allergy without allergy

      О, как же Юнги ненавидит цветы. Терпеть их не может каждой частичкой своей души. Нет, лично ему цветы, конечно, ничего не сделали — растут себе и растут, ему абсолютно никакого дела. Больше его бесит ажиотаж вокруг них. Словно цветы — это что-то невероятное. Их дарят на праздники, ими радуют любимых людей… Вроде бы ладно, бог с ним, Юнги переживёт как-нибудь то, что люди тащатся от этих цветных кусков травы, но.       В детстве вышло так, что у бедного маленького Юнни была аллергия. Всего лишь на черёмуху. Это была такая мелочь. Черёмуха цветёт в марте всего несколько дней, и, по их прошествии, Юнги мог дышать полной грудью, ничего не страшась. И снова но. Однажды друг со школы притаранил целый букет из веток черёмухи, весь цветущий и, несомненно, вкуснопахнущий, однако нос Юнги подарка от всего сердца не оценил — расчихался так, что все носовые платки, бывшие дома у Минов, пали смертью храбрых. Огорчило Юнги в этой ситуации то, что вроде дело с благими намерениями принесло ему гору неприятностей и то, что человек, думавший, что сделает приятно, даже не удосужился узнать, любит ли вообще Юн цветы и нет ли, ну так, случайно, у него на них аллергии. Больше он никогда от людей даже иные подарки в форме цветов не принимал.       Да, одной такой малюсенькой причины, как то, что Юнги принесли букет цветов, на которые у него аллергия, хватило на всю жизнь, чтобы он возненавидел все виды этих растений. Черёмуха, к слову — дерево, однако цветки оно все равно имеет. Так что для Юнги было достаточно даже такой зацепки, чтобы невзлюбить все цветочные магазины и клумбы в городе. Да и во всем мире.       Иногда людям достаточно всего-ничего, чтобы принять большое решение в своей жизни. От мелкой щепки разжигается большой костёр. От небольшого происшествия в детстве — травма на всю жизнь.       У Юнги не то, чтобы прям травма. Цветы его не трогают, и он не трогает их в ответ. Простая истина: невозможно ненавидеть что-то по-настоящему сильно, когда это что-то тебя никаким боком не касается. Ну, во всяком случае, Юнги думал, что это касаться его и не будет. Все его друзья и знакомые знают о его нелюбви, студию свою он присмотрел в месте, где ни клумб, ни магазинов с цветами нет. Полностью оградился и абстрагировался. Но судьба, как известно — редкостная сука — у неё всегда есть для тебя подарочек, которого не ждёшь и который принимать не хочешь. Но кто ж тебя спрашивать будет, дружок? Скушаешь всё как миленький.       И вот, в один день — без преувеличения прекрасный — Юнги сидит в студии. Он здесь работает: разбирается с аппаратурой, сочиняет тексты для будущих произведений и так далее. Дел у него выше крыши, все не пересчитаешь. Он продюсер и музыкант, а ещё учитель. Преподаёт игру на гитаре в свободное время. Поэтому в этой скромной студии имеется ещё одно входное помещение (что-то вроде холла с ресепшеном), в котором сидит менеджер и принимает желающих научиться играть.       Менеджер, кстати — поганец, по скромному мнению Юнги. Сводник — Роза Сябитова — ищет для Мина кого-нибудь, кто, цитата: «сможет скрасить твоё отшельническое существование, абсолютно серое и невкусное, как мой утренний кофе». Юнги в него ядом плюётся, мол, отстань, у меня и без этого полно заморочек, времени нет. А тот не отступает. Упертый как баран, а Юнги ничего поделать с этим не может. Джин — именно так зовут этого менеджера — все-таки его лучший друг, в беде не оставит и, если надо, раненым на себе понесёт. Мин раненым, правда, никогда не был, только вусмерть пьяным, но и тут широкие плечи друга пригодились, чтобы дотащить его до дома и уложить в постель. Но сейчас не об этом.       