Последний секс Керенского

      Александр Фёдорович нервно ходил по одной из комнат Гатчинского дворца. Он ждал неминуемого конца своей жизни — хотел уже застрелиться, лишь бы не сдаться в руки большевикам. Но тут спасение пришло оттуда откуда не ждали!       Послышался стук в дверь. Она, вообще-то, была незаперта, и потому стучавшему удалось сразу войти. Неизвестный схватил Керенского за плечи и быстро прошептал ему на ухо, что надо срочно уходить из дворца, на улице его уже ждут. А ждали его, надо понимать, не только загадочные спасители…       Экс-глава временного правительства уже в сопровождении двоих чуть ли не согнувшись передвигался по улице, надеясь не «засветиться» перед теми, от кого убегал. Но вот оно, чудесное спасение — Керенский увидел автомобиль, в который ему предстояло сесть и укатить уже поскорее! Устроившись поудобнее, он стал разглядывать соседей по транспорту, вместе с шофёром их было трое. Один из них как будто удивлённо посмотрел на Керенского — словно не знал, зачем и почему он здесь. Впрочем, Александр и сам до последней минуты ни о чём не догадывался…       Сколько они ехали, столько Керенский пялился на удивлённого спутника. Казалось бы, что такого? Все уже всё поняли. И тут до Александра дошло — он же переодет в женское платье! А то он уже успел забыть, как, поддавшись панике, по совету нежданного гостя переоделся в принесённое им платье медсестры. Чтобы, по его словам, никто пристально не смотрел. Ну, можно сказать, почти получилось. Пристально не смотрел п о ч т и никто.       Да-а-а, оказывается, когда ты в полной мере осознаёшь своё неловкое положение, переносить тяжёлые взгляды намного труднее, чем если бы ты ничего в полной мере не осознавал. Светловолосый сероглазый спутник уже спустя несколько минут занимал все мысли беглеца. Внезапно автомобиль остановился, и шофёр объявил о поломке. Других машин в округе не было, пришлось немного побегать в поисках закрытого экипажа с лошадью. Экипаж нашли, но шофёр объявил, что разумно было бы отправляться дальше не всей командой, а с кем-то одним. И, что было странным и ожидаемым одновременно, именно сероглазый блондин как будто невпопад выпалил, что с Керенским останется он.       В общем, едут и едут они в экипаже куда и планировалось. И тут Керенский спрашивает у спутника: «Какова твоя профессия? А ещё лучше, фамилия?» — Ну, я военный, неудивительно же. Чай не в пляжных шортах тут сижу. Меня зовут Иван Петров. — скорее всего это не было его настоящим именем, ну да чёрт с ним, в первый и последний раз виделись. Очевидно, что про Керенского ему уже всё было известно.       Экипаж тряхнуло. Полуспящий Керенский грохнулся на колени к Петрову и… понял, что у того стоит. Мысленно оба помолились…

