***
Ойкава очень любил пиво. Особенно сладкое. За вечер он выпивал минимум три бутылки. Губы немели, разум мутнел, тело не слушалось, а проблемы будто уходили на второй план. Заброшенное здание, эхо, ударяющееся о стены, смех, курение, наркотики, различный алкоголь – частое времяпровождение Тоору. В пьяном состоянии он не мог контролировать себя. Просыпался флирт, желание зацепиться за кого-то. Звуки поцелуев, в комнатах заброшки с рандомными людьми, не отпечатывались остро в памяти Ойкавы. И так могло происходить с несколькими людьми в день. — Хэй, иди сюда, — парень поманил Тоору пальцем за собой. Отрываясь от разговора с остальной компанией, он встал и направился с выхода на крышу в тёмную комнату за «тот кто манит за собой». Темнота, граффити на каменных стенах, холодный воздух пугают многих. Но для него это привычная обстановка. Под ногами хрустит разбитое стекло, в углу стоит бывшее удобное и уютное кресло. Неожиданный поцелуй заставляет Ойкаву расслабиться ещё больше и повиснуть на шее парня. Ощущение руки, скользящей по его талии к бедру, не давало раскрепощённости или возбуждения. Но Ойкава продолжал давать трогать себя за задницу под тканью спортивных штанов, тереться об него, целовать его бледную кожу на шее. А в глазах пустота. Широкие зрачки заполняли радужку его глаз, словно чёрные тучи закрывали сияющее солнце на небе. У него нет смысла в этом дне и в этой жизни. — Ты можешь больше не врать, что я не хожу на тренировки из-за недомогания. Ивайзуми с грустью смотрит на парня: — Это не враньё, — все в команде и так видят, что их капитан не может тренироваться из-за изнеможения. Как же сильно болит сердце Хаджиме, видя перед собой приведение, которое очень даже существует и живёт среди смертных. Он не может смотреть равнодушно на Тоору, но не в силах закрыть глаза. — Когда ты поймёшь, что жизнь прекрасна? Или хотя бы попытаешься? — спросил парень, уже зная ответ. Ведь этот вопрос он задавал очень много раз. — Я знаю, что жизнь может быть прекрасна, но он, — палец постучал по виску. — Не даёт мне остановиться. Я просто не могу затормозить. Не могу. Я безвольная тварь. — Давай вместе уберём ненужное воспоминание? — посмотрев в глаза напротив, Тоору увидел в них надежду. Его надежду. Надежда, которая важна только для него, больше она никому не принадлежит. — Давай. Это даже не воспоминание. Оно не моё. Оно не правильное. — Я так тебя люблю, Ивайзуми тебя любит, товарищи по команде, друзья. Ты самый лучший, самый красивый, самый-самый! — Ямагучи улыбнулся. — Давай покричим на этот мир? Всегда твёрдый ответ: давай. Все мне врут. Я стал ничтожным и был ничтожным. Зеркало — самый злой враг Ойкавы. Он ненавидит их. Смотря на себя, нет больше мыслей, что он красивый, когда теряет килограммы. Они сыпятся песком в бездну. И скоро Ойкава упадёт туда. Пока что он стоит на маленьком выступе, без шанса вылезти на поверхность и коснуться голой пяткой зелёной мокрой травы, немного щекотавшей кожу. Ничтожный. — Пошли этот голос нахер. Слабый. — Серьёзно? Послать нахер? Не достоин жить. — Иди нахер, голос! Умри. — Иди нахер! — закричал Тоору. Его отражение отчаянно смотрела на него, повторяя за ним. — Иди нахер! Иди нахер! — кулаки начали бить по зеркалу, разбивая стекло. Сидя на осколках, Тоору обхватил голову руками, безбожно вопя. Жить не могу, существую. Состояние паршивости. Руки трясутся, ничего не хочу. Даже напиться не тянет. Хочу попасть к Судье и выслушать свой приговор. Я ведь… был счастлив, в отчаянии, счастлив и раздавлен окончательно. — Ты такой счастливый, — сказал Ивайзуми, когда отодвинул стул для Ойкавы, чтобы тот сел. — Это плохо? — парень посмотрел через плечо на Хаджиме. — Я давно не видел тебя таким. Ты должен понять, что улыбка тебе идёт больше, чем какая-нибудь новая вещь или причёска. — Тебе не нравится моя причёска? — Ты не так понял меня! Я не имел ввиду, что она плохая, — Ивайзуми быстро говорил, жестикулируя каждое слово. Но замер, когда Ойкава сказал следующее: — Мне так тепло на душе от того, что мы собрались все вместе. Тут так весело и хорошо! Хочется просто визжать от радости. Я так давно не чувствовал себя так прекрасно! — парень искренне и звонко засмеялся, прикрыв глаза. Грудная клетка вздымалась вверх вниз, а спина выпрямилась. — Не хочу! — Тоору погружался в отчаяние, понимая, что не справляется ни с жизнью, ни со своими чувствами. Ему хотелось спрятаться в темном углу шкафа и умереть там, заполнив пространство трупным запахом. Он ощущал смесь ужаса, паники, тревоги, а еще безысходности, полной утраты надежды на спасение. Тревога нарастала стремительно, ладони и стопы становились мокрыми от пота, на него нападала медвежья болезнь. Тошнота, непроизвольные глотательные движения, учащённое дыхание, усиленное выделение слюны и слёз заставили Ойкаву побежать к туалету. Его начало рвать, содержимое желудка выбрасывалось