И вот: Юнги весь в работе. Переставляет дорожки в мелодии, пытается исправить ошибки… И фоном слышит назойливый шум разговора. Сначала он пытается игнорировать — Джину часто звонит мама, возможно, это с ней сейчас ведётся непременно безумно важный разговор о том, какие носочки её любимый сын сегодня надел, и сколько раз покушал. Но подобные сессии длятся недолго — около пятнадцати минут, в которые Ким открывает рот лишь три раза: первый — приветствие, второй — «да, у меня все хорошо» и финальный — прощание. Но в этот раз щебетание не прекращается, звук разговора словно становится даже громче, и все чаще Юнги начинает улавливать высокий смех собеседников. Он рывком снимает наушники, потирая чуть покрасневшие глаза. Ему обещали, просто клялись, что в комнате прекрасная шумоизоляция, и ни он, ни люди снаружи не будут слышать никаких звуков. Не слышно их будет, видимо, только если ты глухой, или если всегда в ушах с собой носишь беруши.       Он нехотя поднимается с кресла, дабы попросить всех помолчать хотя бы несколько минут. Снаружи его комнаты громкое щебетание раздаётся ещё громче — чуткий слух Юнги страдает. Он слышит голос Джина и ещё незнакомого парня. Конечно, люди заглядывают сюда для записей на занятия, но это быстрые и скучные моменты, а здесь целая дискуссия. — …Он даже запнулся на входе, — смех. — Умора, смотрит на меня такими большими глазами. Я спрашиваю: «Вам чего?», а он…       Юнги входит на самом интересном. В холле воцаряется молчание, взгляды на нарушителе приватных разговоров. — Приветик! — Юнги поднимает глаза и… кажется, видит свет в конце тоннеля. Тоннеля своей бисексуальности, который выталкивает его ногами в сторону брата своего с приставкой «гомо». Никогда Юнги в своей жизни не думал, что осознает, что он — полный гей вот так. Просто увидев самого красивого парня на земле.       Он прекрасен, как первый майский день. В джинсовом комбинезоне и клетчатой, кофейных цветов рубашке. На его ногах белые кеды с Хеллоу Китти, а на коротких пальцах на руках много колец. У него кукольное лицо и огромные, просто невероятные губы. Юнги запоздало моргает. Он не был готов сегодня, в пасмурную среду, когда он одет, как последний бомж, и забыл утром подвести глаза, встретиться с любовью всей своей жизни. Нет, нет и нет. Почему сегодня? Почему не завтра? Почему не послезавтра?       Судьба — сука.       Он зависает на несколько секунд, в то время как парень косится на Джина, безмолвно спрашивая, что происходит. — А… — отмирает Юн и нервно дёргает край футболки. Надо было надеть другую. — Здрасьте.       Он вдруг весь потеет, как подросток и нервничает. У него всё как будто в первый раз: первая влюблённость в симпатичную отличницу в средней школе, первое признание в любви, первые робкие поцелуи и первые неуверенные касания. Он внезапно чувствует себя маленьким — таким маленьким, что его можно спрятать в нагрудном кармане рубашки, если захочется. Страшно, и убежать не выйдет. — Я тут работаю недалеко, — очаровашка показывает пальцем себе за спину. — Вот, зашёл познакомиться с соседями.       И улыбается. Его растянутые губы и морщинки возле глаз заставляют сердце Юнги испытать микро-инфаркт. Он уверен, что ещё секунда, и он бы точно свалился без чувств. — Кстати, меня зовут Чимин, очень приятно! — Чимин протягивает свою небольшую ладонь, и Мин, снова запоздало реагируя, сжимает её своей в рукопожатии. — Моё имя Юнги. — Но все зовут его Тормозом, — встревает Джин, улыбаясь Чимину как старому другу. Юнги почти в бешенстве и из-за прозвища, и из-за его улыбки.       Милашка снова улыбается краешком губ и опускает глаза в пол. Юнги думает, что он мог бы сочинить тысячу серенад только для одних мягких черт его лица и больших карамельных глаз. Они знакомы пять минут, а он уже так безбожно влюблен. Немыслимо. — Мило. — Нет. Это неправда, — Мин пихает Джина кулаком в плечо. — Моё имя Юнги. Просто Юнги.       Чимин наклоняет голову, осматривая собеседника. Внимательно, словно пытается запомнить как он выглядит. Тихо хмыкает и кивает. — Как скажешь. Юнги.       О, как же Мин слаб.

