riptides

      Дин всё ещё дрожит в объятиях Каса, когда звонит телефон. Кас игнорирует звонки гораздо чаще, чем отвечает на них, особенно когда они в постели, но в этот раз он говорит:       — Вот чёрт, — и берёт трубку.       Кас уже скатывается с кровати и тянется за джинсами.       — Да, я уже еду. Дай мне, эм, двадцать минут, — повесив трубку, он целует Дина в лоб, затем следует вихрь рубашек, выброшенных из ящиков, дезодорант, ещё один поцелуй в лоб. — Прости, милый. Я должен идти. Вернусь, как только смогу.       Дин некоторое время лежит в постели в тишине, потом принимает душ, и его руки всё ещё дрожат. Его тело горит и болит почти во всех местах, куда Кас мог его ударить, даже член немного пульсирует от шлепков Каса. Полчаса назад он чувствовал себя так сильно благословленным любовью Каса, тем, что Кас делает с ним, но теперь он не может посмотреть на себя в зеркало.       Вместо этого он смотрит на кровать, пока одевается, место, где ему так тепло, где он счастлив и ничего не боится, место, которое внезапно кажется шуткой. Кас сказал, что он красивый, когда плачет, а потом Кас ушёл, и Дин больше не чувствует прикосновения его рук.       Винный магазин рядом с домом. Дин начинает пить на парковке торгового центра, а затем продолжает на парковке перед их домом. В их квартире нет ни уголка, который не заставил бы его думать о Касе, поэтому он ждёт в машине, пока всё не начнёт расплываться настолько, чтобы ему вообще не пришлось думать.       Он стягивает ботинки и садится на пол в их комнате вместе с остатками виски. Его телефон лежит на тумбочке, и он проводит пальцем по экрану, затем прищуривается, чтобы прочитать слова.       Кас: Я знал, что буду ненавидеть это, но просто хочу подтвердить, что и правда ненавижу.       Кас: Боже, забери меня отсюда.       Кас: Развлекаю себя мыслями о том, как трахну тебя позже. Нежно, в миссионерской позе, с кучей поцелуев.       Кас: Чёрт, наверное, ты спишь. Люблю тебя. Можем сделать это в другой раз.       Дин чувствует, что его глаза щиплет. Несколько недель назад Кас стащил его телефон и поставил их фото на свой номер, и теперь сердце Дина замирает каждый раз, когда Кас звонит. Он пялится на фото в верхнем углу экрана.       Кас: Если ты вдруг проснёшься и не найдешь меня, то знай, что меня заставили выпить.       Недавно в каком-то блоге опубликовали их фотографии с озера, где они были с друзьями, и Кас злился несколько дней. Тогда это не казалось чем-то большим, чем обычная раздражённость Каса, но сейчас Дин начинает задаваться вопросом… На фото Дин и Кас стоят плечо к плечу на причале, смотря вниз на черепах в озере. Их лица чётко видны, и это первый раз, о котором знает Дин, когда кто-то назвал его по имени.       Писатель Си Джей Милтон и его партнёр Дин Винчестер.       И Кас сидел на балконе и курил сигареты больше часа после того, как Чарли отправила им ссылку.       Слишком поздно идти на попятную — люди знают имя Дина, как он выглядит. Это останется навсегда, независимо от того, сколько усилий приложит Кас, чтобы вычеркнуть Дина из своей жизни. Си Джей Милтон и Дин, слегка накуренные и смеющиеся над тем, что в детстве Кас боялся черепах, их мизинчики переплетены.       Дин Винчестер, автомеханик из Ебеней, штат Канзас, который едва умеет читать.       Дин Винчестер, которому обманом удалось заставить Си Джея Милтона улыбаться ему, касаться его.       Каса, которого заставили выпить с другими деятелями литературы. С другими писателями. Дин видел портретные снимки на сайте мероприятия — Кас неохотно одобрил свой, — и Кас был там не единственным красавчиком.       