***
Гей выше пояса – вот что думает Патрик, когда он натыкается на Пита и Майки. Они не в комнате, так что он не может в полном смысле этого выражения наткнуться на них. И они не делают ничего такого, просто сидят со скрещенными ногами на траве, смотрят друг на друга и вообще не прикасаются. Так что это странно, что Патрик решил, что он именно наткнулся на них, и странно, что Патрик отчасти завидует, учитывая, что Пит никогда не сидит просто рядом с ним, он постоянно садится поверх него. Так что Патрик вроде как не должен чувствовать, что он прерывает что-то. Никто ведь не чувствует себя так, словно они прерывают что-то, если они случайно натыкаются на Пита и Патрика, и при этом ноги Пита буквально у Патрика на коленях. Так что, типа, плевать, Патрик просто иррационален, раз чувствует себя так, словно его отшили. Но он чувствует себя… странно. Непонятно. И он не может ничего с этим сделать, но он невольно думает о том, что то, что он сейчас чувствует, это то необычное чувство, когда тебя отшивает Пит Вентц. Пит никогда не отшивает Патрика. Никогда, такого никогда не происходило и не может произойти, с тех пор как Пит встретил Патрика. Патрик не раз видел, как Пит проскальзывает за двери спальни с очередной девушкой, и ни разу он не чувствовал себя так, словно его отшили. Но сейчас, есть что-то в том, как Пит наклоняется к Майки, так настороженно и восторженно, словно Майки говорит что-то восхитительное, или словно Майки сам восхитительный, и Патрик знает этот взгляд, и он чертовски не нравится ему со стороны. Он сомневается, его застали врасплох, и он не уверен в том, что он должен сделать. Ему кажется, что он должен тихо развернуться и уйти обратно к сцене, к людям и к постоянному шуму Warped Tour, потому что клочок травы для отдыха уже занят. И штука в том – штука в том, – что Пит смотрит на него, всё ещё улыбаясь из-за того, что сказал Майки, или чем был Майки, и говорит: – Патрик, привет, в чём дело? Я нужен тебе зачем-то? Не давай, посиди с нами, или о Боже, я так скучал, где ты был?, или о, а вот и мой самый любимый человек, мне было так скучно, развлеки меня. Типа, Пит просто спрашивает, нужен ли он Патрику зачем-то. И Патрик не знает, как на это ответить. Типа, помимо того, через что они прошли вместе, вплоть до этого момента, и кроме чрезвычайно сильных отношений взаимной нужды друг в друге? Ну, Патрик думал, что нужда друг в друге по смутным и туманным причинам просто того, что они чувствуют себя лучше, когда второй рядом, это стандартное состояние их бытия. – Нет, нет, я в порядке, просто… я в порядке, – мрачно отвечает Патрик, и его голос звучит глухо, а во рту пересохло. – Круто, – улыбается Пит и оборачивается обратно к Майки. Майки срывает одуванчик и сдувает весь белый пух за один раз. Да кто так, блять, вообще делает?***
Майки действительно красивый. Типа, Майки – не придурок, который прячется за старой кепкой потому, что ненавидит, когда люди смотрят на него. Майки просто стоит, весь такой красивый. Всё в нём словно идеально подобранная картина, каждый элемент которой на своём месте для достижения максимального эффекта; идеальные волосы, идеальный рот, его очки круче, чем у Патрика, и его шапки гораздо лучше. Когда Пит и Майки рядом – а в последнее время кажется, что они рядом постоянно, когда они не на сцене, выступая со своими группами, – то они зависают вместе, всё время, дремлют на лужайках и красят друг другу блядские ногти, будто жизнь – это одна огромная вечеринка с ночёвкой, а эти двое – девчонки из ебучего Клуба Нянек, или, типа, плевать, просто сестра Патрика постоянно читала эти книги, а Пит и Майки действительно словно девчонки из ебучего Клуба Нянек, только глупее, красивее, а ещё влюбленные друг в друга и убежденные в суперненужности всего остального мира. Короче. Когда Пит и Майки рядом, Патрик смотрит на них, и они действительно хорошо смотрятся вместе, идеально подобраны, чтобы показать их всему миру. То, что они вместе, имеет смысл. Такой невероятно чёткий смысл. Патрик смотрит на себя в зеркала – в автобусах, в безумных застенках сцен, в туалетах на вечеринках, на которые он не хотел идти, но в итоге всё равно пошёл, потому что все остальные идут – и он смотрит на эти безнадёжные волосы, смущающие очки, на то, как не важно, что он наденет, он всё равно не будет выглядеть таким же складным и приятным, как Майки, он всегда будет выглядеть помятым и неряшливым. Патрик никогда не хотел быть тем самым модным парнем, на которого все смотрят, и он всегда был счастлив, что Пит взял на себя эту роль, но, ему кажется, в глубине души, что его всё устаивало потому, что человек, на которого смотрели все вокруг, был слишком занят, смотря на него. Но теперь этого нет. Пит рядом с ним на сцене, так же, как и всегда, но вне сцены Патрику кажется, что в этом туре он по большей части совершенно один. – Ты в норме? – спрашивает Джо на одной из вечеринок. – Ты выглядишь так, будто ты сильно устаёшь в последнее время. – Долгий тур, – отвечает Патрик. – Много выступлений, – он продолжает отвечать коротко, потому что не сильно хочет вдаваться в это. – Нам не обязательно ходить на вечеринки, ты же знаешь? – говорит Джо. – Нам не обязательно, – вмешивается Энди, взмахивая рукой между ним и Патриком. – А вот вы с Питом, очевидно, отрываетесь по полной. – Пит, по большей части, – говорит Джо. Патрик не смотрит на Пита, который, он знает, сейчас в углу, обсуждает что-то с Майки, прижавшись к нему, словно они – два кота в очень холодную погоду. Патрик говорит: – Да, может, я хочу домой. И, может быть, Патрик действительно имеет в виду дом, но сейчас самое лучшее, что он может получить, это автобус. Энди возвращается вместе с ним, потому что он настаивает, что Патрик не должен идти один. – Я сейчас не очень весёлый собеседник, – говорит Патрик. – Я правда очень устал. – Ну и ладно. Ты же знаешь, что не должен развлекать меня, да? Ты не обязан постоянно быть начеку. Патрику немного кажется, что он обязан, в эти дни. Когда он не на сцене, он чувствует себя совершенно беззащитным, с тех пор как Пит начал отдаляться от него. Он не может не быть начеку, потому что если он расслабится, его просто сожрут. Вот как он себя чувствует. И, может быть, Энди умеет читать мысли, потому что Энди мягко говорит: – Только не со своей группой. Хорошо? Ты не должен чувствовать себя так, когда ты со своей группой. Он не должен. Он и не чувствует. Просто в этом туре они не одни, и в этот раз в одном из автобусов, несущихся сквозь ночь, Майки разговаривает с Питом всю ночь напролёт, помогая ему справиться с бессонницей. У Патрика никогда не было столько непрерывного сна. Он абсолютно вымотан этим.***
Большую часть времени Пит уходит в автобус к My Chem, и Патрик правда благодарен ему за его доброту. Это не, типа, Пит не плохой парень, честно. Он, на самом деле, самый милый человек из всех, кого Патрик когда-либо встречал. И именно поэтому это попросту необъяснимо для Патрика, почему Пит в одну из ночей приводит Майки к ним в автобус, необъяснимо, почему Пит позволяет Майки забраться на его койку, и Патрик может слышать их хихиканье, типа, всю блядскую ночь, и, вау, это реально раздражает, понятно почему Энди и Джо обычно орали на них, когда они с Питом делали так же. Но в этот раз Энди и Джо не орут, замечает Патрик, так что он проводит всю ночь с крепко сжатой челюстью, уставившись на внутреннюю сторону своей койки и стараясь не замечать, насколько невероятно одиноко он себя чувствует. На утро челюсть Патрика просто убивает его, так что он беспокоится, сможет ли он вообще петь сегодня, и Майки выглядит красивым и собранным, в то время как Патрик сидит с опухшими глазами, так и не поспавший, с больной челюстью, вся его одежда грязная и покрыта какими-то пятнами, а его волосы никогда не делают таких же искусных очаровательных завитков, с какими Майки ходит всю свою жизнь. Патрику настолько завидно, что он хочет плакать, хочет выцарапать себя из собственной кожи и забраться в кожу Майки, хочет ударить его по его блядскому лицу. Пит врывается в кухонную зону автобуса, восклицая: – Майки, я кажется понял, как– Трик, дерьмово выглядишь, что с тобой? Джо коротко появляется за спиной у Пита, и он выглядит встревоженно, но потом он просто сбегает обратно в спальную зону, словно трус. Патрик сжимает челюсть ещё немного, из-за чего она начинает болеть сильнее, но ничего не говорит. – Это долгий тур, чувак, – говорит ему Пит, и Патрику кажется, что он по-настоящему смотрит на него впервые за долгое время. – Ты вообще заботишься о себе? Нет, ведь это твоя сраная работа, не говорит Патрик. Он смотрит на Майки и отхлёбывает немного кофе. – Лаааадно, – тянет Пит, когда Патрик так ничего и не отвечает. Он снова обращается к Майки, – Он никогда не просыпается раньше полудня, не воспринимай это всерьёз. Смотри, вот о чём я говорил – я думаю, я знаю, как можно соединить те две кошачьи колыбели. Патрик смотрит, как они возвращаются в спальную зону, и хмурится им вслед. – Слушай, – говорит Джо, присаживаясь рядом с Патриком. – Я не думаю, что они реально занимаются чем-то вместе. – Они играют с кошачьими колыбелями, – говорит Патрик. Джо запинается. – Это… эвфемизм? – Почему меня вообще должно волновать, чем они заняты? – отвечает Патрик и холодно отпивает кофе. – Потому что… – смотрит на него Джо. – Да мне плевать, – говорит Патрик. – Мне, типа, вообще всё равно. Теперь ведь довольно неплохо стало, да? Стало тихо. Мы были избавлены от Долга Вентца. Мы как будто на каникулах. Я думаю завести новое хобби, что-то типа вязания или что-то такое. Вокруг так тихо и спокойно, что я чувствую себя помолодевшим на пару лет. – Ага, – говорит Джо, и он выглядит так, будто он был бы не против прямо сейчас забраться в свою кружку с кофе и больше никогда из неё не вылезать. – Ага, ага. Это именно то, что я собирался сказать.***
Есть очень много фотографий Пита и Патрика. На большинстве из них Пит прикасается к Патрику. На большинстве из них Патрик не прикасается в ответ. Пит просто более тактильный, чем Патрик, так он думает. Ничего больше. И это вообще ничего не значит. Кроме того, что на фотографиях Пита и Майки прикосновения всегда взаимные. Они опираются друг на друга, обнимают друг друга. Пит прикасается к Майки, и Майки отвечает тем же. Пит никогда не получал ничего подобного от Патрика, и может быть это именно то, что Патрик сделал неправильно. Может быть, именно поэтому Пит теперь с Майки, а не с ним. Типа, Майки словно эксклюзивная дополненная версия Патрика, с парочкой невыпущенных бонусных песен в конце. Он именно тот человек, с кем Питу стоило бы быть в группе, не Патрик. – Как думаешь, ну, группам суждено быть вместе? – тоскливо спрашивает Патрик – и блядски ненавидит то, насколько тоскливо он звучит, типа, Патрик не тоскует. – Чего? – переспрашивает Джош, его телохранитель. Патрик хотел сходить в Таргет. Так тупо, что ему пришлось взять с собой телохранителя, чтобы просто бесцельно шататься по этажам Таргета, позволяя себе потеряться в тщетности американского потребительского