One Sip Two Sip Three...

Ничто из этого не было виной Цзян Чэна. На самом деле это было не так. Разве он виноват, что его брат и его жених были заняты тем, что в тот вечер разбирались со старейшинами, и оставили его с зятем наедине? Нет. Ладно, но, может быть, это его вина, что он подкупил Лань Ванцзи, чтобы тот дал ему пару сосудов Улыбки Императора… — Я пришлю тебе хлопья чили для Вэй Усяня на целую неделю. — Три недели. — Две недели. — Три недели. — Полторы недели? — Три. — Ты знаешь, что ужасно торгуешься? — Три. — Хорошо… Но уж точно не его вина, что в тот момент, когда он поставил две пиалы с жидкостью рядом друг с другом, намереваясь предупредить Лань Ванцзи в какой что налито, Второй Нефрит сделал глоток чистой Улыбки Императора, а не воды, и отключился прежде, чем Цзян Чэн успел произнести хоть слово. И теперь младший был в панике. — Ханьгуан-цзюнь! — он зашипел, тряся Лань Ванцзи за плечи, но тот не сдвинулся с места. — Лань Ванцзи, клянусь, если ты умрёшь, я никогда тебе этого не прощу! Вэй Усянь и Лань Хуань убьют меня. Цзян Чэн уже был довольно навеселе, и в его одурманенном алкоголем разуме появилось несколько идей о том, что делать. Во-первых, он мог начать рыть себе могилу и готовиться к тому, что его убьют брат и жених. Эта мысль действительно опечалила его: Лань Сичэню придётся убить его до их свадьбы. Или, во-вторых, он мог начать копать могилу Лань Ванцзи, потому что он всё ещё был без сознания, и Цзян Чэн начал сомневаться, проснётся ли он когда-нибудь. И всё же он выбрал третий вариант. Открыл ещё один сосуд Улыбки Императора и выпил её прямо из кувшина. Он знал, что его навыки питья никогда не смогут сравниться с навыками его брата — он был легковесом по сравнению с Вэй Усянем, — но он смог опустошить весь сосуд меньше чем за минуту. Поэтому Цзян Чэн выпил ещё один и ещё, пока… Лань Ванцзи зашевелился рядом с ним. Он сел прямо и уставился на Цзян Чэна со своим обычным бесстрастным лицом. Саньду Шеншоу подумал, что он выглядит нормально. Но опять же, в этот момент Цзян Чэн был настолько растерян, что его мнение было недостоверным. — Ты не мёртв, — прокомментировал Цзян, невнятно произнося слова. — Это хорошо... наверное? Лань Ванцзи кивнул, но ему потребовалась почти минута, чтобы сделать это. Его глаза были скошены, и он, казалось, смотрел на свой нос. Он медленно поднял палец и ткнул себя в нос. Лань выглядел зачарованным. Он повернулся к Цзян Чэну и жестом пригласил его подойти ближе, чуть не ударив себя по лицу собственной рукой. Цзян Чэн споткнулся и сел рядом с Лань Ванцзи, не совсем понимая, чего ожидать, но слишком пьяный, чтобы беспокоиться. С пустым выражением лица Лань Ванцзи протянул руку и ткнул Цзян Чэна в нос. — Ой! — прошипел глава ордена Цзян. Указательный палец оказался очень сильным. — Лань Ванцзи, ты пьян? Лань Ванцзи покачал головой, и снова ему потребовалось невероятно много времени, чтобы сделать это. — Лжец! И ты сделал только один глоток! — Цзян Чэн хихикнул. О боги. Он хихикал. Он был так же растерян, как и Ханьгуан-цзюнь. — Вэй Ин, — Лань Ванцзи умудрялся говорить в пьяном виде. И не так невнятно, как глава ордена. — Я не Вэй Усянь, идиот! — Цзян Чэн разозлился. Лань Ванцзи закатил глаза. — Я знаю. Где Вэй Ин? — С Лань Хуанем, — ни с того ни с сего Цзян Чэн начал плакать. — Я скучаю по Лань Хуаню, — прошептал он, и несколько слезинок скатились по его щекам. Завтра он будет раздосадован этим. Он был уверен в этом, особенно потому, что плакал перед Лань Ванцзи, а Лань Сичэня видел буквально два часа назад. Но опять же, слишком много алкоголя, чтобы обращать на это внимание. Лань Ванцзи похлопал его по плечу, вероятно, чтобы утешить, но в таком состоянии ему было трудно оценить свою собственную силу, поэтому он очень сильно ударил Цзян Чэна, но тот, казалось, не возражал. — С тобой всё будет в порядке. Цзян Чэн кивнул, сделав еще один глоток вина. — Лань Хуань и Вэй Усянь со... стариками. — Старейшинами?.. Цзян Чэн щёлкнул пальцами, слишком впечатленный. — Да! Старейшины! Вот как они называются. Ханьгуан-цзюнь, беру свои слова обратно. Ты не идиот. Ты... подожди. Как назвать того, кто