Равноценный обмен

      Прекрасный день. Чудесный день! В комнате стоит запах масла и едкая такая вонизма от разбавителя. В одном наушнике почти на всю громкость играет металл, да так, что можно его услышать, даже проходя рядом. Несложно догадаться, что это что-то из «SF». Второй же наушник спокойно летает где-то внизу и качается почти что от каждого движения его владельца, который, кстати, делает это не часто, сосредоточенный на своём деле. Художник выводит на холсте какие-то очертания, лишь иногда делая лишние телодвижения, отодвигаясь и смотря на работу с дальнего взгляда, несколько раз моргая, надеясь, что глаза не успели получить мозоль от одного и того же, хоть и меняющегося, изображения. Или склоняется, как согнутое ветром дерево, ленясь взять палитру в руки, чтобы намешать новый цвет, при этом стараясь не уронить стаканчик из-под воды, в которой уже успела искупаться кисточка с гуашью, которой он пробовал рисовать до этого, и когда-то чистая, даже питьевая вода, приобрела какой-то темно-коричневый цвет. Не опрокинуть он и пытался кружку из-под кофе, в которой оставалось всего ничего. Но он был слишком увлечён процессом, чтобы это все убрать куда подальше.       Ларри в очередной раз склонился к палитре, мешая там холодный цвет, отлично подходящий под тени на лице человека. Маленького, но человека, которого тоже нужно было как-то проработать. Вышел какой то светло-фиолетово-синий. Бровь художника, успевшего уже перепачкаться в масле, уплыла вверх, прикидывая, подойдёт ли этот цвет. Было решено опробовать на практике. Он выпрямился, возвращаясь на один уровень со своим шедевром, и тонкой кистью стал выводить тени. Все идёт очень хоро-       — Сука… Вот же, блядь, ебаная сука! — это было не так уж и сложно расслышать, особенно учитывая, что его сожитель злостно материл что-то не себе под нос, а не стесняясь прям-таки возмущался на всю небольшую квартиру. Съёмная однушка, на которую они наскребли денег, где-то немного помогли родители. Если бы Лиза и Кеннет в отрочестве не были чуть ли не лучшими друзьями, вряд ли такое решение бы понравилось им. Или, как Минимум, Кеннету. Ему вообще не шибко-то нравился выбор сына пойти в колледж искусств, так ещё и выбрать направление архитектуры. Мол, что ему там делать вообще? Лучше бы продолжал традицию, пошёл по стопам мужского поколения Фелпсов: в церквушку, выслушивать насущные проблемы людей, надеющихся, что прощение от юного пастора и бога избавит их от всех ужасов мира. Но как бы Кеннет ни старался, у него не вышло удержать сына на коротком поводке. — Это пиздец!       Трэвис констатировал этот факт на всю квартиру и, судя по звуку, швырнул кеды куда-то вдаль коридора, видно, не думая о том, что он сам же потом будет возмущаться, что его обувь распинали по всей хате. Вот беспредел! Шарканье ног по полу, и Ларри уже заранее приготовился к тому, что сейчас будет, пытаясь ещё больше сосредоточиться на своей картине. Но, видимо, не выйдет, ибо Трэвис вошёл в комнату и, стукнув по дверному косяку, заставил обратить на себя внимание. Парень вздохнул и повернулся к нему, ожидая его выговоров.       — Этот препод по истории архитектуры меня валит и валит! Я ему уже раза три этот ебучий итоговый проект приносил переделанным, а он указывает на одни и те же ошибки! — Трэвис состроил глупое лицо, закатив глаза и сделал из своей руки «говорилку», сложил все пальцы кроме большого вместе так, что это стало похоже на клюв и двигал ими, заставляя руку «говорить», — И еще вот такой типа: «Трэвис, до сессии неделя, как ты собираешься что-то сдавать? Трэвис, ты делаешь одни и те же ошибки. Трэвис, зачем ты сюда поступил, если не понимаешь, в чем возишься? Трэвис, ты меня заебал, вот я и делаю из себя долбаеба!» — с последним, конечно, студент приукрасил в порыве раздражения и злости, но причина его недовольства была вполне понятна. Преподаватель по этому предмету был действительно противным и придирчивым. Джонсон не понаслышке знал это, часто говоря со знакомыми оттуда. С ним черт что сдашь, будто ему самому выгодно валить бедных студентов.       — Ну… — Было уже начал Ларри, собираясь выразить ему не то сочувствие, не то предложить свою помощь, ибо со своим итоговым проектом он все продумал, и будет как раз кстати, если он чем-то поможет другу, но не успел закончить предложение.       — Он меня уже затрахал, серьёзно! — Юноша не глядя взял стаканчик, стоящий около Ларри, и даже не думая о том, что на рабочем месте художника может быть то, что не спросив брать — себе дороже, спокойно отхлебнул из стакана. Его лицо скривилось в отвращении, нос забавно сморщился, а брови сползли к переносице. Он тут же поставил стаканчик на место, но жидкость все же проглотил и вскинул руками. Ему бы надо было в театральный поступать, харизмы у Фелпса хоть отбавляй. — Что за бурду ты тут, блять, пьёшь?       — Вода из-под гуаши, милорд, — Металлист позволил себе сначала просто хихикнуть, но, глянув на недовольное лицо Трэвиса, вслух расхохотался. Очень уж он забавно выглядит, когда недоволен. Похож чем то на того самого мемного кота, ещё с вечно недовольной мордочкой. — А что, понравилось?       — Идите-ка вы нахуй, мисье, — Трэвис развернулся на пятках и пошагал в сторону кухни. Судя по всему, что-то закинуть в рот после тяжёлого дня. Ну нет, это не дело, без его помощи Ларри не справится, надо договариваться!       — Эй, ну Трэв… То есть, мой милорд, подождите! — Ларри хохотнул, но, вынув наушник из уха и захватив в руки кружку из-под кофе, направился прямиком за обиженкой. Тот стоял у кухонного стола, ожидая, пока чайник дойдёт до кипения, и опирался на старый кухонный гарнитур, стоящий тут ещё со времен прошлых хозяев. Он подобрался к нему, как змея, вставая к нему плечом к плечу, одной рукой опираясь на ту же столешницу. — Слушай, у меня к тебе крайне интересное предложение.       — Мне это уже не нравится. — Фелпс повернул голову к нему, устало и все ещё немного хмуро разглядывая его, все-таки ожидая рассказ о выгоднейшем предложении художника.       — Ты отдаёшь мне свое тело, а я поднимаю старые связи, и ты доделываешь проект идеально, — судя по медленно краснеющему лицу Трэвиса, он понял его совершенно не в том контексте, в каком хотел Ларри. Поэтому, пока он не впал в то состояние, когда нужно упереться в стену взглядом и обрабатывать информацию, парень продолжил. — В смысле, отдаёшь тело, чтобы я на нем порисовал. Это мой итоговый проект. Отдаться мне сам ещё успеешь.       — Господи, Джонсон… Ты меня заебал. — Трэвис хорошенько так дал себе по лбу ладонью, выражая этим свою реакцию на происходящее.       — Да-да, я тебя тоже люблю, Трэвис. Так ты согласен?       — Только потому что мне нужно доделать гребаный проект и не завалить его. — юноша повернулся к собеседнику, наблюдая за его довольным лицом, расплывающимся в улыбке.       — Вот и замечательно, значит, сегодня этим всем и займёмся. Уверен, тебе понравится, — Ларри выпрямился, совершенно без смущения подтянулся к Трэвису и легко поцеловал его в нос, сразу уходя обратно к себе, оставляя уже ничему не удивляющегося парня заваривать кофе в одиночестве.

***

      — А что рисовать-то будешь? — Трэвис сидел на краю кровати, наблюдая, как Ларри мельтешит, носясь туда-сюда по всей комнате, как заведенная игрушка, и таскает то палитру, то краски, то поднимает закатившуюся под стол баночку белил, наливает чистую воду в стаканчик. И это все подготовительные сборы для того, чтобы начать рисовать на теле Фелпса. Непонятно вообще, почему Джонсон решил взять именно эту задумку для своего итогового проекта к одному из предметов, но боди-арт тоже искусство, в принципе, почему нет? Хотя, ему вообще-то повезло, что Трэвис согласился!.. Ладно, кого тут обманывать, он бы и так согласился. В помощи он не может ему отказать, вспоминая, из какого состояния он его вытащит и, отчасти, если бы не Ларри, он бы тут вообще не был. Господи, пожалуйста, пусть отец до конца своей жизни думает, что они лучшие друзья, а то конец придёт обоим… Так! Хватит, отца тут нет, сейчас Трэвис свободен.       Ходит куда хочет, живёт с кем хочет, находится в отношениях, кстати, тоже с кем хочет. В знак протеста даже прядь себе голубую сделал! Ладно, сейчас немного не об этом. — Ларри, ты слышишь? Что рисовать будешь, говорю!       — Это будет лесной олень… Чем то на Бэмби похожий… Чистый и невинный образ, но с красными глазами, среди горящего пламени Ада, тянущийся к скелету оленя побольше! Правда гениально? — Трэвису пришлось хорошенько задуматься, чтобы предположить, как все это будет выглядеть. Судя по описанию Джонсона, это что-то действительно крутое, правда, почему это нельзя выплеснуть на бумагу до Трэвиса не дошло. Он собирался спросить об этом, но парень словно прочитал его мысли. — Там надо было использовать какое-то нетипичное направление… Вот я и взял рисование на теле. Я думаю, твоя спина станет мне отличным холстом. У тебя хорошо виден позвоночник и лопатки, они чудесно подходят для такого, поэтому, на них я и отыграюсь, чтобы показать преимущества этого направления. Там будут объёмные штуки, так сказать. В общем, увидишь.       — Как у тебя все продуманно. — Трэвис, конечно, никогда не сомневался, что его парень художественный гений, но сейчас был удивлён, что было понятно по уплывшим вверх бровям и широко распахнутым глазам. Даже немного смутился со слов о его теле, подходящем для этого направления в искусстве.       — Ну, а ты как думал. — Ларри улыбнулся и открыл одну из банок с краской, поднёс к носу и, видимо, поняв, что она пригодна для использования, хоть и старенькая, поставил на стул. — Всё, готово. Снимай футболку и откинь подальше, а то я иногда не очень аккуратно работаю.       Трэвис тяжело вздохнул, желая всем своим видом показать, что он не особо-то доволен сложившейся ситуацией, пока у самого сердце ойкает от осознания такой удивительно-странной близости.       Может, для кого-то это будет просто обычным бартером, собственно, что такого, в обмен на конспект дать свое тело в качестве холста художнику? Но вот для Фелпса это определённо что-то большее, нежели простой равноценный обмен. Как подуть на рану, когда щиплет зелёнка или закрыть глаза и довериться в темноте чужим рукам. Потому что он несомненно знает, даже ни разу это не попробовав, как будет действовать и работать Ларри, управляясь с кистями и краской.       Парень, уже откинув футболку чуть ли не в другой конец комнаты, не смеет заглянуть в глаза напротив, которые мельком изучают его, и сразу поворачивается к нему спиной, немного сгорбившись по чистой дурной привычке, появившейся ещё в школе.       — Не надо так, пожалуйста. — Сразу заметно, что тон его голоса стал пониже. Джонсон проворными руками проскальзывает к грудной клетке, направляя её вверх, заставляя выпрямиться. Трэвис бормочет что-то недовольное, но все-таки держит осанку прямо, давая ему прикинуть, где и что точно будет располагаться.       Когда холодная кисть с краской касается его кожи, Фелпсу хочется вздрогнуть всем телом и поежиться, но по телу лишь прибегают мурашки, и он слышит тихий смешок Ларри, что поддерживает его за плечи, ощущая под пальцами, слегка намозоленными из-за кистей, гусиную кожу. — Я не ошибся, когда говорил, что твоя спина идеально подходит.       Трэвис ощущает все новые и новые холодные мазки разной толщины и длины, ложащиеся ровно или волнисто. Он ощущает это несмотря на слои краски, накладывающиеся друг на друга, и так же безусловно ощущает то, как Ларри не смеет сделать ни одного грубого мазка и не берет в руки жёсткую, царапающую кисть. Как время от времени сам пытается поддерживать его, замечая, что Трэвис устаёт держать спину прямо, и руками уже сложно держать его в одном положении. Как время от времени предлагает встать или лечь, если так будет удобнее. Трэвис абсолютно точно знает, что Ларри будет так неудобно, давая ему отказ за отказом.       Когда Джонсон начинает работать совсем тонкой кистью, Трэвис изо всех сил пытается не дёргаться и только лишь тихо хихикать. Она так приятно щекочет своим кончиком. Фелпс даже забывает о том, что его руки неприятно покалывает иголочками судорога, что они уже еле держатся и совсем затекли. Трэвис не видит того, что происходит у него за спиной, но ощущает даже то, как тонкая рука художника прорисовывает мелкие искры от пламени и пятнышки на шерсти олененка. Интересно, это он столь чувствителен или действительно такая связь? Души людские перевязаны нитями, что дребезжанием передают и горесть с болью, а лёгким вздрогом счастья тихий смех! Забавно…       — Всё… Теперь сиди… — Судя по шуршанию, Ларри искал по карманам телефон, который, как всегда, лежал на очевидном месте: прямо перед его носом. Взяв его в руки, он отошёл на пару шагов назад и, видимо, не с первого раза поймав нужный ему ракурс и картинку, ещё немного замешкался. Звуки щелчка телефонной камеры, оповещающие о том, что скоро Трэвис будет свободен. Руки уже дрожали, не желая держать не менее уставшее тело. — Вот так. Смотри как.       Ларри сел обратно на свой стул, но теперь уже подтягиваясь ближе к Фелпсу, даже складывая голову ему на плечо, хоть и лишь формально (а то вдруг действительно упадёт), и протянул телефон, давая взглянуть на результат.       Вышло ничуть не хуже, чем Трэвис себе представлял. Почти на всю спину нарисована картина, разве что не затронувшая совсем уж верх спины и копчик. Остальное все было почти полностью в краске, но зато как вышло! Невинный олененок среди ада, тянущийся к скелету. Как-то иронично, именно для Трэвиса. — Что скажешь?       — Выглядит так, будто ты потратил на это половину жизни, а не несколько часов, — парень постарался повернуть голову к нему, но не успел, и мурашки снова прошлись по коже. Ларри уткнулся прямиком ему в затылок и робкими, осторожными поцелуями, отсчитал шейные позвонки.       — Старался. Пойдём смывать, а то завтра так и пойдёшь в колледж, — он спокойно поднялся со стула, собираясь уже идти       — Я и не против… — шёпотом проговорил юноша, потирая собственные плечи и словно с этой картиной на спине ощущая весь спектр прикосновений, оставленных на его коже.       — Что? Извини, не расслышал.       — Да… Пошли.