отношения к жизни, но и Джо, и Энди настаивали на этом. Пит был уже в автобусе My Chem, так что его не было рядом, чтобы настаивать. – Ну знаешь, типа, не знаю. Некоторым людям суждено быть в группах вместе, – Патрик берёт в руки небольшое декоративное полотенце, как будто он живёт такой жизнью, в которой ему нужно декоративное полотенце, а потом кладёт его обратно. – Типа родственных душ? – спрашивает Джош. – Да, точно, – кивает Патрик в искреннем облегчении. – Типа родственных душ. Я знал, что ты поймёшь. – Чел, я понятия не имею, о чём ты толкуешь, – честно говорит Джош. Патрик вздыхает, оглядывая магазинчики. – Я думал, ты поймёшь! Ты же постоянно тусуешься с разными группами! – Я просто телохранитель, чел. Мне не платят за то, чтобы я думал об их любовных делах. – А я и не говорю о любовных делах. Не совсем. Я говорю о… Ну вот когда ты смотришь на группу людей, мне кажется, можно выбрать тех, которым надо быть вместе. Тех, которые сочетаются, – Патрик ухватывается пальцами за рукав пальто, которое выглядит как что-то, что Майки мог бы надеть. – Мы с Питом не сочетаемся, – говорит Патрик, и он ненавидит то, как грустно он звучит при этом. Может, Джош знает его недостаточно хорошо, чтобы заметить это. – Ну, ваша группа отлично держится, – пожимает плечами Джош. Патрик вглядывается в пальто перед ним и думает о том, что их телохранитель – их телохранитель – лучшее, что он смог сказать, чтобы защитить совместимость Пита и Патрика, это размытое утверждение об их группе. Вот насколько плохо Пит и Патрик подходят друг другу этим летом. Патрик стягивает пальто с вешалки и поспешно говорит: – Я собираюсь примерить это, – после чего направляется в сторону примерочных. – Но это пальто! – выкрикивает ему вслед Джош, звуча очень озадаченно. Патрик запирается в примерочной и сурово приказывает себе не плакать. Он не портит пальто, хотя честно, он близок к этому.***
Патрик стоит перед целой стеной детей, выкрикивая слова Пита хором с ним, и он знает – он знает, – это должно быть лучшим временем в его жизни. Он знает, что это тот тип лета, о котором шестнадцатилетний он мог бы только мечтать. Он знает, что Джош прав и их группа действительно держится очень даже хорошо, и они были бы самым большим развлечением для людей в Warped Tour, если бы не My Chem, и разве это не блядская история всей блядской жизни Патрика теперь? Он тоже мог бы стать самым большим развлечением Warped Tour для вполне определённого Пита Вентца, если бы не ебучие My Chem. И после выступления, потный и обезвоженный, стоя за сценой и выпивая одну бутылку воды за другой, Патрик смотрит, как Пит быстро меняет футболку, так что на мгновение видны его тату, и он думает про себя, я просто блядски отвратителен, потому что мне плевать, что будет дальше, если Пита не будет рядом. Это первый раз, когда он думает об этом с такой кристальной ясностью. Он думает о том, как он почти потерял Пита всего несколько месяцев назад, хотя кажется, будто это было несколько жизней назад. Он думает о том, как Пит отправлял их в тур без него, и как он выглядел таким маленьким и потерянным, таким молодым в своём худи, очень хрупким и сломленным. Тогда Патрик думал, очень чётко, о том, как самый дорогой в его жизни человек казался таким слабым, а нить между ними, удерживавшая их вместе, казалась такой тонкой. А потом они наконец закончили свой тур по Европе, в течение которого Патрик ненавидел каждую его секунду и боролся с желанием плакать до тех пор, пока не уснёт, каждую ночь, когда он скучал по Питу, и Патрик действительно очень ждал Warped Tour, Питу вроде бы становилось лучше, он казался более уверенным и менее эфемерным, менее ускользающим и будто бы одной ногой где-то не в жизни Патрика. Пит казался здесь, когда начался Warped Tour, и Патрик действительно ждал этого. Пит, кажется, снова не здесь для Патрика. И это не честно, потому что Патрик не думает – по крайней мере не уверен – что Пит в том же тёмном месте, в котором он был до этого. Патрик знает то конкретное место, и он знает о своих неудачах и о своей беспомощности в том, чтобы обратиться с этим по адресу, он знает всё это по себе, так что он не думает, что Пит сейчас там. Пит кажется отсутствующим в другом смысле, в том смысле, о котором Патрик раньше даже не думал: Пит теперь снова здесь, но теперь это не здесь Патрика. Это в высшей степени эгоистично со стороны Патрика – вообще чувствовать себя так, делать Пита и всё, что происходит с Питом, только о Патрике, будто то отчаяние, которое Пит испытывал на парковке Best Buy, важно только из-за того, что это значит для Патрика, будто настроение Пита теперь важно только из-за того, что это значит для Патрика. Патрик самый худший друг за всю историю времён, не удивительно, что Пит его бросил и нашёл ему замену. Патрик пытается поговорить с Питом, но он даже не знает, что он хочет сказать. Я скучаю, и я такой блядский эгоист, ведь я расстроен, потому что я всегда думал, что я буду тем человеком, который заставит тебя чувствовать себя счастливым, но я так и не сделал этого, так что я должен быть счастлив, что ты нашёл человека, который смог, но вместо этого я просто скучаю по тебе, и могу ли я попробовать ещё раз? Но это не то, что говорит Патрик. Он говорит: – Как ты? – потому что, типа, просто дайте ему блядскую передышку, ладно? Они готовятся к выступлению, и Пит отталкивается от стены с той энергией, которая бывает перед шоу, подкармливаемая рёвом толпы, которую они могут услышать за сценой. Он ухмыляется Патрику и