остаться с тобой.

Железная дверь с облупленной бордовой краской жалобно скрипнула, пропуская Эрена в подъезд. Вдыхая запах сигарет, витающий в воздухе тёмной лестничной клетки, мальчик не спеша поднимался на свой этаж. Взгляд лазурных глаз метнулся на стену, выкрашенную салатовым, точно как все ныне существующие детские поликлиники и школы, полностью покрытую следами маркеров, ручек и линий, выцарапанных ключами. Эрен рассматривал надписи, вчитываясь в содержание, надеялся наткнуться на что-нибудь интересное. Стена полнилась привычными ругательствами, неизвестными датами, вероятно столь важными для тех, кто выводил эти цифры в подъезде, стоя здесь годы назад. Признания в любви, украшенные кривыми сердечками и закреплённые чёрным маркером на грязной краске стены, неизвестные имена и чужие страницы вконтаке, рисунки непристойностей и цитаты, неровно выведенные дрожащей рукой. Порой среди океана чёрных букв мелькали произведения литературного искусства, например в пролёте между пятым и шестым этажами - четверостишье Маяковского, а неизвестные поэты писали стихи здесь же. Философские рассуждения часто заставляли задуматься, также и сейчас Эрен, остановившись, вчитывался в невзрачную строчку, запомнившуюся после надолго. Наконец, остановившись возле нужной двери Йегер постучал, так как звонок давно не работал, безжизненно повиснув на частично оголённом проводе. Дверь распахнулась, открывая взору мальчика собственную квартиру и удаляющегося по коридору на кухню Леви. Лишь оказавшись в квартире, Эрен облегченно выдыхает, погружаясь в родную атмосферу облезлых обоев и скрипяших досок под ногами. Проходя по коридору вслед за Аккерманом, Йегер заглядывает в единственную комнату, служившую им спальней. Потолок, по которому растянулись желтоватые разводы от непрерывной капели с крыши, местами обвалившаяся штукатурка и отклеившиеся обои, скрывающие под собой слой ещё одних, старая оконная рама, пропускающая сквозняк, неработающий телевизор в углу, ковёр на стене, в лучших традициях подобных квартир, диван, играющий роль кровати и шкаф, с расшатанными дверцами. Всё это -такое привычное, близкое к сердцу. На кухне характерным звуком микроволновка оповещает о нагревшейся еде. Форточка открыта и холодный ветер с лёгкостью проникает в помещение, играя со старыми занавесками. Эрен садится за стол, тут же тяжело выдыхая: -Я не сдам...- На потёртую деревянную поверхность опускается тарелка, но Йегер совсем не голоден. -Не сдашь..-Холодно повторяет Аккерман, занимая место напротив Эрена. - А может сдашь, верь в лучшее. -Лучше бы не сдал.- Мальчик прячет лицо в изгибе локтя, и чувствуя на себе прожигающий взгляд, продолжает: -Не хочу уезжать. -Конечно, лучше сдохнуть в этой дыре.- Голос Аккермана ровный и строгий, не терпящий возражений. -Лучше..- Йегер, приподняв голову, обводит кухню взглядом, рассматривая маленький холодильник, старый, как и вся мебель в этой квартире. Все вещи остались здесь от родителей Эрена, от матери, если быть точнее. Отец его навсегда покинул семью, когда Йегеру только исполнилось шесть, а мать умерла в муках, так и не дождавшись скорую, когда тринадцатилетний Эрен учился целоваться, ночуя у лучшего друга. Вскоре, стоя перед треснувшим зеркалом в единственной комнате мальчик утопал в отчаянии, без шанса вырваться из оков глубокой тоски по близкому человеку. Нет, у него была не лучшая мать.. Эта женщина могла с лёгкостью ударить за показавшееся ей неправильным слово. Постоянные упрёки, насмешки и полный контроль над жизнью, без понятия «личное пространство». Бывало, когда у матери хорошее настроение, она говорила с сыном, долго, выслушивая его, не смея перебивать. Именно эти редкие моменты вспоминалась, мелькали перед глазами изо дня в день, лишь стоило взглянуть на разбитое зеркало, которое никто так и не снял, оставив пылиться на скрипучей дверце шкафа. Часто, сидя на лестничной клетке и глубоко затягиваясь очередной сигаретой, с приторным привкусом, отдалённо напоминающим какую-то ягоду, Эрен думал, много думал о собственной жизни, рассматривал грязные ступеньки, не знающие чистоты, размышляя о том, что если неожиданно пропасть, исчезнуть, растворится в фасадах панельных домов - ничего не изменится. У людей слишком много проблем, чтобы думать о других. Но раз за разом, проведя тлеющим огоньком скуренной сигареты по стене, оставляя вслед за ней тёмную полоску, так хорошо виднеющуюся на зелёном, мальчик возвращался на восьмой этаж, открывал дверь своей квартиры и заходил домой, зная, что если исчезнуть - Леви ругаться будет. Малахитовые глаза встретились с серебристыми, и Эрен, выдохнув, протянул руку, чтобы коснуться холодными пальцами ладони Леви, нарисовать на ней пару невидимых узоров, не отводя взгляд, позволяя смотреть прямо в душу, и сжимать чужую ладонь, чувствуя, как твою сжимают в ответ. Форточка стукнулась об оконную раму, поддавшись порыву ветра. Несколько кусков старой краски беззвучно упали на подоконник, а Эрен вновь взглянул на Аккермана: -Что с тобой? -Всё в порядке, Леви.