Балбес, который дорог

       Шикаку не любил разговаривать. Ему нравилась тишина, что окружала его в лесу, где-то совсем далеко от суеты, которая правила Конохой по вечерам. Мужчина предпочитал быть слушателем. Совсем не важно для чего, будь это его пьяные друзья, или же шум реки. Хотя первые часто забавили своими словами, что вылетали из нетрезвых голов. Шикаку не осуждал, думал, что наверняка говорит тоже самое, когда находится дома, лёжа под градусом. Конечно, если успевал что-то говорить под грозным взглядом дорогой жены.       Йошина не любила дурацкие привычки главы клана Нара. Часто проводила по дому «осмотр», в поисках заначек мужа, а если находила, то сильно ругала Шикаку, называя «пьяницей». И мужчина молчал, принимая гнев Йошины, давая спустить его. Знал, что эта забота о нем, хоть и слегка в грубой форме.        Шикаку не любил разговаривать. Поэтому, когда одним вечером он перестал быть слушателем, Йошина заметно напряглась. Весь ужин он проговорил с сыном о его будущем и том, что собирается делать Шикамару после войны. Это не похоже на Шикаку. Мужчина не смотрел в будущее, не загадывал, разговаривал лишь о настоящем. Йошина напряглась.        После ужина он продолжал сидеть за столом, наблюдая за совей женой, что мыла посуду. Кажется, что от прошлого Йошины остался лишь жесткий характер и шрам на левой лопатке. О последнем, кстати, знал лишь Шикаку, что каждый раз выцеловывал его, говоря насколько он её украшает. — Почему не в кровати? — задает вопрос Йошина, закрывая кран с водой, — вам завтра рано вставать. — Думал, что ты захочешь провести эту ночь вместе. — Я хочу, — Йошина садится рядом, сильно хмурясь, — чтоб ты выспался.       Шикаку смеётся, наблюдая за супругой, что нахмурилась ещё больше. Рука главы клана Нара потянулась к лицу женщины. Большой палец дотрагивается до лба, начиная его легко масировать. — Морщины будут.       Шикаку расплывается в нежной улыбки, наблюдая за тем, как Йошина привычно закатывает глаза. Для их семьи этот жест обыденный. Даже Шикамару перехватил эту привычку от матери, тем самым ещё больше напоминая её. Хотя Йошина это отрицает, постоянно утверждая, что сын больше напоминает Шикаку не только внешностью, но и привычками. — Ты выглядишь слишком счастливым для человека, что завтра отправится на войну. — Но сейчас я дома, — мужчина встал со своего места, подходя к Йошине, — и хочу насладиться этим моментом.       Ладони Шикаку не были нежными, или аккуратными. Их покрывали мазоли и рубцы от нескончаемых тренировок и миссий, что делало их шершавыми и грубыми. Но они оставались горячими. И для Йошины такие руки были самыми родными, их прикосновения никогда не были противными. В таких руках хотелось находится.        Поэтому, когда Шикаку огладил её плечи, то она лишь прикрыла глаза от наслаждения. Таких тихих ночей она давно не слышала, что могла не только пугать, но и завораживать. Сейчас не существовало никого, даже спящий сын за стеной ушёл куда-то далеко за эту ночную глубь. — Я рад, что однажды связал свою жизнь с тобой, — начинает говорить Шикаку после короткого молчания, — мы вырастили прекрасного сына, который скоро займёт моё место. — Ты слишком рано отправляешь себя на пенсию, не думаешь?       Шикаку замер, отвечая сначала лишь коротким смешком. Йошина снова напряглась, ожидая объяснений его поведения. Женщина словно чувствует все то, что мужчина скрывает весь вечер от неё. — Я не вернусь с войны. — коротко отвечает Шикаку, тут же прижимая Йошину спиной к себе.       Злость — первое, что чувствует Йошина сейчас. Хотелось соскочить со стула и надавать мощных тумаков этому идиоту. Шикаку предвидел это, поэтому сомкнул руки вокруг жены сильнее, словно это поможет ей успокоится. — Послушай, — тихий голос мужчины заставляет Йошину снова выслушать этот «бред», — предчувствие меня никогда не подводило. — У тебя подведёт немного другое место, если ты не прекратишь этот цирк, балбес! —перебивает женщина. — Я чувствую, что этот бой будет для меня последним, — Шикаку игнорирует жену, продолжая свой рассказ, — да и олени не спокойны, слишком много совпадений. Вернётся домой только Шикамару, а я останусь на поле сражения.       Хватка ослабивает, а через несколько секунд и вовсе пропадает. Шикаку отходит —даёт Йошине встать со своего места. — Клянись. — чётко и с яростью произносит женщина, поднимаясь с места.       Она снова хмурится, смотря на слишком спокойного мужа для таких прогнозов на будущее. Но в этот раз его спокойствие не помогало, а только злило. Настолько он смирился со своей судьбой, что сам себе и напридумывал? Кончено, он даже конец света принял бы с улыбкой на лице. — Клянись, что вернёшься, балбес, — продолжает Йошина. — Знаешь, я ведь никогда не хотел умирать старым, — Шикаку проводит по скуле Йошина, добираясь до пряди волос, что вылезла из причёски, — дряхлым пенсионером на небесах быть не хочется. Хочу ещё там красоток закадрить.        Мужчина улыбается широкой и доброй улыбкой, которую можно только вообразить. И на время Йошина начинает верить в такое положение вещей настолько, что слезы начинают скатываться по щекам сами. — Ну-ну, не ревнуй. Я обязательно дождусь тебя. — продолжает шутить Шикаку, подзывая женщину в объятья. — Какой же ты придурок.—шмышает носом Йошина, — попробуй только не вернуться, я тебя сама лично воскрешу, а после убью. — Я не сомневаюсь в тебе, женщина. Йошина уже который раз жалеет, что Шикаку оказывается прав.