говорит: – Я готов показать этим детишкам настоящее ебучее шоу, я прав? – как будто Патрик спросил какой-то идиотский вопрос, как во всех этих странных ободряющих речах и всяком таком. – Да, да, да, – вздыхает Патрик, как будто ему вообще плевать сейчас. – Трикки, давай я тебе кое-что скажу, – говорит Пит, наклоняясь в его личное пространство, как будто вернулись старые деньки. – Сейчас ты выйдешь на эту сцену, и ты будешь петь, и все эти дети будут с тобой. Они, блять, будут петь в ответ песню, которую ты им дал. Что в этом можно не полюбить? Что можно не любить в этом лете? Патрик смотрит на Пита, и радость и удовольствие так явно написаны на его лице, но Патрику кажется, что слово «любовь» - не то, которым он бы описал это лето. Это, должно быть, отражается на его лице, потому что Пит наконец действительно смотрит на него и говорит в недоумении: – Да что с тобой? Разве это не то, чего ты хотел? Разве ты не любишь всё это? Оказывается, я хотел тебя, упс, думает Патрик. Оказывается, ты – то, что я люблю. – Нет, нет, я… Мне это типа нравится, – говорит Патрик. – Тебе типа нравится? – недоверчиво повторяет Пит. – Да, это полное… Лето, которое типа, – говорит Патрик. – Лето, которое типа, – словно эхо, повторяет Пит. А потом подходит Джо и говорит: – Йо, мы готовы! И потом они отыгрывают выступление, а после него Пит возвращается в автобус My Chem, а Патрик пытается не чувствовать себя слишком плохо.***
День, когда они раздают автографы, это день, который он проводит с Питом, совсем как раньше, и Патрик буквально расцветает от такого количества внимания, словно бутон в теплице. Должно быть, это выглядит попросту жалко – то, как очевидно он становится живым от одного лишь присутствия Пита рядом, от всех этих шуточек, произнесённых на ухо, от того, как Пит наклоняется в его личное пространство, и как он ухмыляется, оставляя росписи поверх росписей Патрика. Патрик, на самом деле, мог бы составить список вещей, которые он по-настоящему любит в этом лете – он любит то, что Пит всё ещё виснет на нём на сцене, и он любит автограф-сессии, потому что Пит рядом, совсем к как раньше. Патрик почти говорит кое-что, когда они расписываются для последнего ребёнка, и теперь впереди небольшой перерыв перед выступлением, он почти говорит я скучаю, может посмотрим фильм вместе, типа, блядское что угодно. А потом появляется Майки, весь такой безукоризненно безупречный в том, чтобы просто принадлежать этому месту. – Йо, – лаконично говорит он Питу. – Йо, – ухмыляется Пит, отвечая в том же тоне ироничного равнодушия, как будто это их собственный язык ехидного превосходства, на котором Патрик и не надеется заговорить хоть когда-то. Так что вместо этого он говорит: – Привет, – хотя теперь он очевидно лишний в этом разговоре, и кто угодно мог бы это заметить. – Как дела? – Круто, – отвечает Майки. – Увидимся, Трикки, – говорит Пит, быстро целует его в щёку, хлопает по макушке его кепки и подмигивает. А потом он уходит с Майки, весь такой очаровательный, как и всегда. – Как хорошо ты знаешь Майки? – тихо спрашивает Джо. – Я его не знаю, – отвечает Патрик и заставляет себя не смотреть им вслед. – Вообще, – он сжимает зубы, потому что у него может случиться срыв, если Джо сейчас скажет узнать его получше или он бы тебе понравился или что угодно. – Потому что, – преувеличенно непринуждённо продолжает Джо, – он во многом как Пит. Патрик моргает. Это… вообще не то, куда, он думал, Джо сейчас свернёт с этим разговором. Он смотрит на Джо. – Он что? – Они во многом похожи, – пожимает плечами Джо. – Потому что они оба играют на басу? – Патрик понятия не имеет, о чём ещё может говорить Джо. Кто-то приходит и поторапливает их, чтобы они освободили место для следующей автограф-сессии.***
В автобусе Патрик не может уснуть, что теперь не редкость. Он просто сидит и смотрит The Goonies в одиночестве, пока они мчатся сквозь ночь. Он похож на мягкий, слегка раскачивающийся кокон, на который падает голубой свет от телевизора, и Патрик думает о том, как Пит всегда предпочитал бессонные ночи в автобусе бессонным ночам в отеле, считая, что у таких ночей больше шансов ударить в голову неожиданным вдохновением. Энди медленно выходит из спального отсека и смотрит на него. – Прости, – говорит Патрик, – я тебя разбудил? – Нет, – говорит Энди, а потом садится к нему. – Я присоединюсь. Патрику кажется, что все вокруг опекают его. С ним что, настолько, блять, плохо быть в одной группе? Господи Иисусе, он реально просто самый худший. Он говорит: – Ты не обязан. – Я хочу, – пожимает плечами Энди. Они несколько минут смотрят фильм в тишине, но потом из Патрика вырывается вопрос: – Ты знаешь Майки? – потому что он, конечно же, абсолютно спокоен на этот счёт. Энди спокойно смотрит на него, будто этот вопрос его совсем не удивляет, и это вероятно действительно так, потому что Патрика можно читать как открытую книгу. – Немного. – Я не, типа, я не хочу делать это всё обо мне, – говорит Патрик в качестве пролога к тому, как он сделает это всё о себе. – Но я думал, мы с Питом были друзьями… – Это слово вообще не описывает всего, – прерывает его Энди. – Ага, типа, плевать, – говорит Патрик, потому что в этом новом мире под названием «Warped Tour и Майки» все те моменты, когда Пит драматично путался в словах, спотыкаясь о невозможность точно выразить его связь с Патриком, кажутся одним большим охуенным театром одного актёра. – Я уверен, что Майки нормальный парень и всё такое, просто Пит даже не сказал «пока». Ну, мне. Он просто… Он