, к самому кириллу, что вечно просил больше любви, больше внимания и иногда чрезмерного – что вся кирова душа покорялась ему, невольно стремилась к этому человеку. и, казалось, от него же принимала и эту ясность, и это спокойствие духа, и примирение, и любовь. они просто были вместе. этого было достаточно. кирилл сам не понял, как полюбил. это было так странно, в один день он проснулся и понял: хочется поделиться с димой странным своим сном, хочет показать ему все свои шрамы, хочет оголить свое израненное нутро, чтобы дима коротко кивнул головой, понял, не осудил, а потом расцеловал каждый ныне бывший порез. так все и произошло. дима тоже его любил. -кирилл, все нормально? давай я успокоительное достану? оно у меня с собой в сумке, – дима кладёт руку гречкину на колено, сжимает, как бы показывая, что он рядом. он никуда не денется в любом случае, ты можешь рассказать мне. я все пойму. -не переживай ты так, ну не попадем мы к игорю и юле на ужин, ну и черт с ним. что в последний раз что-ли? – дима переживает за своего мальчика, который уже был взвинчен, и будто бы был на грани, – посмотри на меня. сейчас же. – и кирилл смотрит. прямо сейчас отнимает свой взгляд от изучения соседней в ряду машины и погружается в ласковое тепло родных глаз. становится спокойно. дима хлопает по коленке кирилла и улыбается лучезарно. солнце. -ты меня слышишь? не волнуйся, правда. я помню, что гром тебя недолюбливает, но мы объясним ему ситуацию. ты не можешь поехать по крышам машин, ты сейчас ничего не можешь, ты меня понимаешь? – на рассудительность димы кирилл кивает головой. пусть хоть это и не совсем та причина по которой он нервничал, но стало значительно лучше. казалось, что дима через это прикосновение на коленке делится с ним любовью. получилось отменно. -понимаю, мой хороший. я тебя понимаю. просто этот твой гром же меня совсем не переносит… – кир нагло врет и не краснеет. зато его мужчина полностью поверит в то, что смог его успокоить. пусть. -все, хватит сегодня о громе. давай лучше поговорим, давай? и ты отвлечешься и мне интересно. – глаза у димочки бликуют восторгом. у кирилла сердце к горлу подпрыгивает. он не может ему отказать. -о чем же? ты же все обо мне знаешь, а я о тебе. – кирилл улыбается, поворачиваясь к дубину. и тут сердце ухает в пятки: дима сложил лапки на коленках, как нетерпеливый ребенок, ждущий заветную игрушку. это слишком для его сердца. -давай… давай… о, а давай поговорим о школе. вот какое у тебя самое яркое воспоминание? у меня такое…. – дима руки разводит руками показывая масштаб, и кир умиляется. его мужчина самый лучший. бесспорно. - короче, я тогда был в 7 классе. и мне нравилась одна девочка, а у нас тогда был конкурс песенный. ну, и я решил вот так вот креативно признаться. сам написал стихи, а музыку помогла подобрать учительница, она меня тогда поддержала. не знаю, что у неё то в голове было, видимо думала, помогает, сводит двух людей, которые до конца жизни будут вместе. короче, это был такой хохот. я забыл слова в припеве, запаниковал и убежал за сцену. потом слышу все хлопают. я думаю, что они совсем дураки проебу хлопать? а потом оказалось, что я так круто спел, что вся школа была в шоке. но! но! это ещё не конец истории, кирюш. эта девочка после концерта ко мне подошла, а я как мужчина вызвался проводить её до дома. какой, блин, мужчина в 7 классе? ну, короче идём мы к её подъезду, разговариваем о чем-то. точнее, она говорит, а я тихо пищу, и тут из угла выбегает огромная собака. рычит на нас, уже накинуться хочет. я в шоке, девочка в шоке. и тут у меня будто второе дыхание открылось: я девочку толкнул, она домой побежала, я взял какой-то камень и кинул в этого собакена наугад. не попал, но спугнул его, и он убежал. там ещё у него такая харя здоровенная, ты бы видел, кирюш. потом прихожу домой и понимаю: хочу идти в полицию работать. кстати, на утро меня та девочка поцеловала в щечку! – дима рассказывает слишком эмоционально, машет руками, жестикулирует, показывает