Bela

      Поездка в замок Димитреску всегда была приятным событием.       Донна нечасто покидала свой дом, разве что только когда Матерь Миранда устраивала очередное собрание или ей нужно было найти новых слуг. Но такое случалось достаточно редко, поэтому было трудно считаться с этим.       Раньше выход из дома был чем-то страшным. Не из-за какой-то реальной опасности, даже потому что она не была такой же сильной, как другие Лорды, а из-за простого дискомфорта.       Донна правда не любила многих людей.       Матерь Миранда почти не встречалась с ней, Гейзенберг ненавидел ее также, как всех остальных, Моро избегал ее, а Димитреску была просто равнодушна к ней. Хотя и иногда она будто бы завидовала ей. Особенно в то время, когда она была сильнее и Матерь Миранда проявляла к ней больший интерес. Донна не понимала, чему завидовала Димитреску, и не хотела знать.       Жители деревни тоже никогда не пробуждали в ней интереса. Они уважали ее, потому что должны были, но, в конце концов, видели в ней то же, что и в других Лордах: личность, которую стоит бояться, уважать и поклоняться.       Возможно, когда-то и существовал добрый садовник, пытавшийся заговорить с ней, или милая женщина, пожалевшая застенчивую девчушку с уродующим лицо шрамом. Донна не могла их вспомнить, ведь подобные отношения были поверхностными и недолговечными.       Никто не хотел говорить с ней, никто не заботился о ней и не понимал, с тех пор как она потеряла родителей… Донна предпочла проводить все свое время взаперти, создавая кукол. Только лишь Энджи составляла ей компанию вместе с милыми друзьями, собственноручно вырезанными из дерева или слепленными из фарфора.       Более того, куклы никогда не осуждали или ненавидели ее. Они бы никогда не предали ее. Они бы никогда не подняли ее на смех из-за различий. Они бы никогда не умерли и оставили ее одну. Они позволяли ей быть самой собой.       Изготовление кукол было веселым видом досуга, который занимал ее время и очищал разум. Это было единственной причиной, по которой она до сих пор жила, кроме служения Матери Миранде и выращивании цветов.       Других увлечений у нее не было. Ни друзей, ни семьи. Это было единственной жизнью, что познала Донна.       У нее не было причин покидать дом и кукол. Вернее сказать, у нее не было раньше причин. С тех пор все изменилось, с того дня…       Дня, когда Бэла Димитреску подошла к ней.       Они встречались раньше. Леди Димитреску представила ей своих трех дочерей. Увидев Бэлу, она перекинулась с ней лишь парой фраз. Даже если и большую часть времени говорила Энджи.       Но в тот день все было иначе.       Однажды Матерь Миранда собрала их всех в замке Димитреску, как она уже делала раньше. Встреча была заурядной, Донна даже не могла вспомнить, что они обсуждали.       Но она помнила, как прибыла раньше остальных Лордов, и ждала с чашкой чая в гостиной. Леди Димитреску была занята и, доверившись Донне, она оставила ее одну в ожидании.       Но Донна не была одна. Спустя несколько минут тишины, она увидела рой мух, принявший привычную форму.       Бэла.       Она была единственной из сестер, проявившая интерес к гостье и присоединившаяся к ней.       Донна понимала, что семья Димитреску не знала множества посетителей, поэтому проявленный к себе интерес ее не удивил. Но ее удивил интерес, проявленный Бэлой к ее куклам.       Она была очарована Энджи и ее механизмами, отсюда и вылился их дальнейший разговор.       Сначала Донна была тихой и застенчивой, а Бэла была громкой и прямолинейной, но, наконец, они пришли к пониманию. Пока они разговаривали, время пролетело незаметно, и Донне не хотелось, чтобы это кончалось, но в дверях появилась Матерь Миранда, и Димитреску незамедлительно вернулась, приветствуя ее.       