***

      Александр где-то с минуту делал вид, что ничего не замечает. Но потом всё же решил испытать судьбу и уже осознанно придвинулся головой к паху сопровождающего. И если Иван вовсю старался сдерживаться, то Керенского это начало неистово будоражить! Он, всё ещё притворяясь спящим, приоткрыл рот, провоцируя сопровождающего. И тут-то он не сдержа-а-а-ался! Ушлый политик на то и рассчитывал, что его со всего маху поднимут за волосы и схватят за ляжки!       Беглец перенял инициативу на себя. Он уже сидел на коленях спутника и облизывал его губы. Да-а, такого наслаждения не приходилось испытывать уже довольно давно. — А можешь… Оттарабанить меня, как проститутку в борделе? — Керенский томно выдохнул и прикусил губу, как самая настоящая хищная членополировщица! — Ну так поднимай юбчонки, эсерочка! — военный выпалил это прямо в лицо политику. Изо рта у него слегка дурно пахло, очевидно от курения и не чищеных какое-то время зубов, но это только предало обстановке долю пикантности — Александр возбудился ещё сильнее.       Спутник начал шерудить потными грязными руками по шее и мускулистому торсу Керенского, чем вызывал у него гортанные стоны. Александр как будто старался навалиться на Петрова, ковырялся пальцами у него во рту и кусал за нос, шептал на ухо свои пошлые желания о том, как хочет побыстрее отдаться ему. Внезапно Керенский сполз, как мог, вниз, и принялся расчехлять своего товарища. О да, наконец-то он попробует на клык чьё-то достоинство! Саня мечтал об этом ещё лет с пятнадцати, когда ему посчастливилось подглядеть в замочную скважину, как в соседней комнате его друг со всей дури петушил возлюбленную Керенского. Первой стадией тогда стал лютый гнев и желание разнести ему щи, но после очарование влюблённости куда-то ушло, и будущий эсер начал засматриваться на огромную дубину самца и мечтать закинуть её за щеку.       Итак, мечта начала сбываться. Петров взял его за волосы и впился обгрызенными когтями ему в макушку. Это слегка неприятное ощущение просто до невозможности заводило Керенского. Он, иногда по неосторожности проглатывая лобковые волосы Ивана, покусывал его яйца, пока что на приступая к самому главному. — О, да! Давай, прошмандовка, помычи ещё! — эти слова доставляли эсеру невероятное удовольствие, от них кружилась голова, он скорее хотел заслужить проникновения, но для этого надо было постараться… — М. аах… Давай, начинай уже сосать!       И Керенский начал. Он обсасывал крайнюю плоть, ловко шерудя языком по головке и продолжая время от времени покусывать основание и мять руками яйца. Так называемый Иван поднимал ноги и то и дело сжимал их, как мог, в этом замкнутом пространстве. Честное слово, если бы этот великолепный акт происходил в более подходящих условиях, то ноги Петрова давно бы сжимали спину Керенского и лупили поней. А хотя, в большом пространстве нашлось бы и место для хлыста…       Итак, от отсасывания надо было переходить к кое-чему ещё. Посмотрев на Петрова снизу вверх, пошлейше улыбнувшись и закусив губу так, что с противоположного края рта потекла слюна. Она пару раз болтнулась, задев подбородок и упав на белый воротничок платья. А там, под ним, экс-глава временного правительства уже вовсю яростно дрочил свой причиндал. Петров взял его за подбородок, давая понять, что пора подниматься. Аккурантненько Кереский разогнул свои уже начинающие поднывать волосатые колени и снова примостился у паха военного. Получив от того укус в мочку уха, Александр наконец-то поднял юбки и с безошибочной точностью приземлился на твёрдый кол. Оба они уже изливались потом под одеждой, но как бы ни хотелось её снять, этого было сделать нельзя: (       Керенский прижимался головой к груди Петрова, мечтая вдохнуть запах его пота и слиться с ним воедино, как разлагающееся тело с землёй. Иван подпрыгивал и толкался бёдрами внутри эсера, а тот, в свою очередь, обнял его за плечи и так же, с опущенной головой, чтобы не удариться, двигался ему навстречу. Керенский поднёс своё лицо к лицу военного. Они не смотрели друг другу в глаза, они хотели видеть всё что угодно, кроме глаз… Петров облизнул, а затем укусил щёку Александра, ответом на что последовало проведение языком по его дёснам и желание как будто впечататься в него…       Теперь вместе со всем вышепроисходящим Петров слегка, кончиками пальцев взял член эсера и начал еле заметно стимулировать его. Уже они приготовились кончать, как сквозь стену пролетела пуля. Она ранила Керенского в руку. В следующий же момент коляска подскочила, лошадь начала испуганно ржать, но её заглушил взрыв, убивший всех, кто имел отношение к экипажу. Даже потрахаться вдоволь мужчинам не дали! Мораль: гомосексуализм — это грех)