В болезни и здравии

Руиджерт погладил ладонью лопатки юноши, собирая выступившую испарину. Обессилевший, Руди только улыбнулся, глядя в никуда, в сторону платяного шкафа. Веки были тяжелыми, глаза закрывались, казалось, что вот-вот силы совсем покинут его и он уснет… Тогда Руиджерт, не в силах сдерживаться, опустился ниже и поцеловал его в основание шеи. Прикрыл глаза, мягко упираясь лбом в то самое место. Перевел дыхание. — Я отнесу тебя в душ, — тоном обещания сказал он. Руди не возражал. Руиджерт, принимая его расслабленное состояние за разрешение, поднялся на ноги и, кинув на мускулистое плечо большое махровое полотенце — Руди обожал такие, — снова склонился к Грейраду, подхватывая его под шею и колени. Поднимая, помогая головой устроиться на своем плече. Руди слабо скользнул ладонью по мышцам на чужой груди и попытался одним неловким движением спрятать лицо с противоположной ее стороны. Руиджерт предпочел пока не обращать внимания на подобные действия. Он… понятия не имел, что думает по поводу их связи Руди. Юный, умный, образованный. И такой маленький по сравнению с ним. А спрашивать — это же нужно подобрать формулировку, чтобы не ранить словом, озвучить, контролируя голос — чтобы он не сделал выводов из тона, из судорожных движений глаз и губ… Это было так сложно. Для Руиджерта, привыкшего вообще действовать молча по долгу службы, особенно. Он только в этом году отслужил по контракту — которому по счету? Второму или третьему, должно быть, — поэтому в его квартире, где Руди и сообщил ему о своем решении заняться с ним сексом, пока была лишь душевая кабина. Он, поддерживая Руди под ребра, встал в просторную ячейку и включил воду, регулируя температуру. Стал медленно, гладящими движениями обмывать своего… любовника. Возлюбленного. Просто самого дорогого человека. Когда дело дошло до спины и он несколько отстранил юношу от себя, Руди взялся руками за поручень, оказавшийся как раз близко к нему. Заговорил хрипло, размеренно и тихо для шума воды в кабине. Но достаточно громко — для прислушивающегося Руиджерта. — Знаешь, я всю жизнь думал, что попорчу много девчонок, а они будут меня помнить и ненавидеть. Был жутким ребенком — стащил трусы у учительницы, которая занималась со мной дома… Смешно вспомнить все-таки… Попытался стянуть нижнее белье с дальней родственницы… Мне тогда было десять. А потом увидел тебя. Все так изменилось. Руди откинулся обратно на мощную грудь, вздохнул, закрыл глаза, подставляя лицо воде. И замолчал. Руиджерт едва заметно дрожащими руками смыл остальной пот с чужого тела и выключил воду, выбираясь из душевой кабины вместе с Руди — расслабленным, доверчивым, открытым. Податливым. Может, Руиджерту стоило бы усомниться, услышав такой рассказ. Он слышал, что до их встречи Руди был большим ловеласом, многие со смехом рассказывали о его бесконечных похождениях, начавшихся в том возрасте, когда мальчики начинают проявлять интерес к противоположному полу. Сам факт, что интерес у Руди всегда был направлен только на девочек. А потом — Руиджерт. Он сомневался, что хоть чем-то напоминал девушку… Кроме того они с Руди все-таки не первый год встречались. Первое время тот просто притих — его родственники в разговоре с Руиджертом стали чаще удивляться, что он перестал бегать за девушками. Потом аккуратно, как-то мило и неловко начал подступаться к нему сам: его действия говорили что-то вроде «я не хочу обременять тебя своим уродским поведением, поэтому переждал какое-то время и только сейчас пришел». Он оказался умным малым — вот уж чего Руиджерт не ожидал. Как-то исподволь они стали проводить вместе много времени: Руди инициировал, а Руиджерт