не идиот? — Лань Сичэнь. Глава Цзян снова кивнул. В этом был смысл. Внезапно в глазах Лань Ванцзи появилось напряжённое выражение. — Мы должны спасти их. — Спасти кого?.. — кратковременная память Цзян Чэна в этот момент была незначительной. — Наших братьев. Цзян Чэн стукнул кулаком по столу, страстно заявляя, что он согласен с Лань Ванцзи... но... — Спасти их от кого? — Старейшины, — на пустой взгляд Цзян Чэна он добавил: — Старики. Ваньинь согласился, а затем вскочил со своего места, допив Улыбку Императора. — Пойдём. Лань Ванцзи медленно встал, но алкоголь полностью нарушил его координацию. Он споткнулся и с трудом удержался на ногах. — Ты можешь ещё ходить? — спросил Цзян Чэн, настороженно глядя на шурина. — Конечно, — ответил Лань Ванцзи, но не двинулся с места. Он уставился в землю, как будто пол хранил секреты ходьбы без падений. Цзян Чэн сжалился над ним. И тут в голову пришла блестящая — ну, по крайней мере, в пьяном уме это было блестяще — идея. — Я просто понесу тебя на своих плечах, — очевидно, пьяный Цзян Чэн был очень приятным человеком. Лань Ванцзи даже не протестовал. Он просто снова невероятно медленно кивнул и сказал: — Хорошо. Саньду Шеншоу снова сел и похлопал по себе, надеясь, что Лань Ванцзи понял. Ханьгуан-цзюнь закинул ноги и сел ему на плечи. Цзян Чэн встал и был удивлён тем, как легко было нести его. Он, в отличие от Лань Ванцзи, сохранил свою физическую координацию, поэтому они покинули комнату для гостей и отправились спасать своих любовников. ~ Пара учеников ордена Лань, которые вечером патрулировали территорию, были вынуждены стать свидетелями зрелища, как уважаемый глава клана Цзян прогуливался по Облачным Глубинам с достопочтенным Ханьгуан-цзюнем, сидящим на его плечах, словно ребёнок-переросток. Хотя на лице Лань Ванцзи не было детского веселья; он казался таким же стоическим и невозмутимым, как всегда. Цзян Чэн также казался равнодушным к их нынешнему затруднительному положению. Ученики Лань немедленно исчезли из поля их зрения. Они взглянули друг на друга, притворились, что ничего не заметили, и ускорили шаг в противоположном направлении. — Лань Ванцзи? — Цзян Ваньинь? — раздался сверху голос. — Я понятия не имею, куда иду. — Ты идёшь правильным путем. — Хорошо… — Я так думаю. Цзян Чэн нахмурился. — Ты знаешь… — прокомментировал Цзян Чэн, продолжая идти по тропинке, неся на плечах уважаемого Ханьгуан-цзюня. — Ты становишься тяжелее. Лань Ванцзи потянул Цзян Чэна за волосы, бормоча: — Ты просто слаб. — Ой! — Цзян Чэн вскрикнул, спотыкаясь о ноги. Но быстро восстановил равновесие, не благодаря своему шурину. — Может, ты просто толстый, — прошипел Ваньинь. Он был просто мелочным. Последовала короткая пауза молчания, в течение которой Цзян Чэн беспокоился, что Лань Ванцзи потерял сознание. Но потом… — Отвали. Трезвый Цзян Чэн, может быть, нашёл бы это забавным. Пьяный Цзян Чэн определённо нашёл это забавным. — Скажи, Лань Ванцзи… — начал он, как только его смех стих. — Мн? — Если бы у тебя были крылья… — Зачем мне крылья? — Я не знаю. Это просто пришло мне в голову. В любом случае, если бы у тебя были крылья... — Ты пьян. — Ни хрена. В любом случае, крылья... — Пьяные люди думают о глупостях. — Ты тоже пьян, придурок. — Неважно. — Заткнись! Итак, если бы у тебя были крылья, какой птицей ты хотел бы стать? — Думаю, журавлём… — Почему? — Я не знаю. Журавли... милые. — Если бы мне пришлось стать птицей, я бы не хотел быть цыпленком. Цыплята не так элегантны, как журавли. — Мн. Еще один случайный вопрос возник в голове Цзян Чэна. — Что бы ты сделал, если бы я превратился в цыпленка? — Я бы поджарил и съел тебя, — ответ Лань Ванцзи последовал незамедлительно. Цзян Чэн замер. — Лань Ванцзи, какого хрена? — Прошу прощения, я голоден, — в его голосе не было ни капли сожаления. — Мы на месте... я думаю. Они стояли перед одним из самых высоких и старых зданий в Облачных Глубинах — храмом Старейшин. — Значит, они там? — спросил Цзян Чэн, указывая на храм. — Мн. — Нам нужно вытащить их оттуда. — Мн. Может позвать их? — Нет! Ты что, дурак? — Нет?.. Цзян Чэн откинул голову назад, чтобы Лань Ванцзи мог видеть его