К сожалению, Матерь Миранда собрала их в другой комнате, вынудив Донну расстаться с Бэлой, которая тоже казалась разочарованной перспективой ждать их вместе с сестрами.       Но, к счастью, это был не последний раз, когда Донна видела девушку.       Ни Бэла, ни ее сестры не могли покинуть замок из-за погодных условий, которые делали их смертельно уязвимыми к холоду, но Донна всегда могла беспрепятственно посещать ее. Даже Леди Димитреску дала ей свое полное разрешение, после того, как Бэла рассказала, какой счастливой она себя чувствовала, имея возможность разговаривать с Донной.       И Донна, и Бэла были так одиноки, и их настроение поднималось каждый раз, когда они могли быть вместе: Донна показывала ей новых кукол и даже учила Бэлу делать таких самой. Бэла любила новое хобби, возможно, даже больше ссор с сестрами.       Их отношения были единственным, что заставляло Донну покидать стены своего дома раз за разом, только чтобы увидеть Бэлу. Это было странно.       Но Бэла… вызывала в Донне такие приятные чувства, которых она раньше не испытывала.       Она до конца не понимала их, но любила новую подругу. Ей нравилось проводить с ней время: нравилось видеть ее улыбку, слышать смех, когда они были вместе… Ей нравилось быть с Бэлой, больше, чем с кем-либо еще.       По пути к замку Донна вспоминала прошлое и не заметила, как быстро прошло время, пока она думала о Бэле. Она постучалась, перед ней раскрылись гигантские двери замка и тут же закрылись.       Только ступив внутрь, она увидела принимающий человеческую форму рой мух. А после девушка, занимавшая ее мысли, предстала перед ней.       — Донна! — позвал знакомый голос и Бэла подошла к ней в своем человеческом обличии.       С близостью, что они разделяли между собой в предыдущие визиты Донны, Бэла взяла ее за руку в нетерпении.       — Я не думала, что ты придешь сегодня! — начала Бэла с широкой улыбкой, которую она показывала только членам семьи и, с недавнего времени, Донне, — Я так рада снова тебя увидеть! Я считала дни до нашей встречи с тех пор, как видела тебя в последний раз… Я так ужасно скучаю по тебе, когда ты уходишь!       — Я… тоже по тебе скучала, — последовал ответ Донны, на что Бэла хихикнула.       Сначала в ее сознании промелькнула ужасная мысль, что Бэла могла посмеяться над ней. Но она тут же развеялась, стоило той заговорить:       — Ты просто очаровательна, Донна…       Так или иначе, сердце Донны пропустило удар.       Она почувствовала, как ее лицо начало гореть, и это происходило вовсе не от вуали, покрывающей его.       — Пойдем, — позвала ее с воодушевлением Бэла, беря Донну за руку, чтобы повести за собой по коридорам замка, — Пойдем наверх, найдем себе местечко поудобнее… В мою комнату!       Донна почти перестала дышать.       — Твою… комнату? Ты думаешь это… хорошая идея? — смутившись, спросила Донна, на что Бэла рассмеялась вновь.       — Маме нравится, что мы проводим время вместе, тем более, она все равно сегодня отсутствует целый день по делам. Кассандра и Даниэла тоже не помешают нам. Они прекрасно понимают, что им лучше не беспокоить нас, поверь.       Это действительно было так.       В последнее время, когда приходила Донна, никто из членов семьи не отвлекался. А Леди Димитреску, чрезмерно опекающая своих дочерей, даже выразила ей благодарность, рассказав, насколько счастливее стала ее дочь и сколько их дружба для нее значит. В каком-то смысле, Леди Димитреску стала… милее по отношению к Донне, когда та сблизилась с Бэлой.       И чувства Донны поглотили ее.       Она не до конца понимала их, но мысль о том, чтобы остаться с Бэлой наедине в ее комнате была… Заставляла ее сердце биться чаще.       Когда Донна вернулась в реальный мир, Бэла сказала ей присесть на кровать. Потом она опустилась рядом. Она все еще улыбалась широченной улыбкой, отчего внутри у Донны становилось тепло.       — Ты принесла с собой материал для работы над куклами? — спросила Бэла, в ответ Донна кивнула.       — Да, но… Я принесла еще кое-что… в этот раз… — начала Донна, доставая содержимое сумки на кровать.       Там были обычные инструменты и заготовки для кукол: деревянные тела, веревки, чернила, ткань, ножницы… Но было что-то еще.       Кукла.       Бэла осторожно взяла ее в руки, намереваясь осмотреть.       На кукле было надето платье с капюшоном, что покрывал ее голову, такой же, как и голову Бэлы. Она аккуратно откинула его, обнажая поразительно светлые длинные волосы и пронзительные желтые глаза.       — Это…? — начала было Бэла, но ее голос задрожал, как только она поняла, что кукла вероятнее всего изображала ее саму.       — Т-тебе… нравится? — спросила Донна, нервно заламывая пальцы в ожидании ответа, боясь, что может получить противоположную реакцию.       — Я… Мне нравится. Донна… она такая красивая… — мягко ответила Бэла и прижала куклу к груди, — Никто прежде не делал мне таких подарков, кроме мамы. Спасибо!       Затем Бэла наклонилась, кладя голову на плечо Донны. Это было так… Донна никогда прежде не ощущала ничего подобного. Мгновение они просто стояли, не желая двигаться. Бэла прижалась к ней ближе, и Донна осторожно пошевелилась, чтобы той было удобнее.       Пальцы Донны робко коснулись спины Бэлы.       Она не запротестовала, и ладонь Донны двинулась к руке Бэлы, рисуя узоры на ткани ее одежды. Аккуратно, заботливо.       Донна не понимала до конца, что она делала. Она лишь хотела, чтобы Бэла чувствовала себя в безопасности. Она хотела, чтобы Бэла чувствовала себя расслабленно. Она хотела, чтобы Бэла чувствовала удовольствие…       Вдруг Бэла подняла голову, выпрямила спину и отодвинулась от нее.       Донна не смогла сдержать разочарованного вздоха, потеряв контакт.       — Я немного плохо себя чувствую из-за голода… Ты не хочешь пообедать со мной? — спросила Бэла, а потом прибавила, понизив голос, — Мы можем… продолжить позже. Там, где мы остановились.       Возможно, это было ее воображение. Слова, что она услышала, были тем, что она лишь хотела услышать. Но она могла поклясться, что Бэла будто бы промурчала последнюю фразу.       Донна согласилась. Она знала, как плохо становилось Бэле, когда та чувствовала слабость. Она видела, как ее тело рассыпалось мухами на полу, прежде чем Леди Димитреску бросилась дочери на помощь.       Это случилось лишь однажды в присутствии Донны, но это было ужасно. Одна лишь мысль о потере Бэлы пугала ее, и Донна в последнюю очередь желала себе увидеть это снова.       Она наблюдала, как Бэла пересекла комнату, направляясь к бару, взяла два бокала и поставила их на столик. Она наполнила свой, и Донна не могла не отметить, насколько густой и красной выглядела жидкость.       Запах крови и смерти тут же ударил ей в ноздри.       Не задумываясь, Бэла уже почти налила жидкость в бокал Донны, но остановилась, будто что-то внезапно поняла.       — Прости… — Бэла торопливо извинилась, смущенная, — Я часто забываю, что у нас разные вкусовые… э-э-э, предпочтения. Обычное вино тебя устроит? Я думаю, у меня где-то есть немного обычного печенья для людей…       Печенье для людей.       Как бы забавно не звучала эта фраза, слова эхом пронеслись в голове Донны.       Как иронично, что Донна, являясь человеком, выглядела менее похожим на него, чем Бэла. Мухи идеально повторяли человеческую анатомию, а ее нежная бледноватая кожа ощущалась как кожа настоящего человека. Ее телу могла бы позавидовать любая женщина, а ее лицо было самым красивым лицом, которое Донне когда-либо доводилось увидеть.       Это было совсем не похоже на Донну, на которую взглянуть было страшно, с ее ужасным огромным шрамом на глазе, что она вынуждена скрывать под вуалью.       