просто ушёл в какой-то момент, а я даже этого не заметил. Мне кажется, что он постоянно пытается отвязаться от меня, и я такой кретин, что не могу его отпустить, или что-то такое, я не знаю, – блять, он что, реально только что сказал, что попытка самоубийства Пита – это о нём? Он просто худший. – Это не о тебе, знаешь, – говорит Энди. – Я знаю, – Патрик закрывает лицо ладонями. – Я, блять, просто самый худший, прости– – Нет, я имею в виду, ты – его Патрик, и ты всегда им будешь, ты просто что-то совершенно другое. – Это не правда, – с болью в голосе говорит Патрик. – Майки – это лучшая версия меня. – Лучшая версия тебя? – Его шапки круче моих, и его волосы и очки гораздо лучше, – теперь он звучит так, будто он весь состоит из боли. – Патрик, у Майки гораздо больше общего с Питом, чем с тобой. – Джо сказал то же самое, – озадаченно смотрит на Энди Патрик. – Потому что мы с ним мудрые, а ещё потому что мы не находимся в эпицентре всех этих напряжённых отношений, которые искажают восприятие реальности. Он не любит никого так, как он любит тебя. Для этого у него есть только ты один. – Я и Майки. – Ты, – Энди трясёт головой. – Эта фигня с Майки – вообще не о тебе. Пит всё ещё любит тебя больше всего на свете. – Тогда что за фигня с Майки? – Патрику кажется, что пока что все доказательства указывают на то, что Энди ошибается. – Это не о тебе, – мягко говорит Энди. – Не всё, что происходит вокруг, о тебе.***
Патрик постепенно начинает осознавать, в течение нескольких следующих шоу, что, может, он позволяет Питу отдаляться. Типа, он был настолько одержим идеей, что он ничего не может сделать, что он, может, даже и не пытался. То, как обо всём этом говорят Джо и Энди, не похоже на то, что они тоже думают, что Майки это Патрикозаменитель. И, если подумать об этом немного, то, может, он так старался быть понимающим касательно отношений Пита и Майки, что, может, ну, может быть Пит подумал, что Патрику просто плевать на него. И недавние отстранённые ответы Питу могли только укрепить его в этой мысли. Может быть. Типа, может, пока Патрик беспокоился о том, что он теряет своего лучшего друга, Пит беспокоился о том же самом. Может, может быть тот Пит, который чувствовал себя так одиноко на парковке Best Buy несколькими месяцами ранее, это всё тот же Пит, которому так сильно нужен его лучший друг, но он попросту не очень хорош в том, чтобы дотянуться до него, и, может, Патрик на самом деле дерьмовый лучший друг, раз он не понял, что ничего из этого не было о нём, это всегда было только о Пите, которому надо, чтобы до него дотянулись, ухватили и не отпускали, точно так же, как Пит однажды поступил с Патриком. После выступления, когда Пит уже готов снова отправиться в автобус My Chem, Патрик наконец собирается с духом и делает это, делает этот рывок и дотягивается. И это настолько просто, всего лишь мягко позвать: – Пит. И Пит оборачивается к нему, тем же образом, каким он всегда оборачивался. Да, может, в конце концов всё, что он должен был сделать, это просто поговорить. Может, Пит всё это время отчаянно ждал, когда же Патрик наконец поговорит с ним. – Так, – неловко говорит Патрик. Он не продумал это настолько далеко, часть его всё ещё думала, что Пит просто пошлёт его. Так что внезапно он говорит ровно то, что думает: – Я скучаю по тебе. Пит моргает и, ну, как-то смягчается? По крайней мере, это лучшее описание, которое способен дать Патрик. – Правда? – неуверенно спрашивает Пит, будто не может в это поверить. – Ага, – тут же отвечает Патрик, потому что он даже представить не может, что Пит сомневался в этом. – Может ты, я не знаю, останешься сегодня ночью у нас в автобусе и, типа, я не знаю. Это не самое красноречивое приглашение, но Пит ведёт себя так, будто он никогда не слышал ничего лучше, крепко обнимая его и вжимая свой нос в основание шеи Патрика. – Да, – тихо бормочет он. – Определённо.***
Они не разговаривают в течение всего фильма. Пит тесно прижимается к Патрику, обнимая его, и Патрик… обнимает в ответ. Типа, он не просто позволяет Питу обнимать себя. Он активный участник объятий. Он позволяет Питу вжиматься в него, и он вжимается в Пита в ответ. Он поверить не может, как сильно он скучал по этому, и он поверить не может, что он был готов просто это отпустить. Когда по экрану начинают бежать финальные титры, Пит делает глубокий вдох, и Патрик ждёт. Патрик утыкается лицом в капюшон худи Пита и ждёт. – Я думаю, я… – говорит Пит. – Я имею в виду, что… Я просто не хочу быть… слишком. Меня постоянно слишком много. – Ты вовсе не слишком, – говорит Патрик. – Тебя никогда не бывает слишком много. – Меня всё время слишком много, и я постоянно тяну тебя вниз за собой, – отвечает Пит, звуча страдальчески. – Я больше не хочу этого делать. Патрик поднимает голову и смотрит на него. – А ты никогда этого и не делаешь. Ты наоборот вытягиваешь меня, – это звучит настолько слащаво, что Патрик не верит, что он это сказал. Но это правда. Горло Пита издаёт странный звук, будто там застряли слова, которые он не может произнести, будто там застряли слёзы, которые он не может выплакать. – Я просто, типа… Я хочу, чтобы ты полюбил это всё, Трик. Я думал, ты полюбишь это. Я правда очень хотел, чтобы ты испытал всё это, и чтобы ты полюбил это. – Пит, – слабо сглатывает Патрик. Он уже сделал столько рывков сегодня, он сможет сделать и этот. – Я люблю тебя. И я хочу испытать это всё с тобой. Пит издаёт звук, похожий на всхлип, а затем отчаянно хватается за Патрика, фиксируясь в таком положении, и внезапно Патрик понимает, насколько прав был Энди: Он Патрик Пита. И на свете буквально не существует ничего, что могло бы это изменить. Патрик обнимает тот кусочек Пита, до которого может дотянуться, целует его в спутанные волосы и нежно говорит: – Пошли в кровать. Это первый раз за долгое время, когда они спят вместе, и это великолепно. – Ты улыбаешься, – говорит Пит, пока они лежат в обнимку. – Может немного, – решает не отрицать Патрик. На следующий день Пит пишет в блоге, Иногда когда ты чувствуешь себя таким печальным одна правильная улыбка может спасти тебя.***