хмурый взгляд. — Должен быть какой-то жест. — Жест? — Мы спасаем наших возлюбленных от когтей зла! — Действительно. — Поэтому мы должны показать им, как сильно мы их любим. — Романтичный жест. — Да! — Цзян Чэн ахнул только по той причине, что он был драматичным пьяницей. — Ты хорошо поёшь? — Прилично. — Ты должен спеть! Твой голос привлечёт их сюда. — Хорошая идея. И затем во всю силу своих лёгких Второй Нефрит запел красивую, но печальную мелодию. — Слышу, флейта в одиночестве скорбит… — Подожди, — прервал Цзян, прежде чем он успел продолжить, — как это называется? — «У Цзи». — Как это на самом деле называется? — «Вансянь»… — Конечно же, — Цзян Чэн закатил глаза. — Не волнуйся. У брата есть песня под названием «Сичэн» в процессе. Цзян Чэн покраснел. — Заткнись и пой. К тому времени, как Лань Ванцзи добрался до припева, Саньду Шеншоу начал плакать. Он всё ещё был эмоциональным пьяницей. — В моем кувшине — горечь и радость, смерть и рождение. Пью за тебя, юный господин. Луна всё так же ярка, так о чём сожалеть?.. — Какого гуля?! — О боги… Лань Ванцзи сразу же перестал петь, и они с Цзян Чэном дали друг другу пять за успешное спасение своих любовников. Игнорируя недоверчивые взгляды Вэй Усяня и Лань Сичэня, а также шокированные лица старейшин, которые потрудились посмотреть, из-за чего поднялся весь этот переполох. — Лань Хуань! — воскликнул Цзян Чэн в унисон с более тихим «Вэй Ин» от младшего Ланя. Саньду Шеншоу протянул руку и сбросил Лань Ванцзи с плеч, заставив его упасть на землю с громким грохотом. Второй Нефрит свирепо посмотрел на Цзян Чэна и сделал подсечку. И тот тоже рухнул на землю. Старейшины поспешно ретировались внутрь. — Это больно, — Цзян Чэн зашипел на него. — Мн. Отлично. Вэй Усянь и Лань Сичэнь в последний раз посмотрели друг на друга и подбежали к своим идиотам, проверяя, нет ли синяков, и ища любые признаки проклятия, чтобы объяснить их нелепое поведение. Глава Гусу Лань наклонился и проверил дыхание Цзян Чэна, что подтвердило его подозрения. — Они пьяны, — Лань Сичэнь нахмурился. Вэй Усянь вздохнул, потирая ладонью лицо. Цзян Чэн и Лань Ванцзи тут же попытались возразить. — Мы не пьяны, верно, Лань Ванцзи? — Цзян Ваньинь говорит правду, — он солгал. — Ванцзи, — вздохнул Лань Сичэнь, — ложь запрещена в Облачных Глубинах. Вэй Усянь покачал головой. — Цзян Чэн, почему ты напился? Что-то случилось?.. — Иди сюда, — резко приказал его брат. Вэй Усянь вздохнул, но подошёл ближе и присел перед младшим братом. Лань Сичэнь посмотрел на своего жениха, всё ещё крайне сбитый с толку. — Подойди ближе. Старейшина Илин подчинился. Цзян Чэн поднял указательный палец и ткнул брата в нос. Он посмотрел на Лань Ванцзи, и они оба начали смеяться, как будто только что поделились какой-то захватывающей шуткой. Лань молча дрожал от смеха, в то время как Цзян Чэн хрипел и хватал ртом воздух. — Не надо благодарности за спасение, — великодушно сказал глава клана Цзян. — Спасение меня? — голова Лань Сичэня начала пульсировать. — И кстати... Лань Чжань, ты пел мне серенаду? — спросил Вэй Усянь в таком же замешательстве, как и Цзэу-цзюнь. — Нет, мы спасали вас. — Спасали нас? — спросил Вэй Усянь. — От кого? — уточнил Лань Сичэнь. — Старики, — торжественно произнёс Лань Ванцзи. — Что? — Простите? — Старики, — повторил Цзян Чэн. А потом они отключились. Лань Сичэнь в шоке переводил взгляд с брата на жениха, а затем на Вэй Усяня. — Я?.. — Как?.. Они остановились, качая головами. — Сичэнь-гэ, хочешь, позовём младших справиться с ними? — Скорее всего, мы должны разобраться с этим сами. — Мы должны... — Но если бы мы не могли… — Если бы мы не могли, было бы обидно… — Да. Какая жалость… — Вэй Усянь замолчал, приложив ладонь к уху. — Подожди, ты слышишь это? Издалека не доносилось ни звука. Была глубокая ночь, все остальные спали. Облачные Глубины хранили полное молчание. — О да! Кажется, я что-то слышу. Мне кажется, или оно становится всё громче? Вэй Усянь отчаянно кивнул. — Может, пойдём проверим? — Мы так и сделаем. И они тихо оставили Цзян Чэна и Лань Ванцзи сопеть рядом друг с другом в траве, намереваясь сделать это проблемой кого-нибудь другого.