в то время закончил первый контракт и не знал, чем еще заняться. Год точно. Он многое узнал о нем. Но, как оказалось, недостаточно. Когда Руиджерт договорился о втором контракте, он решил, что Руди стоит об этом сказать. Будет просто отвратительно, если на одно из приглашений погулять — таких робких где-то там, за троеточиями, нарочитыми восклицательными знаками, в самой глубине наполненного волнением или возбуждением голоса — он ответит: «Прости, я лечу в Ирак, созвонимся, когда не буду на мушке». Правда? Правда. В тот день Руди ему и признался — тому шел семнадцатый год, он сильно вытянулся и повзрослел с их первой встречи. Он не плакал. Не ругался. Не кричал. Он улыбнулся слабой, горькой улыбкой и, уже закрывая дверь перед ним, после прощания сказал тихое — вот как недавно, окруженный струями шуршащей воды: — Я люблю тебя. Руиджерт не успел опомниться, как дверь перед его носом закрылась. А смысл слов мальчишки дошел до него только спустя… минуту? Он не знал, сколько времени прошло, но по ощущениям — много. Телефон завибрировал, уведомляя о сообщении. «Давай поговорим еще, когда ты вернешься? Я буду ждать». Это «я буду ждать» расплывалось на губах чем-то солнечным и абсолютно мальчишеским — немного самоуверенным, но в случае Руди… Руиджерт знал: этот, если подобное скажет — ему точно, — слово сдержит. Руиджерт взглянул в темный глазок закрытой двери. «У меня контракт на пять лет». «Как раз закончу основное обучение в вузе», — почти мгновенно пришел отклик. Руиджерт не смог удержаться, чтобы не улыбнуться. Усмехнуться даже. Тогда еще он не сдувал с Руди пылинки — Руди не совался к нему в горячие точки, став военным переводчиком, не получал сертификат полевого врача, чтобы в следующий раз не действовать, исходя из описаний в чертовой новелле, перевязывая и очищая его раны прямо на поле боя. Не был ранен сам. Не находился в коме месяц, после которого Руиджерт чувствовал, что если бы была такая возможность — он бы просто отдал свою жизнь другому. Чувствовал, что уже отвык жить без этой маленькой — тогда скорее просто молодой — егозы, всегда разрушающей его планы. Тогда все было гораздо проще, смешнее, легкомысленнее. Руиджерт был уверен, что даже если Руди дождется — извинится по прошествии этих пяти лет и помашет ручкой. «Поговорим», — написал он. Они еще долго не списывались после этого. За тот период, года через два после начала, Руиджерт был серьезно ранен и пролежал в коме несколько дней. Как он потом узнал, медики обзванивали его родных и кто-то — он только догадывался, кто — позвонил Руди. И едва Руиджерт пришел в себя, яростно зазвонил его телефон и на другой стороне послышался сначала такой мягкий и ласковый голос, осведомляющийся, как он там. И как только стало понятно, что все отлично, на крепкую четверку уж точно, голос изменился. Руиджерт… услышал злые слезы в словах, которые единым потоком вылил на него Руди. …Руиджерт ни разу не слышал, чтобы Руди плакал. Наоборот: Пол, отец Руди, говорил, что даже когда он родился — он не заплакал. Был здоров, никаких отклонений. Но не кричал. А сейчас, вываливая на Руиджерта тонну этого непривычного, но отчего-то приятного, греющего беспокойства, — да. Потому что Руиджерт чуть не умер? — Пустяки говоришь, — вмешался мрачно и глухо, хрипло Руиджерт. Голос на противоположной стороне связи оскорбленно, резко вдохнул. И выдохнул — все еще зло, но медленно. Кажется, Руди приходил в себя. Он попросил: — Просто не умирай, ладно? Мы еще даже не поговорили. Ты меня не отверг, потому что я сопляк, не нюхавший жизни, я не послал тебя к черту и не давился полночи слезами от сожалений об этом. Живи, а? Три года хотя