Дин пьёт. Дин плачет, как чёртов нюня, потому что однажды он назвал Каса любовью всей своей жизни и думал о том, в какой цвет они могли бы покрасить спальню.       Кас: Уже еду. Не могу дождаться, когда окажусь дома.       В голове Дина мелькает мысль спрятать пустую бутылку в мусорный бак соседей, но едва он встаёт на колени, как гравитация предаёт его и толкает обратно на задницу. Он открывает нижнюю дверцу тумбочки — с трудом дотягиваясь — и бросает пустую бутылку туда, думая, что сможет выбросить её до того, как Кас увидит. Он с достоинством извинится перед Касом. Он скажет: «Я понимаю, я тоже себя стыжусь».       Дин не запер дверь, когда вернулся из магазина, но Кас этого не знает, поэтому ключ поворачивается в замке, прежде чем он входит. Он ведёт себя так тихо и аккуратно, как будто есть хоть один шанс, что Дин может отказаться от дополнительных моментов бодрствования с ним.       Шторы раздвинуты, свет с улицы достаточно яркий, так что Кас видит Дина, как только входит в комнату.       — Дин? — растерянно говорит Кас. — Ты в порядке?       Дин заставляет себя сесть прямо, вместо того чтобы продолжить прислоняться к краю кровати.       — Я понимаю, — говорит он невнятно и глухо. — Я тоже себя стыжусь.       — Что? — спрашивает Кас, теперь встревоженный и сбитый с толку, опускаясь на колени рядом с Дином. — Боже, ты пахнешь так, словно искупался в виски.       Дин фыркает.       — Видишь? Просто позорище.       Кас кладёт ладонь на щёку Дина, и Дин подаётся навстречу этому прикосновению. Дин говорит, или думает, что говорит, его горло сжимается от слёз:       — Ты любовь… всей моей жизни.       — Ты, конечно же, уже знаешь, что я чувствую то же самое, — Кас садится рядом с Дином, крепко обнимая его. — Поговори со мной. Что случилось?       — Фото, — говорит Дин. — Ты так разозлился.       — Какое фото?       Дин пытается дышать, не шмыгая носом.       — С озера.       — По правде говоря, — начинает Кас, и Дин вздрагивает, в его будущем, где раньше жил Кас, разрастается пустая дыра. — Дин, ты… такого давно не случалось, я начинаю волноваться, что это алкогольное отравление.       — Скажи, что собирался сказать, — говорит Дин.       — Я собирался сказать, что это одно из моих самых любимых фото нас, несмотря на то, как оно было сделано. Да, я был в ярости из-за того, что кто-то решил, что может так с тобой поступить. Я думал, что ты попросишь меня всё отрицать, и я бы сделал это.       Дину тоже понравилась эта фотография, потому что, смотря на неё, он вспоминал всё, что чувствовал в тот день: тепло солнца, тяжесть в конечностях от хорошей травки, покой от счастливых улыбок Каса. Он распечатал это фото на работе и спрятал между страниц своего экземпляра «Фамильяра», того, что хранится под водительским сиденьем Импалы.       Кас целует его в лоб, гладит по волосам.       — Это началось после того, как я ушёл? Думаешь, это сабдроп? Ты погрузился довольно глубоко.       Дин снова дрожит, или это не прекращалось, потому что раньше он уходил на дно всё глубже и глубже с рыбой-фонарём, кажется, целую вечность, и Кас медленно приводил его в чувства нежными руками, бормоча стихи или просто какую-то чушь в его волосы, а потом Кас понял, насколько слабый и нуждающийся Дин, даже когда не стоит на коленях, и ушёл, чтобы Дин сам разобрался с этим.       — Мне нужно, чтобы ты что-нибудь сказал, — говорит Кас. — Я очень волнуюсь и не знаю, что делать.       — Прости, — всхлипывает Дин. — Прости меня. Я в порядке.       — Я включу лампу, чтобы мы могли лечь в кровать.       