Смотря на самые свежие записи в блоге Пита, Патрик понимает, что он так много волновался из-за столь многих из них потому, что думал, что эти слова были написаны о Майки. Но теперь Патрик перечитывает их и понимает, что… это не совсем так. Конечно, некоторые записи точно о Майки, Пит ведь постоянно записывает мысли и желания в ожидании Патрика, который сможет собрать всё это вместе, так что этим летом там неизбежно будут мысли о Майки. Но некоторые записи абсолютно точно о Патрике. В том смысле, в котором некоторые фразы всегда будут только о Патрике. перелёты это самое отвратительное но местечко от твоего плеча до твоей шеи стоит того. И Патрик думает о том, как Пит утыкался туда носом, прячась от всех своих страхов, будто Патрик смог бы удержать самолёт от падения. забираться в твоё окно вместо того чтобы выскакивать из него. И Патрик думает о том, как Пит постоянно делал так, пока они были детьми, и Пит вроде как должен был быть в старшей школе, вроде как должен был оставаться дома из-за комендантского часа, вроде как должен был заниматься такими вещами, как учёба и сон перед контрольной, но вместо этого Пит забирался в окно к Патрику, и никогда не выскакивал, потому что Патрик позволял Питу оставаться посреди его кровати, мёртвым для всего остального мира до самого утра, а потом Пит мог просто уйти из пустого дома уже днём, когда он выспится, а все будут уже на работе, так что можно будет спокойно выходить через парадную дверь. то как ты всегда был самой лучшей причиной чтобы притвориться больным для всех остальных. И Патрик думает о том, как часто Пит так и делал, как он отменял все планы, чтобы просто позависать с ним, как он сидел рядом с ним на полу в ванной комнате в самый разгар безумных вечеринок, и никогда даже не думал об этом дважды. я скучаю по тебе. И Патрик хочет, чтобы ему хватило ума догадаться раньше, что Пит тоже чувствовал пропасть между ними, и думал, что он – причина этому, но ещё и что Патрик хотел этого. и мне жаль что мои настроения меняются так же как мерцает старый фонарь над твоим крыльцом, но я знаю что ты бы и не хотел чтобы было как-то по-другому. Но знал ли он? На самом деле? Патрик в сомнениях, больше не уверен в этом. Питу стоило быть с ним более ясным. Патрик бы понял, если бы у Пита было трудное время и ему надо было сделать передышку, остановиться ненадолго. Патрик любил его за это, вообще за всё. Но знал ли Пит? лучшие друзья, бывшие друзья – лучше бы они становились любовниками а не как-нибудь иначе. Патрик вдумчиво читает это. Думает о лучших друзьях, думает о том, как он думал что теряет лучшего друга, думает о любовниках. то как пояс штанов лучше всего ощущается на лодыжках. Думает о гее выше пояса.***
Главное, что нужно знать о Пите, это то, что он воспринимает мир как слова. Он постоянно мучается с ярлыками, которые на него навешивают – на них навешивают – потому что он воспринимает мир как слова. Патрик не думает о мире как о словах. Он не тратит время, пытаясь описать, что Пит значит для него. Он не думает о себе как о гее, не выше, не ниже пояса. Он думает о том, что Пит - это иногда оглушающая симфония, невозможное количество какофонических инструментов одновременно, грохочущая и неоспоримая стена звука, взрывы горнов и грохот перкуссии. Он думает о том, что Пит - это иногда медленная и извилистая нарастающая партия скрипки с мягкостью деревянных духовых, прокрадывающихся по ее пути, очаровательная и убедительная, притягивающая и приглашающая прислушаться и усмехнуться в правильный момент. Он думает о том, что Пит - это иногда нерешительная мелодия, наброшенная на струны арфы, в каких-то моментах разрозненная, в каких-то – остинато, но каким-то образом всегда сливающаяся в нечто душераздирающей красоты. Когда он думает о Пите, он думает именно об этом. И он держит эти звуки близко к сердцу. Это песни, которые он никогда не пишет, потому что они – это символ Пита в его голове. И какой ярлык для этого можно придумать? Никакого. И это беспокоит его гораздо меньше, чем беспокоит Пита. Пит уделяет внимание сюжету, историям, которые рассказывают люди о себе или о нём. Пит всегда пытается контролировать сюжет. Вот что выматывает Пита так сильно. Так вот, сейчас тоже есть сюжет, сюжет о рок-звезде. И есть другой сюжет, сюжет о Майки Уэе. И оба этих сюжета, Патрик знает, они просто пустой звук, защитная оболочка вокруг настоящего сюжета, и этот настоящий сюжет о том, как Пит Вентц живёт, напуганный и неуверенный ни в чём, в постоянном ожидании кого-то, кто вытащит его из этого, и тот факт, что Патрик забыл о том, что он нужен Питу внутри этого сюжета, что иначе Пит будет совершенно потерян и одинок на самом глубоком уровне, это непростительно для Патрика. После сегодняшнего выступления есть афтепати, потому что после выступлений всегда есть афтепати. Короткая цепочка алкоголя и поцелуев где-то неподалёку, и обычно они уходят, но сегодня Патрик отходит в сторону, ухватывая