***

      Чимин приходит часто. Даже очень: почти каждый день. Он носит кофе и вкусные круассаны с вишневой начинкой (Юнги от них без ума и понятия не имеет, откуда об этом знает Пак), много болтает и смеётся. Заскучать рядом с ним невозможно. Он, как большая батарейка — от него заряжаешься энергией на весь оставшийся день. Юнги, который вечно чувствует себя уставшим, после разговоров с ним работает ещё более усердно, чем до этого — такой прилив сил он ощущает.       Хотя, прилив этот, наверное, не только потому что Чимин такой активный. Влюблённость минова крепнет с каждым днем и растёт без удобрений. Юнги бы и рад не зарываться с головой во все эти сердечные дела, да только всё на него безобразно давит — и этот пресловутый Джин, и работа, требующая постоянного источника вдохновения… Чимин буквально превращается в его музу, благодаря нему дела идут на лад.       Пак до боли красивый. Такой красивый, что даже описать невозможно. Как ангел, спустившийся с небес. Залипнуть на него так просто: ловишь взглядом его лицо где-нибудь невдалеке и больше не можешь оторваться. Но как же красив он, когда смеётся. И смех его, звонкий и громкий, словно отражается от всех поверхностей и разносится сладкой песней по помещению. Он как музыка для ушей — Юнги готов записать этот смех и использовать вместо тех мелодий и битов, которые он пишет. А паковы объятия — самое приятное, что Юнги мог испытать. Чимин обнимал его всего один раз, но даже его хватило, чтобы Мин стал скучать по обхвату маленьких ладоней вокруг его шеи и тёплой груди, прижимающейся к его собственной. Этакая пытка — ощущать, как тебя обнимает человек, который тебе нравится, и бояться, что он слышит твоё колотящееся о грудную клетку сердце. Юнги тогда почти силой мысли пытался заставить свое остановиться. …А то, какой Чимин заводной и интересный? Сколько всего он рассказывает и о скольком знает? Как он шутит, несомненно вызывая смех, и смеётся сам? Или как он перебивает сам себя, забывая что-то рассказать?..       Отдаться любви так легко и так сложно от неё отвязаться. Юнги даже не знает, что могло бы оттолкнуть его. Чимин слишком хороший. Или…       В один день — кстати, тоже в среду — Мин приходит пораньше. Если быть точным: на целый час. Он проспал пять часов и, проснувшись, почувствовал в себе желание написать стихи об ангеле, спустившемся с небес (Чимине), с чудеснейшим голосом (как у Чимина), божественным лицом (чиминовым) и очаровательным телом, которое можно спрятать за спиной самого Юнги, и никто не заметит (тоже про Чимина). Окрыленный, он на всех парах отправился к студии. И лучше бы он этого не делал.       Он выбирает короткий путь, тот, что идёт по другой стороне улицы. Так и правда быстрее, но обычно Юнги никуда не торопился — такого сильного вдохновения он почти никогда не испытывал. А тут, вот, испытал. И пошёл, смотря по сторонам.       Чёртов цветочный магазин прямо через дорогу от его любимой студии. Восемь утра — он уже открыт и демонстрирует миру свои богатства.       Юнги чуть волком не воет прямо на улице. Такой подставы он точно не ожидал. И давно это «чудо» здесь открылось? Почему он даже не знал об этом?       Он заглядывает в витрину, только чтобы бросить пренебрежительный взгляд на ассортимент, и невольно оглядывает ту часть помещения, которую видно сквозь окно. Недалеко, согнувшись, стоит мужчина, перебирающий отвратительные розы в высоком горшке. Он улыбается цветам, а после встаёт в полный рост, оборачиваясь к витрине лицом. Юнги встречается с флористом глазами. Видимо, со своим знакомым флористом, потому что лицо у него прямо как у Чимина.       Чимин.       Юнги бежит так ужасно быстро, как не бегал даже от злых собак. И в третий раз: судьба — сучка, каких свет не видывал, и Мин бы очень хотел встретить её однажды, чтобы хорошенько надавать по морде.

