Это не…

Это не пидорство. Так они твердили всем, кто спрашивал. Серьёзно или ехидно, внаглую или намёками. Это не пидорство. Они оба ненавидят геев и «блять пусть только подойдёт ко мне». Оба не хотят иметь никакого отношения к этим мерзким слащавым недо-парням с накрашенными лицами и ногтями. Одетыми в розовое, блёстки, пьющими ягодный сидр вместо пива - хотя Раут тоже ненавидит пиво, а Гарри к нему равнодушен - пахнущими дорогим парфюмом. Это не пидорство. Совместные ночёвки в туре, они же не спят на одной кровати, по крайней мере не всегда и это не считается, часы в одной студии, они же заняты творчеством, а не переглядываются друг с другом, ожидая, пока все свалят, постоянные совместные интервью, концерты и общие песни. Они просто очень близкие друзья и им друг с другом максимально комфортно, почти как братья. Можно сказать, что они нашли друг в друге свой идеал. Но совсем не в Том смысле. Это не пидорство. Даже когда Раут слишком долго обнимает Топора за плечи или слишком сильно сосредотачивается на том, что они отпили из одной бутылки. Даже когда Гарри слишком долго держит руку Тони в своей, передавая зарядку или стакан. Даже когда обмениваются улыбками на концерте, просят поддержать друга и дочитывают сложные моменты текста, даже если не репетировали этого. Брат всегда поддержит, особенно если один заболел или устал. Даже когда они ребячатся и устраивают дружеские потасовки, переходящие на гостиничный диван, щипаются, щекочут друг друга и практикуют старые захваты, знакомые обоим ещё с Дыбенко. Раут почти всегда сдаётся первым, хоть у него ещё полно сил, только чтобы после броситься на Топора с новым приëмом. Это не пидорство. Даже когда они пьяными в обнимку заваливаются на чью-то кровать, падают и отдыхают, даже когда шёпотом обсуждают произошедшее, боясь разбудить соседей, а потом внезапно Тони начинает громко хохотать над каким-то из воспоминаний из тура и они оба уже плевать хотели на чужой сон. Даже когда они слишком долго смотрят друг другу в глаза, лёжа рядом, почти нос к носу, ощущая на коже дыхание друга. Это точно не пидорство. Даже когда пьяный в хлам Раут, поэтому счастливый и ухмыляющийся как рыба, вешается Топору на шею и тому приходится тащить репера на себе, ронять на кровать и, пойманным в кольцо рук, падать рядом. Даже когда Гарри, вглядываясь в лицо парня, подаётся ближе и целует его. Сначала неуверенно, как будто случайно коснувшись, а потом, почувствовав робкий ответ - вдруг это всего лишь проверка, потом оба спишут на то, что были пьяны - смелее. Толкаясь языком между чужих губ, внезапно оказываясь сверху и вжимая Раута затылком в диван, пробуя вкус выпитого им виски. Это не пидорство. Даже когда Тони обвивает Топора за шею руками и не отпускает, даже когда ладони обоих шарят по чужому телу, под рубашкой и футболкой, путаясь в пуговицах и вороте, судорожными движениями раздевая оппонента. Даже когда один шепчет: «пиздец, ты похудел с прошлого тура, Антон, слышь… скоро совсем глистой станешь, жри нормально.», а второй тихо мычит сквозь сомкнутые зубы, когда пальцы первого сжимают бусинку соска, и цедит: «Топр, сука, не стебись, а, я антибиотики жрал до ебени...» Не пидорство. Даже когда Гарри закидывает ноги друга себе на бёдра и входит грубо, до самого основания, ощущая, как от каждого вскрика Тони звенят от возбуждения яйца, а изнутри парень сжимает член почти до боли. Он не может быть тихим, не может не царапаться, не кусаться, не извиваться в руках, это всë просто в природе Антона. Даже когда Раут впивается ногтями в чужую спину, а зубами - в шею это не пидорство. Потом он будет слегка винить себя и с ехидной улыбкой мазать чужие царапины йодом, но это тоже не будет пидорством, даже когда он положит на плечо Топора подбородок и широко зевнëт - он после этого всегда уставший. Всё потом. А пока совсем не пидорством будет жадно прижимать Раута к стене, и заставлять скулить от нетерпения, толкаться в ладонь скользкой от смазки головкой, и шипеть от укуса за загривок, и вскрикивать от особенно глубокого толчка, особенно резкого движения. Не пидорство. Даже сплёвывать чужую сперму в пустую, из-под кофе, кружку, глядя как Тони скалится сверху своей довольной улыбкой маньяка, получившего, что хотел, и ощущать, как на лице появляется отражение этого оскала. Облизываться и утирать губы кулаком, фыркая на ехидные комментарии - без этого Раут, наглый Каонаси, его любимый Бандит, не мог бы обойтись, просто не способен. Совсем не пидорство. Даже засыпать друг рядом с другом, прижавшись спинами или закинув друг на друга руки. Не пидорство даже просыпаться раньше Гарри и долго рассматривать его дрожащие от дыхания ресницы и расслабленное лицо. Не пидорство, потому что Топор вернётся к Наташе, забывая, как жаловался на очередную ссору с ней, сидя рядом с Раутом, так близко, что их колени соприкасались. Вернётся обновлённым и спокойным и будет любить её как прежде. А Тони останется один в номере и будет долго пить, глядя в стену, а потом может даже разобьёт бутылку о неё. И напишет новый никому не разборчивый трек про то, как боится смерти в одиночестве. И про то, что убеждён, что любви не существует и существовать не может. Возможно, только для самого Каонаси. Не пидорство. Хотя Раут уже не знает, хотел ли он, чтобы оно им не было.