riptides

      — Нам нужно поговорить.       Дин вздрагивает, роняя ключи на пол вместо того, чтобы повесить их на крючок у двери.       — Эм, привет. Хорошо. Прямо сейчас?       — Пока я не передумал.       Дин садится на диван рядом с Касом, впиваясь пальцами в свои бёдра. Он смотрит на Каса, а затем снова отводит взгляд, делает осторожный вдох.       — Хорошо, говори.       Кас хмурится и говорит:       — Дин.       Дин смотрит на него, сжав губы в тонкую линию.       — Просто скажи это. Пожалуйста, на заставляй меня…       — Ты не поцелуешь меня?       Дин кладёт руку на подбородок Каса, целует его мягко и сладко, целует его нежно, тихо всхлипывает, отстраняясь быстрее, чем хочет Кас, и не смотрит на него.       — Ты в порядке? — спрашивает Кас.       Дин глухо смеётся и проводит рукой по лицу.       — Конечно, Кас. Просто отлично.       — Может, сейчас не самое подходящее время.       — Боже, — говорит Дин, вставая. — Понятно. Я останусь у Чарли.       Кас вскакивает за Дином, когда тот поворачивается к коридору, хватая его за запястье.       — Блядь, прости. Я всегда всё порчу. Я хочу поговорить о себе. Сядь, пожалуйста? — говорит Кас, стараясь не звучать так умоляюще.       Дин бросает на него настороженный взгляд и садится обратно.       — Ты не можешь сказать «нам надо поговорить» и не иметь в виду, что мы расстаёмся.       — Прости. Это последнее, чего я хочу.       Дин опускает голову, обхватывая её руками, и делает глубокий вдох.       — Хорошо, я слушаю.       — Я не очень хорошо умею говорить о… — Кас взмахивает рукой, в надежде выразить всё, что происходит в его голове и за её пределами. — …своём сумасшествии.       — Я заметил.       — Ты не понимаешь. Я лгал об этом всю свою жизнь. Если бы люди узнали… они бы отправили меня в психушку.       — Они же не могут сделать этого, если только ты не представляешь опасности для себя или других? Это же не про тебя?       — Ты когда-нибудь замечал, чтобы я представлял опасность для других?       — Может быть, когда ты думал, что я занимаюсь сексом с Бенни, — говорит Дин, и Кас хмуро смотрит на него. — Нет, детка. Ты вегетарианец. Я тебя не боюсь.       — Мы поговорим о том, что это был неправильный ответ позже, — говорит Кас, и Дин улыбается, как будто он всегда рад провести больше времени с Касом, даже если Кас будет ругать его в процессе. — Я никогда не проявлял насилия по отношению к кому-либо. Но ты же знаешь, что это не то, что думают люди, когда слышат… о чём-то подобном.       — Кас, я не…       — Нет. Мне нужно, чтобы ты понял. Всю свою жизнь, Дин. Я едва могу вспомнить, как всё было до того, как со мной стали происходить вещи, которые не происходили с другими людьми, — говорит Кас. — И нет волшебной таблетки, чтобы исправить это. Я знаю, что сейчас всё лучше, но я могу… возможно, это просто то, кто я есть, и так будет всегда.       — Хорошо, — говорит Дин, и Кас не может сказать, что отражается в его глазах.       — Тебе не обязательно оставаться. Я знаю, что это не то, чего ты хочешь от своей жизни.       — Могу я просто… могу я просто прояснить это раз и навсегда? Потому что я знаю, что ты беспокоишься об этом, и я не знаю, как заставить тебя поверить в то, что мне наплевать, видишь ты эти штуки или что-то ещё. Потому что встреча с тобой — это лучшее, что случалось в моей жизни, понимаешь? Это не изменится.       Кас не может дышать, фокусирует свой взгляд где-то на впадинке на горле Дина.       — Я не хочу, чтобы ты боялся, и я не хочу, чтобы ты был один. Я надеюсь, что тебе не всегда будет так больно. Но даже если и так… это не поможет тебе избавиться от меня. И мне нужно, чтобы ты знал, что ты можешь говорить со мной об этом. Ты можешь говорить со мной о чём угодно.       — Я должен был быть тем, кто говорит, а ты только что выдал мне романтический монолог.       — Ты заставил меня подумать, что мы расстаёмся, так что, думаю, я заслужил свой монолог.       — Я начал видеть их в старших классах. Я никогда никому не рассказывал о галлюцинациях и не думаю, что кто-то догадывался, но все они знали, что я больше не тот человек, которым был. Я знал, что я уже давно не он.       — А потом было лечение.       — Я перестал их видеть, но также я вообще перестал быть человеком. У меня больше не было историй, которые я мог бы рассказать.       — Иди сюда, — говорит Дин, и Кас охотно подаётся навстречу его объятиям. Дин утыкается лицом в его волосы. — Продолжай говорить.       — Ты не знаешь, каково это — жить запертым внутри своего разума, который делает всё возможное, чтобы убить тебя. Я никогда не думал о насилии по отношению к другим, но иногда мысли о насилии по отношению к себе… непреодолимы.       Дин обнимает его крепче, но ничего не говорит.       — Это как инстинкт смерти на полную. И когда эти штуки здесь, они говорят со мной об этом. Целыми днями просто кружат вокруг меня, говоря обо всех способах, которыми я мог бы…       Дин резко выдыхает.       — Я не собираюсь ничего с собой делать. Это не то, что я пытаюсь сказать.       — Что ты пытаешься сказать?       — Я не знаю другого способа, как существовать.       — Хорошо, что я запал на тебя такого, какой ты есть, да?       — Это не шутка, Дин.       — Знаю. Я не шучу. Все мы так или иначе похерены. Я имею в виду… ты же знаешь, что отец сделал со мной. И думаю, ты всё равно запал на меня.       Голос Дина звучит неестественно спокойно, и Кас удерживает себя от того, чтобы откинуться назад и посмотреть на выражение его лица.       — Мне жаль, — говорит Кас. — Я бы хотел, чтобы он не делал этого.       Дин целует Каса в висок.       — Я бы хотел, чтобы тебе никогда не приходилось жить в фильме ужасов, но… кто многого желает и всё такое.       — Я не думал, что доживу до колледжа, а потом, когда дожил, сделал всё возможное, чтобы покончить с собой. Наркотики помогали. Думаю, что засыпать легче, когда есть вероятность, что ты можешь не проснуться.       — Ты перестал принимать лекарства, когда уехал из дома?       — Вскоре после этого, — говорит Кас. — Люди, которых я называл друзьями, не признавали лекарства, только если они не принимались в развлекательных целях.       — Да, в этом есть смысл.       — Я был… я сделал много того, чем не горжусь. Я мог бы написать об этом мемуары.       — Что-нибудь, что может довести до тюрьмы, помимо наркотиков?       Кас фыркает.       — Возможно, — он целует подбородок Дина, пытаясь вспомнить те слова, которые репетировал сегодня. — Я никогда по-настоящему ни о ком не заботился до тебя. Мне было наплевать на всё, когда я принимал лекарства, а потом я был слишком напуган и слишком безумен. И я не думаю, что кто-то заботился обо мне до тебя. Прости, что я так ужасен в этом. У меня совсем не было практики.       — Всё в порядке, я вроде как тоже отстой в отношениях. Но мы ведь разбираемся в этом вместе, да?       — Вот только ты думаешь, что я хочу расстаться, так что, должно быть, я не очень хорошо справляюсь с тем, чтобы любить тебя, — Кас не понимал, насколько больно будет произносить это, пока слова не сорвались с его губ, и он прижимается лицом к шее Дина, задерживая дыхания, чтобы Дин не мог услышать, как оно сбилось.       — Кас, — тихо говорит Дин, прижимая его к себе. — Дело совсем не в этом. Я просто… немного запаниковал. Ты слишком хорош для меня. Я справляюсь с тем, чтобы любить тебя?       — Да, ты идеален. Я правда не могу сожалеть ни о чём, что привело меня сюда.       Дин откидывается назад, чтобы взглянуть на Каса, внимательно рассматривая его.       — Ты до чёртиков напугал меня, придурок.       — Я заглажу свою вину, — улыбается Кас. — Всё, что захочешь.       — Вау. Отлично. Нам нужно снять новое место вместе. С двором, — говорит Дин. — Знаешь, чтобы всё было официально, наши имена на договоре и всё такое.       Кас закатывает глаза.       — Сейчас у нас всё недостаточно официально?       — У нас нет ни совместной аренды, ни питомца, так что пока всё довольно непринуждённо.       Кас смеётся, и Дин выглядит довольным этим.       — Газон будешь стричь ты.       — Хорошо, детка, газон на мне, — отвечает Дин. — Ты правда этого хочешь? Тебе нравится эта квартира.       — Нравится, но она не наша.       Дин улыбается, ярко и болезненно красиво, как и всегда.       — Больше никогда не смей говорить «нам нужно поговорить».       — Принято.       — Хочешь трахнуться? У тебя, кажется, были какие-то идеи по этому поводу.       — Ты сказал, что трахнешь меня так хорошо, что я увижу звёзды, если память меня не подводит.       И Дин выполняет обещание, настолько старательно, что Кас зарывается лицом в подушку, чтобы заглушить свои стоны, а потом они спорят о том, в какой части города им следует искать дом и может ли Дин завести собаку, раз у них будет двор.