насколько большая была морда псины, как сильно он пугался. и кирилл ловит глазами каждую эмоцию, каждую изменившуюся мышцу. он впитывает как губка эмоции, которые отдаёт дима. их слишком много, они кружат голову, подхватывают в вихрь и мягко касаются головы, выкидывая оттуда нахуй все плохие мысли. кирилл улыбается, берет руки своего мужчины в свои и целует. молча, продолжает влюбленно, как будто в первый раз, глядеть на дубина. такого чудесного дубина. самого лучшего в мире. самый лучший. -а у тебя что, кирюш? ну-ка, давай, делись. – и тут весь свет меркнет. ничего хорошего в школьные годы у кира не было. тупая математика, которую он перестал понимать в 5 классе, первый приём наркотиков, первый секс, первые порезы на руках. кирилл бы нахуй забыл тот период своей жизни, но дима просит. дима все поймёт, конечно, но меньше от себя самого противно не станет. он был ублюдком, он это понимает. диме не нужно этого знать, но раз он просит… кирилл расскажет. -не помню сколько мне было, может лет 16. пиздюком я был короче. мы тогда с пацанами упорно проебывали школу и бухали, как черти: то у меня, то у них где-то. и была у нас в классе девочка, которая была тише воды - ниже травы. ну, мы на нее поспорили. мол, кто первый её трахнет получит пятьдесят кусков. у меня получилось. она была хорошей девочкой, правда. спокойной, умненькой, да и в целом интересной. с ней было весело, она как человек была приятна в общении… а как улыбалась… блять, дим, ты бы видел. но я долбоеб, который головой думать не умел. спор то выиграть смог, а её потерял. в буквальном смысле. она с крыши скинулась, дим, когда узнала, что я на неё спорил. насмерть. – и если дима говорил сумбурно, громко, его было много, то кирилл старается звучать тише, чем обычно. он прячет взгляд, теребит рукава своей кофты.голос хрипит, ещё чуть чуть и кира разорвут это вспоминания вклочья, но он упрямо держится, кусая губу. глотает ком и быстро моргает. нельзя плакать. нет, блять, нельзя. нет. нет. нет. дима смотрит сосредоточенно, он ничего не говорит, не осуждает, просто слушает, внимает каждому слову. брови нахмурены, лицо упрямое. дубин жалеет, что начал этот разговор, но остановиться сейчас на пути = не дать гречкину высказать то, чего некому было рассказать. кириллу нужно отпустить эту историю. ему нужно залечить эту старую рану. дима кивает. продолжай. я тебя слушаю. -с этого начался пиздец, наркотики, вся эта поебота со шрамами. мне было легче, когда вот берёшь ебаную заточку и по руке. я себя виноватым меньше чувствовал, мне становилось легче. словно, если я сделаю себе больно, то ей там наверху станет легче. а потом она мне снилась, дим. долго говорила, что я не виноват, и ей там очень хорошо. она сказала, что ей и тут было хорошо.. хорошо со мной. что я… что я… – и тут кирилл не выдержал. надломился. и заплакал громко. навзрыд. его это разбило. старая рана, которая едва покрылась корочкой больно запульсировала. кириллу было нечем дышать. слезы жгли глаза, они неправильные. кирилл не имеет на них право. он не имеет право на то, чтобы жалеть себя. имеешь. дима притягивает его к себе. пусть неудобно, пусть мешает расстояние между креслами, но он не может смотреть, как любимый человек задыхается от накатившей истерики. плевать на свои моральные принципы. похуй. дима гладит кирилла по плечам, по спине. хочется забрать всю его боль, забрать себе. пусть она хранится у него под сердцем, лишь бы ему стало хоть чуть чуть легче. лишь бы кирилл вздохнул спокойно, чтобы дерьма в голове стало хоть на грамм меньше. горькие позорные слезы быстро льются диме на рубашку, но тот не осуждает. он молчит, он рядом, когда буря внутри сжирает кирилла, убивает того мальчика, который всегда чувствовал себя последней тварью. дима рядом. этого хватает. -ты же помнишь, что я буду на твоей стороне? всегда, кирилл. всегда.я люблю тебя. … -и я тебя. до луны и обратно.

***

сзади сигналит машина. начинается движение. пусть целый мир подождёт.