бы. — Фантазер, — сказал единственное, что пришло ему в голову, Руиджерт. Больше никаких слов в черепушке не обнаружилось. — Не будешь ты плакать из-за такого. Ты даже когда родился, не плакал. — Ну да, скажи, что это было не так давно, — фыркнул в телефонной трубке голос Руди — но тот, кажется, немного успокоился. Руиджерта попросили наклониться вперед: ему меняли повязки. — Поверь, если я о чем и буду плакать — так это о тебе. Я, вообще-то, ради тебя всю старую жизнь разрушил. Представляешь, как трудно убедить девчонок не вешаться, когда лет с десяти усердно делал все, чтобы нравиться даже старшеклассницам? Лучше тебе не знать. — Руиджерт подумал: сейчас Руди должен шутливо вздрогнуть плечами и расплыться в теплой улыбке. Он и сам позволил себе отпустить уголки губ, едва ощутимо поднявшиеся — ровно настолько, чтобы улыбка задела глаза. Ему правда было приятно это отношение Руди. Руди все еще был умным, веселым. Молодым. Потом Руиджерту на какое-то мгновение прибредится, будто Руди любит какой-то свой его образ и совсем не знает, с чем работает Руиджерт. В тот самый год, когда Руди получит направление в его часть. Может, за неделю до того, как он спасет ему жизнь. Впервые. Сейчас Руиджерт, видя, что медики не просят закругляться, вспомнил вдруг о том, что Руди уже год как закончил школу. — Куда ты поступил? — спросил в лоб. Руди, привыкший к такому, только хмыкнул и легко ответил: — Секрет. Но вообще учу языки, если тебе правда интересно. — Переводчик? — предположил Руиджерт. Руди в динамике вздохнул. — Если грубо, — сказал он. — А у тебя там есть возможность учиться? Или только военные действия, отдых в медчасти и снова на подвиги? Он явно смеялся, и Руиджерт фыркнул, начиная рассказывать про работу. Он решил, что углубляться в то, какая у переводчиков система рангов, для него не имеет смысла. Когда ушли врачи, Руиджерт и не заметил — с таким азартом спорил о чем-то с Руди. Хмыкал, не сдерживал рвущиеся с языка высокомерные вещи и просто отдыхал, как уже два года не делал. В следующий раз они с Руди встретились уже в аэропорту, когда Руиджерт возвращался домой. Где-то вскоре после этого они начали встречаться. И понеслась. Именно поэтому, когда Руди наконец был готов к тому, чтобы подпустить его еще ближе — ближе всех, открыть спину, обнажить сердце, Руиджерт не усомнился. Он уже достаточно сомневался — теперь что-то внутри ему не позволяло. Словно Руди самолично сидел у него в голове и на самый намек о крамольной мысли, мол, Руди жалеет, что связался с ним, начинал шипеть: «Думаешь, я такой идиот, чтобы отказываться от толпы девчонок ради угрюмого мужика, если не уверен в своих чувствах? Стал бы я подставляться под пули ради тебя, если так? Да у меня психологическое образование второе, ты!.. Жаба!» У Руиджерта были от природы странные темно-зеленые, практически неразличимо, но от Руди ничего не скроешь, волосы. Жесткие и короткие. Руди любил запускать в них руки, даже когда просто тянулся его обнять. Руди был среднего роста, красивым, слишком умным для Руиджерта — таким, о котором никогда не подумаешь, что на войну рванет ради любви. У Руди были мягкие русые волосы, упругая светлая кожа и невероятная сила воли. Терпение. Мужественность, какой не обладал Руиджерт. Руиджерт сам был горой мышц — настолько твердой, что порой думал, будто у Руди, лежавшего головой на его груди, по пробуждении будет болеть шея. Руиджерт когда-то вел себя высокомерно, спорил жгуче и вырос в угрюмого, немногословного мужика, нереалистично влюбленного в мальчишку, который сделал все, чтобы тот ему доверился. Один раз и навсегда. В богатстве и в бедности, в болезни и здравии… — Да.