Я служу Иисусу Христу.

«Я не плохой человек. Нет. Бог оставил меня, но он свидетель, что я искала его, я противилась тьме, жившей в моём сердце, противилась грехам, которые эта тьма таила. Я убегала от зла, следовавшего за мной по пятам из колыбели; от первых шалостей до страшных проступков, которые мне никто и никогда не отпустит. Мина погибла из-за меня, только из-за меня, и пусть сэр Малкольм убеждает меня в обратном, я никогда забуду её светлый лик, моливший меня о помощи. Мина, моя светлая, любимая Мина… Подруга детства, наперсница короткой юности, единственная живая душа, не знающая, какова я на самом деле. Я не смогла ей помочь, так почему думаю, что смогу спасти себя? Но надежда ещё живёт во мне, хотя ей осталось недолго. Я чувствую, как сила кричит внутри меня, требуя высвобождения — какому зверю понравится, если его будут держать в клетке, да ещё и моря голодом? Джоан Клэйтон не зря должна была быть сожженной на костре. «Ты упрямая и проворная, как скорпион», — говорила мне она. Пусть упрямство сослужит мне добрую службу и превратится в мою защиту, когда Люцифер вновь явится за мной. Пусть он предложит мне все богатства мира, обещая власть и молодость, но его обещания — ветер. Пусть я буду упряма и несговорчива, как истинная христианка перед лицом Дьявола, когда тот постучится в мою дверь». Ванесса перебирала стёртые от ревностных молитв чётки, чувствуя, как по спине стекает горячая струйка пота. Она всегда молилась перед сном, но сегодняшняя молитва была особенной — не было заученных с детства текстов, не было христианских гимнов, воспевающих милостивого Господа, следящего за своей дочерью с небес. «Если бы он и правда бы был моим небесным Отцом, то давно бы от меня отрёкся», — промелькнула шальная мысль и она сразу осудила себя за неё, сжав чётки ещё, до режущей боли. И так было всегда, с самого детства. Ванесса тянулась к свету, вела неравный бой с дьявольским началом внутри себя, но Дьявол оказывался сильнее. Она продолжала верить в Господа, который ни разу ей не ответил и не защитил. Старая ведьма Клейтон бы на это рассмеялась: ей-ли было не знать, что действительно вернуло бы Ванессе спокойный сон и отвадило бы странствующих в ночи тварей от дома сэра Малкольма? «Сила, моя девочка. Твоя тёмная сила. Твоему Богу было плевать, даже когда люди миллионами гибли в крестовых походах, а ты просишь позаботиться о своей несчастной душонке. Сила, маленький скорпион, твоя тёмная сила защитит тебя, а не эти глупые напыщенные молитвы», — вот что сказала бы старая ведьма с Баллентрийских болот, прожившая не один век в спокойствии и благополучии. — Отче наш, сущий на небесах, — тихо начала читать молитву Ванесса, хоть её всё равно никто бы не услышал. Сембел, сэр Малкольм и Итан несли караул, но им нужно было вздремнуть, чтобы быть готовым к нежданным гостям, если те нагрянут, — да святится имя Твоё, да придёт царствие Твоё… Всполох промозглого лондонского ветра слегка распахнул ставни прикрытого окна, заставив зажженный ряд свечей извиваться и дрожать. В комнату ворвалась ночь, звёзды заигрывали с Ванессой с небес, предлагая выйти к ним навстречу — покинуть стены тесного дома, унять кусачую тревогу, раствориться в ласковой прохладе, вдохнуть воздух, на пару часов очистившийся от человека и его технологических достижений…. «Ванесса… Ванесса… Выходи, откинь чётки в дальний угол, сбрось маску покаяния, позволь принять тебя настоящей… Ванесса, Ванесса Айвз…» Ночь шептала десятком сладких голосов, а ветер становился всё настойчивее, всё раздражительнее. Женщина уронила голову на грудь, не смея поднимать глаз на окно и продолжила молиться, произнося слова уже громче, чётче, осознаннее: — Да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам на сей день, и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим, — рвущаяся в комнату ночь оказалась когтистой, а голоса были вовсе не обещанным мёдом. Звёзды больше не манили приветливо с неба, ветер хотел и вовсе задуть весь огонь, горевший в доме сэра Малкольма. К Ванессе пришли ночные создания и да поможет ей Бог, чтобы с ними не пришёл Люцифер — пришёл за своей долгожданной невестой, достойной его, как не был достоин никто другой, — как и мы прощаем должникам нашим, — Ванесса почти кричала, чувствуя голодное дыхание адских созданий, от которых не помогала ни вера, ни молитвы, — и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого… «Ванесса… Ванесса… Оставь эти глупые штучки и покорись Его воле. Ты знаешь, что предназначена Люциферу и что твоему ложному Богу нет до тебя никакого дела… Ванесса…» Трепыхающиеся в её комнате свечи резко погасли и единственным источником света осталась яркая луна, молчаливая соучастница происходящего ужаса. Они были здесь, в её комнате. Беспощадные и ненасытные, порожденные Дьяволом и ночью, готовые притащить невесту своего Господина любой ценой, отщипывая от неё по сладким кусочкам. Такая сила, такая кровь… И всё напрасно! Ванесса поднялась с колен, чувствуя тяжесть взмокшей ночной рубашки. Её зрачки расширились, а чётки в руках она сжала ещё крепче, словно они были оружием. «Это не оружие, а пустышка», — услышала она голос старой ведьмы, отчужденный, но наставляющий. «И ведь правда, — подумала