***

      В тот день Чимин не приходит. Совсем. Сокджин даже удивляется: может, что-то случилось? Он всегда отличался излишней взволнованностью за состояние других. И только Юнги знает, в чем дело. Точнее, знает он то, что сам ни за что не хотел бы видеться, а тем более разговаривать с Чимином, после их внезапной встречи.       Думая об этом, Юнги вдруг приходит к неожиданному выводу: Чимин никогда не упоминал, где он работает. Да, он говорил, что здесь, недалеко, буквально в нескольких шагах. Ага, прямо через дорогу. Прямо в гребанном магазине цветов. Всё, что касалось Пака, начало стремительно терять краски в глазах Юнги. Даже этот пресловутый текст, который он так кропотливо старался сочинить в голове по пути на работу, улетучился, будто его и не было.       Люди видят только то, что хотят видеть. Всегда смотрят на ситуацию только со своей стороны, считая её самой верной и единственно достойной на существование. Так думает и Юнги, пока сидит без вдохновения за синтезатором, в надежде выдавить из себя хотя бы одну ноту. В голове овсяная каша, и даже обсудить её не с кем. Что толку рассказывать Джину? Он сразу включит свой режим сводника, и пиши пропало. Даже дельного совета от него не добьёшься.       Только со своей стороны жертвы, которой снова подсунули под нос букетик его «любимых» цветов и пожелали ими подавиться, Юнги и мыслит в ту среду. Ну, и в четверг, когда Чимин, кстати, снова не появляется в их студии. И в пятницу. И даже в субботу, когда он, собирая в сумку нужные бумажки (полупустые, потому что так за это время он ни слова и не придумал), спрашивал у менеджера, не приходил ли кто сегодня. — Ну-у, приходила одна бабушка… Такая милая женщина, правда просила платить за сеансы не деньгами, а пирожками… Я почти согласился, но- — Ясно, — даже не дослушивая, обрывает Мин и закрывает свою комнату на ключ. Если бы Чимин приходил, Джин сказал бы о нем в первую очередь.       Сокджин вздыхает. — Все ждёшь его? — Что? — Я ведь знаю, что вы что-то не поделили. И я знаю, что ты знаешь, почему он перестал нас навещать, — кимовы глаза смотрят прямо в душу — бедного Юнги он видит насквозь.       У Мина вмиг потеют ладони. Он знает и боится этого знания. Всегда так тяжело признаваться, что у других тоже есть чувства. Юнги знает, что они у Чимина есть, но не хочет говорить с ним об этом (читать: ждёт, когда Пак заговорит первым). Слишком сложная ситуация, и неясно, кто в ней виноват.       По мнению Юнги, точно не он. — Ничего я не знаю. Может, он просто устал от тебя и все, — невозмутимо жмёт плечами Мин, надеясь быстро уйти от неприятного разговора.       Джин почти задыхается от возмущения. — От меня? А может, это ты не можешь наступить на горло своим принципам? Какая тебе, вообще, разница, где и кем он работает? — он почти добавляет «идиот» в конце, но вовремя сдерживается. Обозвать хочется, но в этой ситуации Юнги зацепится за что угодно, лишь бы перепрыгнуть на другую тему.       Юнги глядит в пол, не находит, что сказать. А потом… — Погоди. Ты что, знаешь, где он работает? — он хмурится и ставит сумку на пол. Если бы между ними не было стойки ресепшена, Мин бы уже, наверное, схватил парня за грудки.       Спалился. Так легко, но да что уже терять? — Да, знал! — С самого начала?! — С самого начала. — И ничего мне не сказал? Ты же, наверняка, видишь в каком состоянии я нахожусь из-за него! И все равно молчал до последнего. — Я молчал, потому что знал, что ты упрешься. Думаешь, ты самый умный? У тебя нет аллергии уже сколько? Года три? А ты все равно, как баран.       