Пита за его мизинец, но не держась за руки, ничего такого, на случай, если Пит не настроен на это, но он сразу же разворачивается к нему. – Останешься со мной? – говорит Патрик. И Пит не спрашивает зачем или для чего, Пит говорит: – Ладно. Патрик уверен, что, наверное, за ними следует телохранитель. Теперь неподалёку всегда есть телохранитель, который следит за Питом. Обычно Пит не может никуда пойти без того, чтобы за ним приглядывали. Но сейчас фестивальные площадки опустели, сцены разбирают, и Патрик ведёт Пита к небольшому клочку травы, далеко от сцены, далеко от осветителей бригад очистки. Пит молчит, просто идёт вслед за ним. – Помнишь, мы раньше делали так? – останавливается Патрик. Пит поднимает бровь, что едва видно в лунном свете. – Разве? – растерянно спрашивает он. – Ладно, не совсем так, – соглашается Патрик. – Но днём. Мы делали так днём. Мы раньше спали на траве, пока играли другие группы, помнишь? Спали вплоть до нашего собственного выступления. И никто нас не трогал, потому что никто не знал, кто мы такие. Помнишь? – Ты скучаешь по этому? – спрашивает Пит, и в его голосе слышится доля тревоги. – Нет, – мягко заверяет его Патрик. – Просто… Мы не делали так в этом туре. Ни разу не спали на траве. – Ты хочешь поспать на траве, – заключает Пит. – Да, – говорит Патрик. – Ладно, – пожимает плечами Пит, игриво растягиваясь на траве. Лежать так холодно, сыро и немного угнетающе, но Патрику плевать. Они сворачиваются друг вокруг друга, и Патрик позволяет Питу изучать своё лицо этим особенным Пит-смотрит-на-Патрика взглядом. – Я здесь, – наконец говорит Патрик, потому что понимает, что Питу надо это услышать. – Я всегда здесь. Не потому, что я должен. Не потому, что ты – обязательство. Не потому, что ты тянешь меня вниз и удерживаешь меня рядом. Я здесь потому, что я – твой Патрик, так же как ты – мой Пит, и я всегда буду здесь для тебя, как и ты будешь здесь для меня. Знаешь, как ты всегда делаешь столько вещей, будучи Питом Вентцем буквально для каждого человека, которого мы встречаем? Я – твой Пит Вентц. Хорошо? Вот, кто я. Твой Пит Вентц. Это звучит невероятно глупо, и Патрик чертовски смущён, и он хотел бы, чтобы у него были слова получше, но Пит просто моргает, делает прерывающийся вдох и ничего не говорит. Его глаза светятся в лунном свете. Вдалеке слышен звон металла, работники кричат друг на друга, но место, в котором оказались Пит и Патрик, больше похоже на тёмный кокон, покрытый звёздами и служащий укрытием только им двоим. Похоже на внутреннее святилище матрёшки сюжетов Пита. Это именно то, где они сейчас. Патрик делает глубокий вдох, и Патрик тихо мычит. Выходит именно так, как он и надеялся, так что он становится более уверенным, начинает напевать свои ла ла ла немного громче. Пит заворожённо слушает, и когда Патрик допевает, выдыхает: – Что это за песня? – Твоя, – отвечает Патрик. – Одна из них. У тебя их много, в моей голове. Но это одна из них. Это та, которую я слышу, когда мы проводим время вместе, так, как сейчас. Именно эта. Так что, наверное, она… наша. Пит улыбается ему. Их дыхание смешивается в траве. – Я не думаю фразами, как ты, – говорит Патрик. – У меня нет ярлыков. Всё, что у меня есть, это песни. – Это красивые песни, – говорит Пит. – И нам не нужны ярлыки. – Я надеялся, что ты так скажешь, потому что… – Патрик запинается. – Потому что? Патрик сглатывает и наконец решается. Разве это не то, ради чего он вообще это затеял? – Гей выше пояса. Со мной это не работает. – Чего? Это не что? – Это не работает, – говорит Патрик. – Я имею в виду, я не думаю, что я гей, в том смысле, в котором все обычно понимают, но, пусть я и понятия не имею, кто я, прямо сейчас, с тобой, я определённо хочу быть геем выше и ниже пояса, типа, все части моего тела должны быть вовлечены. Взгляд Пита остаётся бесстрастным на долгий момент, и Патрик почти съёживается, но потом Пит говорит: – Патрик. Это самая сексуальная фраза из всех, что мне когда-либо говорили. – О, Боже, – говорит Патрик и всё же съёживается. – Просто заткнись. – Можно я тебя поцелую? Патрик тот, кто затыкается. – Я хотел поцеловать тебя уже тысячу сто девяносто семь дней, – продолжает Пит. – Нет, это не правда, – выдавливает Патрик. – Ну, плюс-минус, – соглашается Пит и продолжает смотреть на него своими сияющими глазами. Дыхание Патрика – короткие прерывистые вздохи, ему отчаянно не хватает воздуха из-за всей этой сказочной атмосферы. – Так можно мне тебя поцеловать? – спрашивает Пит. – Пожалуйста, – справляется Патрик. Первый поцелуй с Питом ощущается как… Как будто это первый поцелуй в жизни Патрика. Как будто никто и никогда не целовал Патрика раньше. Как будто он наконец проснулся, ожил, включился на полную. Как будто мотивы Колтрейна, или риффы Боуи. Пит отстраняется, и Патрик распахивает глаза. Губы Пита немного смятые и влажные, он тяжело дышит, а потом хрипло говорит: – Хех. Так, я могу поцеловать тебя ещё раз? – О Боже, – возмущается Патрик, – ты же не собираешься спрашивать это перед каждым поцелуем? – а потом забирается на Пита, раскинувшись на нём, без всяких мыслей. Типа, прямо перед тем, как Пит поцеловал его, он мог быть немного озабочен тем, что он будет тяжеловат для такого. Но теперь он думает только о том, чтобы оказаться ещё ближе, и Пит реагирует на это, притягивая его к себе, переплетая конечности, обхватывая его тело руками в попытке получить ещё больше поцелуев. – Мне бы хотелось услышать твоё согласие на это, – бормочет Пит. – Я был согласен уже годы,– отвечает