- Лёгкая улыбка расцвела на лице мальчика. Ривай закатил глаза, всё же не отпуская чужую руку. Без Леви в этой квартире властвовала гнетущая тишина, она поглощала полностью, не позволяла вздохнуть, медленно сводила с ума. Как хорошо, думал Эрен, что Аккерман всегда здесь. Ривай подрабатывал в магазине, куда много лет назад устроилась мать Эрена, так до конца и не сменив место работы, довольствуясь прожиточным минимумом, толком не обеспечив ни себя ни сына. Тогда ещё юный Ривай и абсолютно здоровая Карла нашли общий язык, Аккерман стал постоянным гостем в доме Эрена, помогая его матери по хозяйству. Маленький Эрен практически не общался с Леви, уверенный в заносчивости и скверном характере последнего. Лишь каждый раз, когда Ривай заходил к ним, приоткрывал дверь и наблюдал, ловя каждое движение темноволосого мальчика, чьи стальные глаза восхищают до сих пор. Годы шли, Эрен рос, Ривай тоже, а состояние здоровья Карлы всё ухудшалось, но та продолжала наивно полагать, что всё пройдёт. В итоге она, не желая платить за качественное лечение, отдала гораздо большую плату. И спустя четыре года портрет Карлы Йегер до сих пор стоит на самой дальней полке, отмеченный внизу чёрной бархатной лентой. Оказалось, что Карла переписала квартиру, что являлась единственным её имуществом, на сына, а Ривай, только достигший совершеннолетия, представился хорошим другом семьи, и за неимением у Эрена родственников, получил право на воспитание мальчика. Никто не стал разбираться в этом деле, за что Йегер готов был поблагодарить лично халатных чиновников собственного города. Юность Эрен провёл самостоятельно, взрослея и сформировывая понимание об этом мире. Аккерман учился и работал, лишь поздно вечером приходя в квартиру, и долго всматривался в силуэт спящего Эрена печальным взглядом, полным немого понимания. Они не смогут объяснить, как поддались запретным чувствам, но без друг друга им уже не быть, а привязавшись - чувствуешь глубокую печаль. Эрен кое-как отучился одиннадцать лет, скоро экзамены, меньше чем через месяц ему стукнет восемнадцать. Впереди будущее, которого Йегер не видит, не хочет знать, что будет дальше, а желает лишь вновь и вновь возвращаться в эту квартиру, пропахшую сигаретами, ведь Леви не заморачивался, курил прямо на разваливающейся кухне, стряхивая пепел в чашку с отколовшейся ручкой. Эрен мечтает смотреть сквозь толстые стёкла оконных рам на ряды серых панелек и пасмурное небо, ожидая дождь. Йегер поднимается, так и не тронув остывший суп, и пройдя мимо Ривая, не без усилий открывает дверь на балкон. Иногда эту дверь приходится чуть ли не выламывать, нормально она открываться перестала лет пять назад. Как хорошо, что сегодня возиться не пришлось, тратить время не хотелось. На балконе пусто, лишь безвольно развивающаяся на ветру верёвка для белья, которой никто никогда не пользовался, и заржавевшая консервная банка, являющаяся самодельной пепельницей, хотя окурки всегда звёздами с неба падали с верхних этажей. Эрен достаёт из кармана толстовки мятую пачку, в ней осталась лишь пара сигарет. Зажигалка работает плохо, алый огонёк сразу же растворяется в воздухе. Наконец кончик сигареты начинает тлеть. Глубоко затянувшись, мальчик устремляет взор вдаль. Никотин уже не кружит голову, едва ли вспомнить раз, когда от очередной затяжки Йегер прижимался затылком к холодной стене, в надежде прогнать тошноту. Где-то на кухне Ривай поворачивает ржавый кран, что с противным скрипом крутится в нужную сторону. Журчит вода, слышатся тихие ругательства, видимо горячей воды опять нет. Но звуки уплывают в небытие, лишь Эрен снова устремляет взор вперёд. Десятки бетонных строений возвышаются перед ним. Алый свет заливает окна, очерчивает крыши и миллионы проводов. Где-то далеко дома напоминают только тёмные силуэты, выделяясь на фоне пламени заката. Эрен смотрит внимательно, взгляд медленно переходит от окна к окну, от балкона к крыше. Такие одинаковые панельные дома, сейчас розовеют от уходящего солнца. Кое-где расползаются трещины, неаккуратно заштукатуренные. Ржавые подтёки бегут с верхних этажей вниз, застывая хаотичными пятнами. Из некоторых окон видно силуэты людей и размытые облака дыма. На крышах последние лучи освещают граффити и рисунки, цитаты, криво выведенные баллончиком. За домами - алеет закат. Бордовыми тонами покрыт горизонт, отображая оттенки розового и на самом верху голубого. Обрывки облаков, обрамлённые солнцем, неспешно плывут по вечернему небу, исчезая вдали. С улицы слышатся голоса, шумят моторы и скрипят качели на детской площадке во дворе. Город не спит. Эрен чувствует неприятный привкус гари от фильтра сигареты, совсем не заметив, как та закончилась. Отпускает её, снова мимо консервной банки, позволяя лететь вниз, потухая. Леви стоит в дверном проёме, а блики играют на его лице: -Ты знаешь, что пропадёшь здесь. -Знаю.. -Так почему, Эрен? Мальчик не спешит отвечать, рассматривает высотки. Такие привычные, комфортные. Он ничего не потеряет, оставшись среди десятков одинаковых панелек, грязных подъездов и разрисованных стен. Ведь они стали родными, позволили скрыться среди дворов, забрали страдания и боль в никуда. Взгляд падает на очередную крышу, где красным выведены слова популярной песни. Эрен улыбается, и повернувшись к Риваю произносит: - Я хотел бы остаться с тобой.