Бэла была гораздо ближе приближена к идеалу, чем Донна когда-либо могла бы быть. Она была прекрасна… словно идеальная кукла.       Донна так завидовала ей, но она не хотела быть, как Бэла. Она хотела Бэлу. Она не хотела украсть ее красоту, она хотела восхищаться ей. Заботиться о ней. Поклоняться ей. Целовать ее. Всегда быть рядом с ней.       — Держи.       Слова Бэлы вернули Донну в реальный мир в тот момент, когда она начала задумываться о вещах, о которых не должна. Яркая картинка, где она целует губы Бэлы, все еще бушевала в ее голове, когда Донна взяла бокал с вином из рук Бэлы и поблагодарила ее.       Сейчас Донна была более, чем уверена, что она больше не могла отрицать истинную природу своих смущающий чувств.       Бэла снова присела на кровать рядом с Донной. В одной руке она держала бокал с жидкостью, напоминавшей кровь, а в другой — коробочку. Внутри оказались разнообразные домашние печенья. Будто бы почувствовав любопытство Донны, Бэла произнесла:       — С тех пор, как ты начала приходить чаще, я умоляла маму принести что-то для тебя… Я не могу покидать замок, но я доверяю маминому вкусу. Хочешь попробовать?       Что же, выглядело вкусно. Донна взяла одно, откусывая маленький кусочек, и сладость тут же захлестнула ее. Сколько прошло времени с тех пор, как она ела что-то сладкое, заперлась в одиноком поместье и выживала только за счет того, что бросала ей Матерь Миранда?       Вкус напомнил ей о менее одиноких временах. О лучших временах.       — Я заметила, что ты не взяла Энджи с собой сегодня, — слова Бэлы вырвали ее из мыслей.       — Да? — выдохнула Донна, прежде чем успела обдумать предложение, — Да, я… сегодня я могу обойтись без Энджи.       Бэла наклонила голову.       — Почему? — спросила она Донну, которая задумалась над тем, как бы ей выразить свои мысли правильно, не сказав ничего смущающего.       — Ну, она… Энджи оберегает меня. Родители подарили ее мне, чтобы она защищала меня, — медленно начала Донна, — Когда я чувствую тревогу или страх, Энджи помогает мне преодолеть это. Но… ты тоже помогаешь мне. Я чувствую себя в безопасности рядом с тобой… Поэтому я не взяла ее сегодня.       Донна могла чувствовать, как пылало за вуалью ее лицо, еще до того, как она произнесла слова.       — Энджи также… составляет мне компанию, когда мне одиноко. Но здесь… рядом с тобой… Я… Я не чувствую себя больше одинокой. Я чувствую себя… счастливой.       Донна уставилась на Бэлу, надеясь уловить ее реакцию, но только увидела, как девушка сделала глоток крови из бокала и улыбнулась.       Это не было ухмылкой или усмешкой.       Просто тихая, нежная и честная улыбка, как если бы она тоже чувствовала себя очень счастливой с Донной.       Донна не могла отвести взгляда, потерявшись в улыбке Бэлы. Она была очарована Бэлой… Бэлой…       — Ты знаешь, что означает твое имя? — неожиданно даже для себя выпалила Донна, не говоря уже об удивленной Бэле.       — Нет… Если у него и есть значение, мама никогда не говорила мне о нем, — последовал честный и незамедлительный ответ Бэлы.       — В некоторых языках «Bela» значит «красивая», — объяснила Донна, чувствуя бешено колотящееся сердце, — Я думаю, что… оно отлично тебе подходит.       Вслед за этим последовало молчание, и ни одна из них не решалась нарушить его. Донна была готова проклясть себя, пока не увидела, как Бэла одним глотком осушила бокал, поставила его на стол и обратила свой взгляд к ней.       Она будто бы села немного ближе к Донне. Ее сердце почти остановилось, когда Бэла наклонила свое лицо так близко к лицу Донны, что они могли почти поцеловаться.       — Как интересно. Я не знала… — Донна услышала комментарий Бэлы и в этот раз она была уверена, что та его промурчала, — Ты считаешь меня красивой, Донна?       