Патрик, гораздо более занятый попытками угнаться за вкусом Пита, преследуя его от губ до уголка челюсти, и от местечка за ухом до основания шеи, слизывая капельки пота и оставляя лёгкие укусы. – Господи, Патрик, – задыхается Пит, закидывая голову назад и упираясь макушкой в траву. – Мне можно целовать тут? – спрашивает Патрик, оставляя заметный засос на горле Пита. – Да, конечно, я могу сделать так? – отвечает Пит и кладёт ладони на бёдра Патрика, притягивая их ещё ближе друг к другу. – Ох, блять, – задыхается Патрик, – это охренеть как ниже пояса, Вентц. – Ага, немного, – задыхаясь, соглашается Пит. – Как думаешь, насколько ниже я могу зайти? До самых кончиков твоих пальцев? – Лучше остановимся прямо здесь, на уровне моего члена, – говорит Патрик и внезапно понимает, что уже вовсю пытается расстегнуть джинсы Пита. – Да что за хуйня с этими ебучими джинсами, типа, это что, блядский пояс целомудрия или что-то типа того? – он чувствует себя тупым и бесполезным из-за того, что не может снять их, но они, типа, размера на три меньше, чем нужно, да ещё и ремень как-то по-идиотски смещён в сторону, плюс ощутимая выпуклость члена Пита вообще не помогает, как, впрочем, и у Патрика. Патрика внезапно на мгновение накрывает волна паники, и если Пит сейчас скажет что-то о том, что у Майки гораздо лучше получалось справляться с джинсами, Патрик просто сойдёт с ума. – Я не знал, что мне сегодня так повезёт, я бы надел что получше, – вместо этого говорит Пит и тянется, чтобы помочь Патрику. А потом, ну, он видит член Пита. Раньше Патрик не то чтобы часто думал о членах других мужчин. Но теперь он видит член Пита, и он думает, что тот, ну… великолепный? И это странно? Типа, это наверное странноватая мысль, да? Он, наверное, не должен говорить ничего вроде, Пит, у тебя красивый пенис, это было бы странно, верно? Но он реально красивый, и Патрику, типа, ну очень хочется прикоснуться к нему. Он задумчиво облизывает ладонь, и Пит стонет: – Серьёзно, Господи блядский Боже, – так что Патрик думает, всё или ничего, и склоняется ниже. Это очень странное ощущение, как будто играть на гитаре левой рукой. Он беспокоится о том, что, может, он всё делает неправильно, и он отчаянно пытается понять, как вообще работают члены, как будто он впервые в жизни вообще их видит. Он говорит: – Я, на самом деле, не совсем знаю, что делать, – и он ненавидит признаваться в этом вслух. Пит толкается бёдрами обратно в руки Патрику, влажно выдыхая: – Не думаю, что тут есть какой-то трюк. – Оу, – неловко говорит Патрик, и, пытаясь отвлечь себя от того, чтобы начать стесняться, он шутит: – нет, тут определённо есть Трик, я прямо тут, – и теперь он думает, что он, вероятно, самое униженное человеческое существо из всех, что когда-либо существовали. Пит распахивает глаза и смотрит на него, после чего начинает хохотать. – Блять, я охуеть как сильно тебя люблю, – говорит он, протягивает руку, чтобы ухватиться за футболку Патрика и втянуть его в неуклюжий, но чертовски идеальный поцелуй. Пит целует его, одновременно расстёгивая его джинсы руками, отвлекая внимание Патрика десятками маленьких прикосновений тут и там, и хотя раньше это было лето, заполненное почти полным непониманием происходящего, сейчас, впервые за очень долгое время, абсолютно всё в жизни Патрика обретает смысл. Он здесь ради этого, и этого, и вот этого. Ради этого поцелуя, этого стона, этого прикосновения, ради этого обжигающего шёпота его имени ему на ухо, ради давления пальцев Пита на задней части его шеи, принуждающих его склониться для ещё одного поцелуя, ради дрожи их оргазмов. После всего этого, Патрик – это просто вымотанный и липкий беспорядок, удобно устроившийся на Пите, и он никогда не был так счастлив за всю свою жизнь, но, медленно и постепенно, он снова начинает слышать, как где-то в темноте всё так же разбирают сцену, так что он говорит: – Ох, бля, тут люди кругом. Он пытается сказать это с должным уровнем озабоченности, но он настолько утомлён сексом, что он звучит скорее философски. Эти люди, они, типа, очень далеко. Хорошо. Ну, может не телохранитель. Так, хорошо. Тяжело беспокоиться о чём-то, когда он выше облаков от этой невероятной дозы Питовости, которую он получил. – Мы не показали им такого уж шоу, я думаю, всё это длилось всего минут пять, – смеётся Пит. – Пошёл ты, это было офигеть какое шоу, – по-доброму огрызается Патрик. Эта ситуация всё ещё не стоит усилий, которые придётся приложить, чтобы поднять лицо от основания шеи Пита. Не удивительно, почему Пит проводит так много времени, уткнувшись лицом куда-то в Патрика. Местечко от твоего плеча до твоей шеи стоит того, думает Патрик. – Я люблю тебя за гранью слов, Патрик Стамп, – мягко говорит Пит, прижимаясь губами к волосам Патрика. И Патрик знает, что Пит на самом деле имеет в виду: как это жутко для него, не иметь ярлыков, не иметь сюжета, стоять в самом сердце истории, там, где слов ещё нет. – Хорошо, – говорит Патрик, заставляя себя поднять голову, чтобы Пит понял, что он имеет в виду. – Всё в порядке. Именно тут мы и должны быть. Вместе. – Правда? – переспрашивает Пит, полный надежды, тревожно и неуверенно. – Всегда. Всегда мы вдвоём. Навсегда, – обещает Патрик, твёрдо и определённо. Он будет вбивать это Питу в голову каждый день, думает Патрик. Возможно, с кучей оргазмов в качестве бонуса. После секунды тяжёлого молчания Пит улыбается: – Мы вдвоём. Абсолютно точно геи выше и ниже пояса. – Ага, – говорит Патрик. – Если ты хочешь называть это так, ладно. Хороший ярлык.