Даже учитывая то, что глаза Дина закрыты, свет врывается в его череп, и мир пошатывается. Он не открывает глаза, даже когда позволяет Касу поднять себя на ноги, а затем подтолкнуть к кровати. Кас раздевается и каким-то образом умудряется стащить джинсы и с Дина без какой-либо помощи с его стороны, и Дин не двигается, когда Кас притягивает его к себе, прижимая к своей груди, обхватив руками и ногами.       Кас тихо говорит:       — Тебе нужно выпить немного воды, но сначала я собираюсь обнять тебя на минутку.       Дин зажмуривает глаза — это легко, его ресницы и так слиплись от подсохших слёз, — но поворачивает лицо к Касу, пока его нос не касается щеки мужчины. Кас гладит его по волосам и говорит:       — Ты думаешь, что я стыжусь тебя?       Дин не может говорить, только совсем слегка кивает, ударяя Каса лбом.       Кас резко выдыхает, его пальцы сжимаются в волосах Дина.       — Боже, Дин.       — Прости, — шепчет Дин.       — Я люблю тебя, — говорит Кас. — Я горжусь и всегда буду гордиться тем, что знаю тебя. И я горжусь тем, что сделал что-то, что заставило тебя выбрать меня.       Дину удаётся пошевелить рукой, положить ладонь на тёплое бедро Каса, скользнуть ей по его боку и вверх по спине. Прикосновение к нему так знакомо, каждый дюйм его тела узнаётся кончиками пальцев Дина. Дин никогда никого не знал так, как знает Каса.       — Прости, — говорит Дин, понимая, что повторяется, но его разум затуманен, и голова кружится, и он не может выдать ничего, кроме этого.       — Шшш, — Кас целует Дина в мокрую от слёз щёку. — Позволь мне любить тебя.       Дин прижимается к Касу и притворяется, что не чувствует, как горячая слеза стекает по переносице.       — Прямо сейчас это означает воду и немного еды, чтобы впитать алкоголь, — Кас снова целует Дина в щёку, а потом в губы. — Отпусти меня, чтобы я принёс тебе воды. Я сразу вернусь. Обещаю.       Дин резко кивает и не открывает глаза — не хочет видеть выражение лица Каса, — когда Кас встаёт с кровати. Каким-то образом Дину удаётся услышать тихие шаги Каса, вернувшегося в спальню, сквозь гул в своих ушах.       — Присядь, дорогой, — говорит Кас и садится рядом с Дином, поднося стакан к его губам.       Дин приоткрывает глаза, но не отводит взгляда от стакана, пока пьёт. Он выпивает примерно половину, прежде чем вернуть стакан Касу.       — Как думаешь, ты сможешь поесть?       Дин опускает голову на плечо Каса, даже не задумываясь, вдыхая мягкий аромат его кожи.       — Эй, — говорит Кас, целуя Дина в макушку. — Нужно поесть, дорогой. Блинчики?       — С беконом.       — И с яйцами и апельсиновым соком. Мне всё равно, что он тебе не нравится.       Дин бормочет что-то, соглашаясь, сосредотачивается на дыхании, на тепле обнажённой кожи Каса, пока Кас заказывает еду. Дин садится, когда Кас говорит ему, пьёт ещё немного воды и позволяет раздеть себя. Кас продолжает кружиться вокруг него, и у Дина от этого сводит живот. Он закрывает глаза и стискивает зубы, пока это не проходит.       Вернувшись в кровать, Кас дёргает за шнур лампы и садится рядом с Дином, побуждая того положить голову на своё бедро. Кас проводит рукой по волосам Дина и говорит:       — Я прочитаю тебе историю. Ты её знаешь.       — Угу, — отвечает Дин, делая настоящий полный вдох впервые за последние несколько часов.       — Мир со вторника погрузился в уныние, — говорит Кас мягко и успокаивающе, — небо и море смешались в какую-то пепельно-серую массу; пляж, сверкавший в марте искрами песчинок…       Любимая часть Дина о катаклизме в состоянии покоя, и ему удаётся оставаться в сознании, по крайней мере, пока Кас не доходит до этого момента, а потом он дремлет, пока Кас не будит его, чтобы поесть блинчики — банановые, а не шоколадные, что-то об электролитах, — а потом спит, обняв Каса, до самого рассвета, когда он просыпается и, пошатываясь, идёт в ванную, чтобы проблеваться.       