Если до этого ее лицо горело под вуалью, теперь Донна была уверена, что оно полыхало. Она не могла ни на чем сконцентрироваться, только лишь на том, как близко была к ней Бэла, и она хотела снова дотронуться до нее.       — Да, считаю, — тихо пробормотала Донна, не в силах остановиться.       Бэла неслышно усмехнулась, прежде чем забрала бокал из рук Донны. Та смутилась, наблюдая, как Бэла отнесла его на стол к другому пустому бокалу… а потом она вернулась и внезапно оседлала Донну.       Теперь ее странное действие имело смысл — если бы Бэла не забрала бокал, Донна бы точно уронила его от удивления.       — Я думаю, — начала мурлыкать Бэла, поигрывая пальцами с краем вуали Донны, — Что ты тоже очень красива. И я хочу увидеть тебя… Всю тебя.       Впервые за их разговор сердце Донны ушло в пятки.       Конечно, иногда она немного приподнимала вуаль, чтобы поговорить или поесть в присутствии Бэлы… но не более, чем того требовали обстоятельства. Открывая только рот, а не ее… ее уродливую сторону, о которой не знала Бэла.       Руки Донны инстинктивно схватились за вуаль, цепляясь за нее так, чтобы никто другой не мог ее поднять.       — Т-ты не захочешь увидеть это… — нервно проговорила Донна, — Это некрасиво…       Бэла откровенно грустно вздохнула, а потом нежно поцеловала макушку Донны поверх вуали. Она была такой теплой… такой любящей… такой непохожей на вселяющую ужас версию себя.       — Пожалуйста, — Бэла попыталась мягко попросить ее, — Я обещаю, это не отпугнет меня. Я не буду ненавидеть тебя или насмехаться. Я просто хочу увидеть тебя и поцеловать. Ты мне доверяешь?       Хватка на вуали ослабла, пока Донна, наконец, вовсе не отпустила ее.       Ей было страшно, но… она доверяла Бэле.       Она позволила ей медленно приподнять вуаль, и полностью откинуть ее. Открывая лицо Донны… все ее лицо…       — Ты тоже очень красивая, — улыбнулась ей Бэла, нарушая тишину.       — Это не правда, — отрезала Донна, — Я не… Я не такая, как ты. Я не идеальная. Мой глаз, он…       — Он отличается, — прервала ее Бэла и аккуратно коснулась пальцами щеки Донны, — Но ты все еще прекрасна, несмотря ни на что.       Бэла продолжила ласкать ее, и Донна могла только раствориться в ее прикосновениях. Никто раньше не прикасался к ней так. Никто честно не называл ее красивой, увидев грубый шрам, покрывающий глаз и уродующий лицо.       Никто… кроме Бэлы, которая заставляла ее чувствовать себя непривычно комфортно и счастливо.       Донна неожиданно застонала, когда большой палец Бэлы нежно погладил ее губу.       Стон что-то пробудил в Бэле, потому что она не смогла удержаться и наклонилась, чтобы поцеловать Донну. Медленно, нежно… Она поняла, что Донна была немного неопытной в попытке поцеловать ее в ответ.       Донна ощутила вкус крови на губах Бэлы, но почему-то ей было все равно. Она хотела Бэлу так сильно… Жаждая большего, Донна неуклюже обняла ее за талию, прижимая ее к себе на коленях. Пока она не почувствовала, как та толкнула ее, и она оказалась лежащей на кровати, а Бэла была сверху.       — Ты такая красивая… — не могла перестать повторять Донна, все еще загипнотизированная Бэлой, не веря, что это происходит с ней.       Как во сне, она услышала радостный смех Бэлы, когда та принялась целовать ее шею. Донна чувствовала себя все более и более возбужденной, а бабочки в ее животе, казалось, вырывались наружу.       Ей никогда раньше не было так хорошо.       Потом она почувствовала, как руки Бэлы скользнули по ее телу и проникли под одежду.       — Я сказала, что хочу увидеть всю тебя, — снова промурлыкала на ухо Донне Бэла, а затем игриво укусила его.       Это было неожиданно, но не больно. Донна смутилась еще больше от возбуждения.       Наконец, они оторвались друг от друга, но только чтобы избавиться от одежды. Бэла справилась первой, сняв с себя плащ и демонстрируя прекрасное тело.       