Айвз, вглядываясь в омерзительные очертания Приходящих в ночи. Обтянутые голой кожей черепа, воняющие адом и смертью тела с выжженными железом и тёмной магией дьявольскими символами и красные глаза, не мигающие и глубокие. — Они не пришли играть со мной честно и одолею я их только в том случае, если буду говорить на их языке». Ванесса воздала руки к потолку, не отпустив чёток. Вихрь из визгливых теней и пыли вскружился вокруг неё, а из рта вырвался животный вскрик. Выжженный и давно заросший знак крест на теле задымился и закровоточил, как после касания раскаленным железом, а проницательные глаза женщины затянула кромешная тьма. Приходящие в ночи с любопытством вытянули головы — теперь они видели, на что способна та, которую желает видеть в невестах их Повелитель. Она была его достойна. Запретные слова всколыхнулись в памяти, вырываясь из женских уст карающей, беспощадной силой. Это звучал Вербис Дьябло, запретный язык, которому научила Ванессу мудрая Джоан Клейтон. Она знала, что Приходящие в ночи всё равно когда-нибудь отыщут её юную ученицу, как знала и то, что знание дьявольского языка её спасёт. «Говори на нём только в исключительных случаях, — наставляла она, — иначе сама не заметишь, как пустишь в своё тело тьму, распробовав её вкус на языке». Исключительный случай настал. Приходящие в ночи оскалились, зашипели, но уходить не спешили. — Etsi an tu formago ekse enak, mastigahra libaarkeesk, kosta atsüü, yak ye sie wesrat tahis. Etsi Sataan wesrat neppaas. Etsi sha’amis an muuth zahomblar. Etsi sha’amis an suspaal sromanaht. Itsi dewaaudres… — шипели в ответ ночные твари, желая подавить волю жертвы, сломать её, как фарфоровую куклу. «Ты бессильна перед Его ликом, проклятая ведьма, злая женщина, ты бессильна перед Ним. Сила Сатаны — это все. Он заставляет нас, Мёртвых, ходить. Он заставляет Живых умирать. Покорись ему…» Приходящие в ночи напирали и напирали, протягивая к ней свои мёртвые длинные руки — призванные служить своему Господину, обреченные на вечные бессмысленные скитания. Знали ли они, что Дьявол играет нечестно даже с ними? Что их верность и исполнительность — пыль под ногами Дьявола и не будь их, он поднял бы других мертвецов? Ванесса усмехнулась. «Мы все служим Богам, которым нет до нас дела». Но ночных тварей было трое, а она не говорила на Вербис Дьяло уже много месяцев. Она не позволяла им подходить ближе, но чувствовала, как устает: просторные покои вдруг сделались маленькими, в нос ударил запах жженого воска, а ветер тянул её за ночную сорочку прочь, прямо в руки Люциферу — даже ветер был с ними за одно. Заволокшиеся тьмой глаза метнулись к подвешенному в углу покоях рельефному распятию, которому она молилась буквально за пару минут до прихода незваных гостей. Неужели Господь закроет глаза и на это, на присутствие адских тварей в комнате своей верной дочери? Кровь стучала у неё в висках, тьма в раскрытых очах вытекала вместе со слезами злости, а выжженный раскалённым железом крест на её теле задымился, позволяя боли расползтись по её бесконечно уставшему телу, и тут она поняла… Поняла, какой важный момент так давно опускала… Вера не была сделкой, заключив которую ты ждешь чего-то в обмен. Вера в Дьявола, служба ему — это контракт, подписанный кровью, а вера в Господа — выбор. Её личный выбор. И это право выбора у неё никто не посмеет отобрать. Как не смогла отобрать его Джоан Клейтон, так не смогут и адские создания во главе со своим создателем. Ванесса распрямилась, услышав, как угрожающе щёлкнули позвонки. Тьма начала вползать в неё, начала прилаживаться к её костям и облизываться на её горячую кровь, но она ни даст ни своей тёмной силе, ни Люциферу забрать её душу. Собрав остатки своих сил, она маленькими шажками стала подходить к Приходящим в ночи, вывернув голову. — Itsi sist. Eksleebire. Ye non hun wesrat horri. Emi non khur uu reshtoeth muirepmi terprai Yesun Khriiston! — прокричала она, чувствуя, как тьма пляшет у неё на языке и вырывается из горла с противным гнилостным привкусом. Тишина накрыла ночь с той непривычной странностью, что Ванессе подумалось, что и у тишины может быть своё звучание. Приходящие в ночи рассосались, повскакивали со своих мест, будто ошпаренные кипятком, бросились вон через окно, через приоткрытую дверь, ведущую к главной лестнице. «Уходите. У вас нет надо мной власти. Я не служу вашему Богу, я служу Иисусу Христу!», — сказала она им на языке Вербис Дьябло и от этой несочетаемости вся имеющуюся у них сила сжалась до маленькой капельки, сделала ничтожными их планы и отозвала обратно к хозяину. Лондонский ночной ветер трепал испачкавшиеся шторы, выпроваживал запах крови и воска из покоев, а Ванессу накрыл опустошающий короб страхов покой. Глаза вернули серый цвет, а тело её остывало и требовало отдыха. Она склонила голову набок, позволяя позвонкам встать на свои места и осела на ждущую её кровать, словно ничего и не было. Ванесса победила. Победила сегодня Приходящих в ночи, пусть ей ещё предстояло много схваток. Теперь она знала, что раз смогла победить себя, победить свои сомнения и страхи, то сможет победить и Люцифера. Ванесса Айвз посмотрела на излюбленное распятие и решила закончить то, что начинала: — Аминь.