Юнги кривится от сравнения, но принимает. Начинает понимать и осознавать, что заслужил. Успокаивается и тише говорит: — Но почему ты сразу со мной не поговорил? До того, как все это началось. Я бы понял.       Джин вздыхает и улыбается уголками губ, как мать, ребёнок которой, нашкодив, приходит извиняться. — Нет, ты бы не понял. Тебе нужно было посидеть вот так, подумать о том, что Чимин — мудак последний, не сказавший тебе ни словечка о том, что он — флорист и обожает цветы, — Ким выходит из-за стойки и приглашает Юнги в объятия. Целебные, конечно. — Ты ведь тоже понравился ему. А когда я сказал, что ты во вражеских отношениях с тем, что он любит больше всей жизни, конечно, он расстроился. И говорить не стал. Чтобы не рушить с тобой ничего, даже не начав. Зато теперь, когда ты все знаешь и когда я как добрый и мудрый друг объяснил тебе твою ошибку, ты все понял.       Мин обнимает друга поперёк живота. Низкий, он бьётся Джину макушкой об подбородок. Но все равно чуть-чуть выше, чем Чимин, думает он и улыбается. — Чего лыбу давишь? Иди к нему, — Сокджин сам широко улыбается и отпихивает Юнги от себя. — Он сегодня до семи.       И Юнги идёт.       Стыдно, он не думал о том, что сам пойдёт на разговор. Но делать нечего. Все-таки, он влюблен. И в него, кажется, влюблены в ответ. Невероятно. Никогда он не думал, что его история любви начнётся вот так. Зато будет, что внукам рассказать. Их с Чимином совместным, думает Юнги и опять улыбается. Такой он влюблённый дурак.       Мин знает, куда он идёт. Поле. Студия на окраине, не так далеко — пригород, где поля и небольшой лесок. Конец мая — самое время, чтобы там распустилась куча цветов. Впервые Юнги собирается делать что-то подобное, но он очень возбужден этой мыслью.       Поле встречает его простором зелени и ярких пятен цветочных головок. Красные, желтые, голубые — у Мина глаза разбегаются. Он идёт к тем, что ближе всего — колокольчики. Он осторожно срывает несколько и подносит поближе к глазам, чтобы рассмотреть. Красивые. Даже очень. Он никогда этого не замечал.       Ромашки. Всегда, он слышал, на ромашках гадают, мол, любит или не любит? Юнги озирается по сторонам, как преступник. Никого рядом нет. И начинает. Любит… Не любит… Любит… Не любит… Отрывая последний лепесток, он с улыбкой произносит: — Любит!       …И прыгает на месте, как маленький, радуясь своей «победе». Несколько целых ромашечек идут вслед за колокольчиками в букет.       Он собирает цветы почти полчаса. Букет неровный: некоторые цветы короче других, местами попадается трава, некоторые цветами не сочетаются — но Юнги рад. Он его сам собрал. С любовью. Он сделал его уникальным. Это ведь намного более ценно, так?       Порывшись в своей сумке, он находит утреннюю газету. Юнги иногда покупает их по пути в студию, чтобы почитать о новостях. С детства ему нравилось, как такие газеты читал отец, и теперь узнавать новости из интернета ему не интересно. По-старинке лучше.       Мин рвёт от бумаги небольшой кусок и заворачивает в него букет. Получается тоже непонятно, но главное, что конструкция держится. И букет красивый.       