Она была такой идеальной, каждый ее изгиб и деталь… настолько, что никто бы не догадался, из чего на самом деле было сделано ее тело. Это заставило Донну несколько потерять уверенность на свой счет, до тех пор, пока Бэла снова не заверила ее в обратном.       Донна просто позволила Бэле взять контроль над ситуацией и, когда та помогла ей раздеться, почувствовала на себе ее голодный пристальный взгляд. Она почувствовала себя желанной. Она почувствовала себя любимой. Она почувствовала себя… даже красивой. Хоть немного.       Только когда они обе оказались обнажены, Бэла двинулась вперед, вновь взбираясь на Донну и одаривая ее поцелуями. Целуя шею Донны, губы Донны, грудь Донны… даже ее шрам, который Донна так ненавидела, но который получал нежную любовь и внимание от мягких губ Бэлы.       Донна обхватила лицо Бэлы руками, заставляя ее прекратить поцелуи.       — Не надо… ты не должна… целовать это… — слабо запротестовала Донна, старательно избегая встречи взглядом с сияющими золотыми глазами.       — Но я хочу, — ответила Бэла, — Каждый сантиметр твоего тела прекрасен, Донна. Если ты считаешь меня прекрасной, я тоже считаю тебя такой и хочу показать тебе это…       Донна не могла реагировать, она чувствовала, как поцелуи Бэлы спускались ниже, по шее, груди, животу…       Когда губы Бэлы наконец достигли цели, Донна не могла поверить, что все это происходило с ней. Как язык медленно дразнил ее. Как хорошо ей было, когда Бэла целовала ее бедра так, что на них оставались яркие следы, и двигала внутри пальцами.       Больше Донна не могла ни о чем думать, она была способна только получать удовольствие от Бэлы, которая заставляла ее стонать и кричать ее имя снова и снова, чего никому не удавалось ранее.       Оргазм за оргазмом, и она позабыла обо всем. Что Бэла не была настоящим человеком. Что Бэла ела людей. Что ее собственное лицо было ужасным. Что они все застряли в этой деревне, вероятно, навсегда, обреченные подчиняться Матери Миранде.       Она забыла, как ей было одиноко и плохо. Будто бы только в этот короткий миг близости и удовольствия они обе были обычными людьми, разделяющими страсть и привязанность. И, возможно… любовь.       Мысли Донны оборвались на последнем предложении, когда Бэла оторвалась от нее и приподнялась, чтобы встретиться взглядами. В этот раз ее губы при поцелуе ощущались совсем по-другому.       Она все еще чувствовала запах крови или, быть может, это было лишь воображение Донны, но она смогла также попробовать на вкус себя. Какими мягкими стали губы Бэлы, разделившие с ней в этот момент самый интимный поцелуй.       — Ты прекрасна, — Донна не удержалась от вздоха, когда они отстранились, повторяя это еще раз.       Бэла только усмехнулась, с самым очаровательным и любящим выражением лица, которое Донне когда-либо доводилось видеть.       — Я знаю. Ты много раз говорила мне об этом сегодня, — несколько дерзко прокомментировала она, — И я ценю это. И я не могу удержаться, чтобы не сделать тебе комплимент в ответ. Для меня ты… самая красивая. Даже если ты так не считаешь.       Донна притянула ее к себе, крепко обнимая Бэлу. Она чувствовала, как слезы выступали у нее на глазах, по причинам, что она была не в силах понять.       Но она так любила Бэлу. Она просто хотела остаться с ней навсегда, желая, чтобы этот момент длился вечно…       Она хотела благодарить ее, сказать, как сильно любит ее, попросить остаться… Но, в конце концов, слова подвели ее. Это не имело значения, потому что, казалось, Бэла все равно понимала ее.       — Я тоже люблю тебя… — шепнула Бэла и поцеловала шрам Донны еще раз, мягко и нежно, прежде чем снова продолжить делать Донне приятно и позволить ей трогать себя так, как никто другой не мог.       Потерявшись в ее красоте, как Донна потерялась в красоте Бэлы.