Кас подкрадывается к нему после первых нескольких приступов рвоты, чтобы протереть лицо Дина прохладной тряпкой и предложить ему воды, а потом сесть рядом с ним, положив руку ему на лодыжку, ничего не говоря. Дин тоже не знает, что сказать, поэтому просто прислоняется к ванне с закрытыми глазами, надеясь умереть между сухими рвотными позывами.       Когда ему удаётся немного прийти в себя, Дин медленно поднимается на ноги. Кас тоже встаёт, протягивает Дину колпачок с жидкостью для полоскания рта и следует за ним обратно в постель, поддерживая за поясницу.       Когда они снова ложатся, Кас тоже ничего не говорит, просто притягивает Дина ближе, прижимаясь грудью к его спине, и обнимает до того момента, пока Дин снова не сбегает в ванную.              Дин просыпается в одиночестве, дезориентированный темнотой в комнате, — неужели он правда проспал весь день? — а потом понимает, что Кас занавесил окно одеялом, чтобы закрыть свет. Рядом с кроватью стакан воды, бутылочка с обезболивающим. Дин осторожно садится, радуясь, что его не тошнит от этого, хотя голова и раскалывается. Он проглатывает несколько таблеток, а затем плетётся в ванную, прикрыв глаза.       Он не включает свет, поэтому не замечает лист бумаги, приклеенный скотчем к зеркалу, пока не начинает мыть руки. Он был прав, думая, что неумолимый свет ламп будет мукой, но весь дискомфорт меркнет, когда он осознаёт то, что видит.       Это распечатанный скриншот с компьютера Каса, на нём начат новый твит на его аккаунте.       Мой любимый человек с одной из моих любимых книг. «Сказки, эти длиннющие колышущиеся ленты обрётших форму времени и пространства, порхая, носились по вселенной с самого начала времён».       На фотографии Дин, помешивающий что-то на плите одной рукой, в другой держа потрёпанный экземпляр «Ведьм за границей». Когда Дин был ребёнком, порой он мог выделить на чтение всего пару минут, пока варятся макароны, и даже сейчас кажется странным не прочитать что-то, когда есть такая возможность.       Весь тот день был отличным, они не делали ничего особенного, просто смешили друг друга, и Дин улыбается на этом снимке, смотря туда, где за кадром скрыт Кас.       Внизу неряшливыми каракулями Каса написано: «Можно опубликовать это?»       Дин находит Каса, печатающим на диване, на фоне тихо играет музыка — Стравинский, думает Дин, потому что Кас был одержим им уже несколько недель, — и он поворачивает голову, чтобы слегка улыбнуться Дину.       Дин садится рядом с Касом и утыкается лицом ему в шею, позволяя Касу обнять себя.       — Доброе утро, — говорит Кас. — Я люблю тебя.       — Думал, Ханна управляет твоим твиттером.       — Я вернул себе контроль, по крайней мере на какое-то время.       — Чтобы опубликовать глупый пост обо мне?       — Он не глупый. Ханна постоянно говорит, что мне нужно чаще общаться с аудиторией на более личном уровне, и что может быть лучше, чем похвастаться своим красивым парнем?       Дин фыркает.       — Ты не разрешаешь даже помещать свои фото на книги.       — Я бы разрешил, если бы был так красив, как ты.       — Боже, ты просто полный придурок.       — Знаю, — говорит Кас, оставляя поцелуй на волосах Дина. — Я не буду публиковать это, если ты против, но мне нужно, чтобы ты знал, что в том, чтобы быть с тобой, нет ничего постыдного.       — Возможно, стоит упомянуть, какой ты невежда в этом твите, потому что я читал «Ведьм за границей» больше раз, чем ты.       — Заведи свой собственный аккаунт, если хочешь позлить меня.       Дин целует Каса и утыкается носом в изгиб его челюсти.       — Я тоже тебя люблю. Публикуй всё, что хочешь.       Дин закрывает глаза, уткнувшись лицом в шею Каса, пока Кас одной рукой контролирует свой ноутбук, а другой — поглаживает его по спине.       — Посмотри, какой ты красивый, — говорит Кас, и когда Дин бросает взгляд на ноутбук, то видит это фото на весь экран.       — Я выгляжу как идиот, — бормочет Дин.       — Ты тоже придурок, — с нежностью отвечает Кас. Он закрывает ноутбук и откладывает его в сторону, обнимая Дина обеими руками.       — Кофе? Еда?       — Кофе. Подумаю о еде позже.              Кас суетится вокруг Дина за кофе, а затем и за поздним завтраком, а потом даёт Дину ещё пару таблеток обезболивающего и укладывает его на диван, голова Дина покоится на его коленях. По телевизору идёт «Шеф-повар», кто-то вспенивает молоко.       — Мы должны поговорить о том, что произошло прошлой ночью, — тихо говорит Кас.       Дин закрывает глаза и вертится, чтобы спрятать лицо, уткнувшись в бедро Каса.       — Прости, я просто…       — Ты думаешь, что я стыжусь тебя.       — Я имел в виду… не знаю. Люди, которые читают книги, не думают, что ты валяешь дурака с неграмотным промасленным механиком.       Кас на мгновение замолкает, и Дин пытается взять себя в руки.       — Я очень стараюсь не злиться из-за того, что ты только что сказал, и есть несколько вещей, которые мне нужно прояснить, — Кас делает глубокий вдох и проводит пальцами по волосам Дина, как будто это успокаивает и его тоже. — Меня не волнует, что думают люди, которые читают мои книги, и моя личная жизнь их не касается. Во-вторых, и вот тут я начинаю злиться, я не валяю дурака. Для меня это не шутка.       — Кас…       — Нет, выслушай меня. Мы собираемся купить дом вместе. Я не думаю, что ты валяешь дурака, но если это так, то сейчас самое подходящее время сказать об этом. Я не могу вспомнить, какой была моя жизнь до тебя, кроме как мрачной и безрадостной.       Дин крепче зажмуривает глаза, прикусывает внутреннюю сторону щеки.       — Я начал влюбляться в тебя, когда ты затеял со мной спор о Мэтисоне…       — Слушай, эта идея с загробной жизнью…       — Дин, — говорит Кас, но на его губах появляется лёгкая улыбка. — Даже когда ты ошибаешься насчёт книг, ты страстно увлечён своими идеями. И ты также страстно хочешь услышать идеи других людей. Ты любишь истории так же сильно, как и я…       Дин закатывает глаза, и Кас закрывает ему рот рукой, чтобы он не начал говорить.       — И, Дин Винчестер, ещё ты наделён практическим интеллектом. Твой мозг понимает различные механизмы так, как мой никогда не сможет. Ты должен гордиться тем, что ты промасленный механик.       Дин отводит взгляд и радуется, что Кас не убирает руку, потому что Дин не знает, что мог бы сказать в ответ.       — Я люблю тебя, — мягче говорит Кас. — Иногда ты сводишь меня с ума, но я не хочу никого другого. Всё становится ярче, когда ты рядом.       Кас поднимает руку, и первое, что срывается с губ Дина, это:       — Я так чертовски сильно тебя люблю.       Улыбка Каса становится шире.       — Это очень кстати.       — Несправедливо, что ты умеешь говорить об этом так витиевато, — говорит Дин. — Но я… да, я тоже. Ты мой человек.       Кас смотрит на Дина сверху вниз, и Дин смеётся, несмотря на то, что его голова всё ещё болит.       — Но я должен спросить… с каких это пор мы покупаем дом?