через рот. Страхи порождали новые страхи, и они душили Ойкаву. Ему не хотелось жить, идти вперёд и что-то делать. На протяжении всего времени он искал спасение в виде спорта, а далее алкоголя, наркотиков, курения. Но не видно выхода, загибаешься, складываясь пополам от непереносимых ощущений. После рвоты ему стало легче, словно он освободил желудок от этой паники, которая почти забрала его в свои объятия. Но желудок начал болеть и недовольно ворчать от того, что в нём и так ничего не было до этого. — Тоору, ты — самое прекрасное, красивое, доброе, великолепное чудо на свете, — Ивайзуми крепко обнял и прижал к себе парня, что тому пришлось для удобства поставить колено на стул. — Как же я люблю тебя. — Ивайзуми… — шепчет Ойкава. — Я люблю тебя…***
Глаза закрывались от количества выпитого алкоголя. Просто хотелось продолжать лежать на полу загородного дома. Из-под приоткрытых век Ойкава смотрел на опрокинутый бумажный белый стаканчик, из которого на пол вылилось пиво. Пальцы были липкими от жидкости. Медленно, не без проблем, встав, Тоору шатаясь, направился в коридор. В ушах приглушённо играла музыка, доносившаяся с первого этажа. Ноги путались между собой и, в конечном итоге, парень опустился на пол, облокотившись о стену. Легче не стало. Тонкими пальцами он достал из кармана прозрачный пакетик и взял с пола трубочку, которую кто-то уронил. Дрожащими руками Тоору открыл пакетик и насыпал недлинную белую дорожку порошка на свой телефон. Несколько раз промахиваясь, он высыпал содержимое пакетика на пол. Вставив трубочку в нос, Ойкава вдохнул порошок. Его губы сжались, когда он шмыгал носом. В глазах всё играло красками, словно в калейдоскопе. Парень попытался встать на ноги, но у него не хватало сил. В голове долбили молотком и сверлили дрелью. После неудачной попытки он разблокировал телефон. Чувствуя, как сильно бьётся его сердце, будто он сейчас откинется, Ойкава смотрит на экран, пытаясь прочитать сообщения общего чата. Перестав ломать себе глаза, палец ткнул на чат с Кентаро. — Поднимись, пожалуйста, на второй этаж… я.. в коридоре… — отправив голосовое сообщение, рука Тоору опустилась на пол. Ойкава отключился с мыслями о том, что всё происходящее ему дико ненавистно глубоко в душе, под крепкой оболочкой пофигизма. — И когда ты начал курить? — спросил голос возле. Ойкава открыл глаза и увидел рядом сидячего на корточках Ивайзуми. Не дожидаясь ответа, Хаджиме забрал сигарету и потушил её. Ойкава достал ещё одну, и она была изъята из тонких пальцев. Следом и сама пачка оказалась у брюнета в кармане. — Да что такое? — раздражённо спросил связующий. — Это уже третий ужин за сегодня, — заметил Хаджиме. — Тогда зачем задаёшь такие вопросы, если знаешь, что я курю? — Я спросил, когда ты начал, а сколько ты выкурил за сегодня, я и так знаю, — без всякого раздражения, – в отличии от парня, – ответил Ивайзуми. — Так ты расскажешь? Расскажешь о первой дозе? Расскажешь о первой капле спиртного? РАССКАЖИ! ПОЧЕМУ ТЫ ТАКОЙ ГНИЛОЙ В ЖИЗНИ? ПОЧЕМУ ПОСТАВИЛ КРЕСТЫ НА СВОИХ АМБИЦИЯХ? — Интересно… Мне поставят крест после этого? — задал себе вопрос Ойкава, смотря вниз. — Хотя… это не важно, — с грустной ухмылкой прошептал он. Сидя на перилах моста, Тоору смотрел на свои свисающие ноги и довольно далёкую воду под ними. Счёт идёт на то, что его хрупкое тело просто разобьётся о воду — бездну, в которую уже пора упасть со спокойной душой. Ты смотришь на этот пустой мост, с которого никто не уходил? Ты спрашиваешь, почему он пуст? Думаю, ответ довольно прост. Вот и всё. Подошёл конец. Ты жалок. Жалок. Жалок. Жалок. Жалок. Жалок. Жалок. Жалок. Жалок. Жалок. Жалок. Жалок. Жaл0k. ЖаlofadkogsdggHELPokfaspfkkkkkkkkkkkkk. — Долго ещё сидеть собираешься? — сзади послышался до боли знакомый голос. Иваизуми подошёл сзади и осторожно схватил Ойкаву, оттянув от края, знатно повозя его задницу по пыльному бетону. — Отпусти меня, — у Тоору уже нет сил сопротивляться, — Тебе не нужно здесь находиться. — Это тебе здесь не нужно находиться, — Хаджимэ присел на корточки перед парнем и обнял его, — Я бы не простил себя, если бы ты умер. Нежность. Забытое Ойкавой чувство. — Я люблю тебя. Пошли отсюда, — на лице Иваизуми появилась тёплая улыбка, — Тебе нужно отдохнуть. — Мне не нужен отдых, я и так слишком много отдыхаю. — Тебе нужно отдохнуть от своего безумия, Тоору. Хаджимэ осторожно провёл своей крупной рукой по волосам Ойкавы, после чего подушечками пальцев потрогал его щёки. На щеках загорелся румянец. — Я не знаю, как устроена твоя голова, Тоору. Я не смогу помочь тебе со всем, но я хочу помочь, чем смогу. Он взял руки парня в свои и посмотрел прямо в глаза. — Давай уйдём отсюда, — голос Ива-чана был максимально мягкий и спокойный, что звучало очень непривычно для Ойкавы и навело того на мысль, что совсем потерялся и отдалился от него. Отдалился от самого главного счастья.