Только подходя к магазину, где работает Чимин, Юнги вдруг думает, что собранные им цветы ужасны. Не в том смысле, что плохие, а потому, что букет у него странный. В витрине они такие красивые — наверняка, некоторые делал сам Пак — а у него — из говна и палок, как говорится. Но отступать поздно. Тем более, он что, зря корячился полчаса?       Мин хочет тихонько проскользнуть через вход и, найдя укрытие, понаблюдать за Чимином перед разговором. Но колокольчик над дверью громким гулом бренчит на все помещение. Чимин оборачивается к клиенту. — Добрый день, чего же-       Он не договаривает, обрываясь на полуслове. — Привет, — Юнги пытается улыбнуться и прячет цветы за спиной.       Чимин стал красивее с их последней встречи (хотя, куда уж?). Юнги любуется. — Эм… Привет, — отвечает Пак своим прекрасным голосом, и Юнги еле сдерживается от того, чтобы не прикрыть от удовольствия глаза. Он, все-таки, безумно ждал этой встречи. Пора насладиться ею сполна. — Я, если честно, не думал ещё когда-нибудь увидеться с тобой.       Стыдно. — Прости. Я… Думаю, я был немного дураком. — Немного? — слишком быстро отвечает Чимин и сразу осекается. — Прости, я случайно… Я не думаю, что ты дурак. Это, скорее, я виноват.       Мин усмехается. Да нет уж, заслужил. Пускай Чимин обзовет его тысячу раз — обидно не будет. — Нет. Это я. Я не смог дать отпор своим принципам, — протестует Юнги и подходит ближе. Ему кажется, что между ними, как минимум, пара километров.       Пак тоже делает шаг вперёд. — А я не сказал тебе все сразу. Неудивительно, что ты так отреагировал, — он стыдливо улыбается. Юнги безумно слаб перед ним.       Мы всегда все прощаем людям, которых мы любим. Вспомните, сколько раз вы наступали на одни и те же грабли, закрывая глаза на то, как больно вам сделали? А всё потому, что на близких мы не можем злиться. Такова наша человеческая сущность. Даже если нас обидели, мы не сможем помнить об этом долго. Всё сглаживается и всё забывается. Юнги и не обижался толком. Пару часов ему было грустно, что Пак молчал о такой важной детали, а потом он уже просто был «как баран», как верно подметил Джин. — Прости меня, — говорит Юнги, снова делая два шага навстречу. Чимин тоже подходит. — А ты прости меня, — он улыбается и тянет руки, мол, давай обнимемся. Но Юнги ещё не закончил. Не может пока бросаться в его объятия.       Он достаёт из-за спины свой букет. Снова стыдно. Чимин — флорист, он — профессионал своего дела, умеет сделать из любых цветов произведение искусства, а тут Юнги. Со своими ромашками в газете. — Ты… Ты его сам собрал, хён? — глаза у Чимина горят, он тянется руками к обертке и принимает букетик из чужих рук. — Да. Тут поле недалеко, я пешком дошёл. А там, представляешь, этих цветов столько…       Чимин обнимает его так крепко, пытается полностью захватить Мина в объятия, закрыть его всеми руками. Он целует его лицо: в щеки, в нос, в подбородок — куда дотянется. Чмокает в губы и лицом вжимается в чужую шею, шепча благодарности. Он даже чувствует себя на грани от того, чтобы заплакать.       Так приятно. Человек, который не любит цветы, сам собирает для тебя букет, чтобы порадовать. Невероятные ощущения.       Юнги в ответ жмёт небольшое тело к себе, желая только, чтобы это мгновение длилось вечно. Он так сильнейше влюблен. И судьба все же не сука. Помощница. Мин мысленно благодарит её за то, что она подарила ему.       А цветы… Не такие уж они и плохие. Это с какой стороны посмотреть, правда?