Ты дома, понял?

      Над головой — крыша автомобиля, которую не пробить голыми руками, а выше –бездна. Под ногами затопленный пол, трясина, втягивающая в себя ступни, паутина колючих водорослей. Острые листочки-шипы ободрали щиколотки, мягкий ил оказался крепче бетона. Из кабины Денис еще смог выбраться, чудом не запутавшись в шубе, потяжелевшей на добрые пять килограмм от впитавшейся в нее воды, но ко дну его прибило основательно. Паника сжала горло, сковала, от лишней одежды избавиться не получалось, она прилипла к телу намертво, как погребальный саван. Открытые глаза болели адски, но зажмуриться Денис не мог. Перед ним лицо Хозяина, оставшегося мертвым телом на сидении. Заколотый в четыре руки, он так и не ожил. Сгинул. И шавка его неблагодарная тоже с ним вместе сгинет. Губы Хозяина ухмылялись, подбородок, шея и ниже нее — все заляпано почерневшей кровью.       Легкие Титова набиты под завязку, для воздуха не осталось места. Последние пузырьки кислорода таяли в альвеолах, копошились клубком опарышей. Руки онемели, пальцы, рот тоже: не понять, когда тот приоткрылся, впуская в тело больше мутной воды. В голове эхом звучит голос матери, мол, Дениска, не стой в воде так долго, губы уже синие совсем. Так она подзывала его в детстве, когда они всей семьей ездили на озеро. Сейчас он знает, что это правда, теперь-то он весь должен быть синюшным.       В детстве он плавать любил. Если выберется, никогда глубже, чем по колено, больше не окунется.       В голове у Дениса осознание своей смертности, оно там уже давно, но умирать-то никому не хочется. На черепушку изнутри больше не давит опухоль размером с мячик для пинг-понга, но боли не убавилось. Плохо, ему плохо, как бывает в первый и последний раз. Денис дернулся, попытался взмахнуть руками, чтобы приблизиться к поверхности пруда, но топь не отпустила. В желудке бултыхнулся очередной глоток воды. «Мама. Помоги…» — предпоследнее, о чем подумал Денис.       «Кто-нибудь…» — закончил он, вгрызаясь задними зубами в щеку, чтобы удержаться в сознании. У Дениса стадия агонии и крепкая рука, схватившая за шкирку, потянувшая наверх. Успевший попрощаться с жизнью Дэн удивлен тому, что не все, по видимости, он успел отмолить и отработать. Мало четырех заместо себя притащенных душ, мало занесенного топора над лепетавшей что-то в бессознательности Элей. Помучиться основательно требовалось, прежде чем ему оформят пропуск. Сбылось желание, кушай, не обляпайся.       Помогли.       Спаситель уронил его на мелководье, не дотянув до берега. Титов остался в том же положении, в котором его без надобности бросили. Перед глазами сплошное небо, голубо-серое, непохожее на дьявольщину там, внизу. Настоящее. Живое. И он живой, по воле случая, потому что правду местные говорили — из Топей не выберешься. Здесь по кругу все делаешь, заново рождаешься, умираешь, бессмысленный цикл. Словно опомнившись, Денис перевернулся со спины на бок, обхватив себя руками за живот, пытаясь усмирить прострелившую тело судорогу. Выблевывать всю гадость, которой он успел наглотаться, пришлось долго, шло аж носом, вместе с кровью полопавшихся к чертовой матери капилляров. От привкуса меди и желчи мутило крепче.       — Давай-давай. Приходи в себя, герой, — прозвучал знакомый голос в отдалении. У Дениса не получилось приподняться, чтобы посмотреть в нужную сторону. — Дел, благодаря тебе, теперь по горло, услужил.       — Я…       — Ты, — согласился собеседник и пошел по направлению к нему, присел за спиной на корточки, так и не попав в поле зрения. Но это как раз объяснимо, потому что перед лицом Титова лужа собственной рвоты, куда наступать совсем некстати. Он уже сообразил, кто говорит с ним, кто вытащил из настоящей смерти обратно в треклятое «пограничье». — Хреново ты выглядишь, иди-ка сюда. Дыши давай, ровно дыши.       В считанные секунды Дениса вытряхнули из шубы, стянули ледяную футболку, обтянувшую торс корсетом, и у него получилось вдохнуть. Ладонь сына Хозяина опустилась на горячий лоб, надавила. Рассудок прояснился, раздутые водой легкие приняли прежнюю форму, как будто не превратились в лохмотья за прошедшие десять минут. Пятнадцать? Полчаса или час? Никого из приятелей рядом не оказалось, значит, Соня и Макс успели смотаться. Сказать честно, Титов устал бороться, умирать и воскресать снова, как какой-то Иисус, переведенный в режим «тамагочи». Не позаботились вовремя — все, сдох, а потом владелец нажал на кнопку рестарта игры, и зверушка снова в строю, жаждет поддержки.       — Глаза пару дней поболят и пройдут, они у тебя краснющие. Радуйся, если без воспалений обойдешься, — молодой мужчина, чье имя никак не приходило на ум, был рядом. — Дышишь?       — Дышу, — надломленным голосом подтвердил Денис. Все внимание сконцентрировалось на массировавших лоб пальцах хозяйского сына. От их прикосновений становилось легче, спокойнее. Как после таблетки транквилизатора, запитой водкой. Интересно, а нормально говорить он тоже через пару дней сможет? Горло саднило от каждого выдавленного слога.       — Молодец. Помнишь, как меня зовут?       — Хозяин, — беспроигрышно ответил Денис.       Тот рассмеялся. В уголках глаз собрались гусиные лапки морщинок, как будто он только и делал, что улыбался. Алябьев-младший на отца похож не был, поджарый, высокий, в пальто с воротником, отороченным широкой полосой меха. Там, среди шерстинок, застряла болотная ряска, напоминавшая клевер. Сплошь трехлистный, невезучий.       — Хорошо ты соображаешь, понятно, почему он тебя выбрал. Я — Иван Витальевич, и теперь уже я тут всем заправлять буду, — он потрепал волосы Дениса, и поднялся, протянув руку лежащему. — Приятно познакомиться. Вставай.       Опасливо Денис взялся за ладонь, продолжая удивляться, какая та горячая и крепкая, как из плоти и крови. За минувшее в Топях время было легко отвыкнуть, что кто-либо может быть настоящим. Он встал на непослушные ноги, подгибающиеся от усталости под собственным весом. Вздохнувший Иван подхватил покачнувшегося Дениса под локоть, дернув на себя, вынудив опереться.       — Мне тут не с тобой возиться надо, а порядок установить. Пошли давай, — и двинулся к тропе, ведущей через лес к монастырю, но через пару широких шагов сообразил, что Титов за ним не поспевал. В сырых джинсах тяжело далеко отставить ногу, да и всего пацана трясло от холода. Он-то, по сути, был наполовину голым. Чертыхнувшись, Иван стащил свое пальто, накинув его на Дениса. Тот быстро закутался, не поблагодарив. Стало значительно теплее. Теперь Иван Витальевич стоял в красной кофте, ворот которой уходил под горло. — Нормально? То-то. Кстати, ты почему там свою шубу не скинул? Сам бы всплыть смог, она же под водой тонну весила. Нет же, вцепился.       — Мама учила подарки не выкидывать, примета плохая, — прокашлявшийся Денис стал лучше контролировать голос, не срываясь посреди слова в хриплое бульканье. И язвить стал, как раньше.       — Слишком много ты на мать полагаешься, — буркнул Иван. Однако, примета оказалась правдивой. Они двигались в направлении к монастырю, дорогу было несложно узнать: в здешних окрестностях не так много таких, по которым бы спокойно проехала машина. Это означало плюс-минус час пешком с учетом дышавшего на ладан Дениса, которого продолжало потряхивать. Он старался поспевать, обхватив пальто скрещенными поперек груди руками, оборачиваясь в него плотнее. От воротника пахло табаком и порохом.       — А ты — на отца, — неосторожно брякнул Денис и споткнулся почти сразу о выросший на его пути из ниоткуда камешек. Или он правда его проглядел, или проделки оскорбленного новоявленного господина. Черт его разберет, каким законам подчинялся лес, может быть, с появлением Ивана Витальевича он получил способность материализовывать предметы из пустоты.       — Рот на замке попридержи. Эх, говорил я ему, не надо этого «когда если», сам, идиот, накаркал… А черт бы с ним. Мне, Денис, твоя помощь потребуется. И со мной уже не получится, как с Витей.       — Почему? — машинально спросил Денис, тут же испуганно округлив глаза. Есть ряд вещей, которые запрещалось спрашивать у человека, спасшего тебе жизнь, и к ним, определенно, относилось уточнение, почему это его нельзя убить. По щелчку пальцев на Титова, заложившего здесь душонку, могло обрушиться невесть что, разъебав так, как никакие отхода и похмелья. Видимо, мозги отшибло ему окончательно, раз смелый стал. Забыл, что не с галимыми русскими фсбшниками разговаривал.       Иван окинул его холодным взглядом от макушки до кроссовок, хлюпавших при каждом шаге. Да уж, добравшись до кровати, Денис из нее неделю не вылезет, если умудрится простудиться. Допустить подобное было бы оплошностью, в конце концов, все планы, равнозначно касавшиеся и старожил деревни, и новоприбывших, требовали незамедлительного исполнения. Участие Титова не обсуждалось. Пусть покажет, достоин ли он еще одного нисхождения.       — Сам посуди. Отец мой к рыбалке прикипел. Все вы для него были кормом опарышей, и это хорошо: разведет нужное количество и уйдет рыбачить. А я на рыбака не похож, как ты мог заметить, — Алябьев глянул вперед быстро и обернулся к Денису, у которого от напряжения на виске взбухла венка, и получил понимающий кивок. — Мне по душе охота. С собаками, с начищенными ружьями. Царская, понимаешь? Чтобы добычу из норы вытравливать, загонять в силки, гнать до изнеможения, и горло перерезать. В этом у меня удовольствие.       На загривке Дениса волоски поднялись дыбом, и не столько от ужаса перед подробностями, которые описывал Иван Витальевич, сколько от смакования им каждого слова. Он улыбался, играл интонациями, и взгляд его выражал такой голод, что приходилось усомниться, что речь шла про какую-нибудь обыкновенную дикую лисицу. Денис понимал, почему прежний Хозяин заверил, что при сыне «будет круче». Для рыбацкого промысла хватало двух-трех голов, в которых нужная наживка и выводилась.       Удовлетворить аппетиты хищника сложнее. Теперь они не ферма для разведения приманки, они — дичь. Хер поймешь, что лучше, но интуиция подсказывала, что уровень действительно поднялся. Тревожно от неясности, по чьему следу охотник бросится в первую очередь, но ты хотя бы будешь знать, что после смерти в черепе не поселится взвод размножающихся белых червячков.       Стоило свернуть за поворот, и Денис недоумевающе посмотрел на ворота храма, оказавшиеся прямо в нос. Пространство Топей изменчивое, играющее с людьми, как кошка с мышкой. Вздумалось Хозяину, который сын, что дорога слишком долгая, и они уже оказались здесь. Телепортация, как в каком-нибудь псевдонаучном фильме. Хотя чего «псевдо»? Если они все в бога не верили, а он реальным оказался и людей из могил поднимал, то может и пришельцы где-то во вселенной существовали. Как тут теперь можно уверенным быть.       Ни в чем монастырь не изменился. Обветшалый, нелюдимый и пустой, пропахший сыростью, застоялой водой. На стенках слезшая побелка и плесень, гнилое святое место. Денис уверен был, что в той самой комнате по-прежнему с потолка свисала готовая к новой шее петля из кусачего войлока. Но местного батюшки не наблюдалось. И сестры Сони тоже.       — Поп выписан из Топей с концами, вместо него надо сюда эту вашу светленькую притащить, ну, которая на всех ланью глядит.       — Соню?       — Кончай переспрашивать, раздражаешь, — Иван толкнул одну из дверей, протяжно скрипнувшую, и вошел в бесхозную келью. Виселицы тут не было. Но были деревянная лавка у стены и узкая кровать у противоположной. — Да, Соню сюда надо, пусть рядом сестрой будет, та без нее зачахнет, раз и снова на тот свет. О мертвых помнить нужно, чтобы они с нами оставались… Да и мы, считай, все здесь благодаря этому месту держимся, без монастыря крышка. Нет отца Ильи, пусть хоть монашка тут заправляет, какая-никакая.       Денис кивнул без выражения. Что ему сказать? Что место Софии Громковской где угодно, но не в этом могильнике? Раньше бы он горло перегрыз за то, чтобы ее спасти, но сейчас она сама сделала выбор, повзрослевшая девочка. Это она не стала умирать, а без колебания вынырнула из пруда, в который улетела машина, вернувшись на тот же берег. Ей правда хорошо будет рядом с сестрой, точно лучше, чем с родителем-деспотом. Некуда Соне податься в мире, оставшимся за границей леса. И ему тоже — некуда.       Матрас на ощупь оказался не мягче, чем поваленное бревно, вся набивка свалялась в комья, один у ног, второй в изголовье. Денис улегся на кровать прямо как был, сворачиваясь калачиком. На него навалилась знакомая усталость, превратившая веки в свинец, такими они казались неподъемными. Из-за прокуренного пальто самому дико хотелось хотя бы пару затяжек, хотя в череде последних событий было бы кстати забыть про никотиновую зависимость. Человеческие слабости, дурные привычки. Какая разница, когда у тебя неоперабельная опухоль, чем себя добивать? А теперь и добить не получится, пока новый Хозяин не даст добро.       — Зря ты это, — сказал Иван мягче, расхаживая по комнате. Денис был неподвижен. — Все промокло насквозь, разболеешься и не разогнешься потом. Стаскивай пока одежду, я одеяла найду.       «В смысле стаскивать?» — хотел было уточнить Денис, но прикусил разболтавшийся язык, ему приказывали избавиться от глупых расспросов. Тут все работало так же, как с Алябьевым-старшим: тебе говорят, ты подчиняешься. Плевать, что человек перед тобой новый, роли ни в чем не изменились. Без энтузиазма сев, Денис избавился для начала от хозяйской одежды, аккуратно сложив ту у края: без нее оказалось зябко, кожа покрылась крупными мурашками, и он потер предплечья и плечи, разгоняя кровь. Не помогло. Дэн принялся отдирать джинсы, успевшие подсохнуть и облепить бедра и голени так, как будто он в латексный костюм сдуру влез. Возня не закончилась и по возвращению Ивана с постельным бельем, сложенным стопкой, пожелтевшим со всех сторон от старости.       — Живей, — вздрогнув от властной интонации, Денис наконец-то закончил пытку и бросил штаны на грязный пол. — Что сидишь? Трусы тоже снимай, как будто ты не в них купаться сунулся. Или стесняешься? Ладно уж, по всей деревне бегал с голой задницей.       — Тебя тогда не было, — выполняя указание, заметил Титов. Он привстал, стянул боксеры, но сесть ему не дали, отпихнув в сторону и всучив простыни и одеяла. Иван Витальевич перевернул матрас на другую сторону, сухую, вместо той, где успел поваляться горе-утопленник.       — Всегда я был, — взявшись за толстый плед, Алябьев быстро застелил приготовленное место. — Устраивайся. Ты совсем без матери и бабла своего ничего, что ли, не можешь? Плохо…       Какой-то намек почувствовал Денис в последнем слове, в поджатых напряженных губах. Смотря вполоборота на Хозяина, можно было вдоволь полюбоваться его красивым профилем, но сейчас он внушал угрозу, все эти острые черты. Фактурные, четкие, очерченные светотенями. Плохо, что Денис ничего сам не умел делать? Да, если так было бы на самом деле, то означало бы это, что пользы от него ноль. Незачем, чтобы бездарь под боком пригревался, а он вообще-то, судя по всему, для чего-то изначально был нужен. Денис уронил всю стопку на кровать, подойдя к Ивану, хватаясь за его ладонь.       — Умею я все! Устал просто, а так, что не скажешь, все сделаю. Мне поспать бы пару часов, и все…       — Да не оправдывайся, я пошутил. Интересна твоя реакция была… Забавный ты, Дениска, — отцепляя от себя Титова, Иван кивком указал ему, чтобы он ложился. Тот, забираясь в гнездо из покрывал, с облегчением выдохнул.       Он сам понять не мог, чем его страх был обусловлен. Разве не это требовалось, стать бесполезным, чтобы его выперли восвояси? Однако, чутье подсказывало, что незамысловатый план не сработал бы. Батюшка вон, тоже перестал приносить общему делу выгоду, и что с ним стало? Вряд ли так выглядит отпущение грехов и переселение в Рай. Хрен предугадаешь, что тогда сделал бы Иван с человеком, который отнял у него драгоценное время и ничем не смог за любезность отплатить. Может, и убьет. Но едва ли быстро, так, взмахом топорика, тычком ножа. В омутах темно-карих глаз, казавшихся черными в помещении, много ненависти, много удовольствия от власти, как бы он там, сидя с отцом за столом, от нее ни открещивался. Денис сразу чуял людей, которые приходили в восторг, командуя другими.       Для примера подошли бы и фсбшники, и его бывший партнер в делах фирмы «ТруТолка», и бывшая. Он ненавидел подчиняться, поэтому остро чувствовал любое давление со стороны. Так было раньше, по крайней мере, теперь похуй, насколько туго затянут ошейник на шее. Дышать можно, и то сойдет.       — Так мне нужно привести сюда Соню и заставить ее в монастыре остаться, или что? Я не понял.       — И это тоже. Но вообще от тебя потребуется кое-что посерьезнее, видишь ли, отец не одобрял мое пристрастие к охоте, я по ней жуть как соскучился. А тут как раз ведьма дорогу перейти решила, отхватила обещанного Хозяину. Так дела не делаются, — Денис ждал, когда Иван отойдет обратно к лавочке, но он стоял, как и прежде, рядом с кроватью, возвышаясь над ним. Разглядывая пальто, валявшееся на полу рядом с джинсами, Алябьев на секунду-две замолчал, раздумывая о чем-то. — Она из старожилов местных, поэтому отец ее всегда жалел. К счастью, я — не он.       — Окей, понял-принял, Соню притащить, ведьму укокошить, — пожал плечами разморенный Денис. Постель сооружена была удобная, суставы перестали ныть. Ритм сердца выровнялся, угомонился. Все, страшное позади. Ему отоспаться главное, с задачами разбираться будет по ходу действий. Но смешок Алябьева разрушил все спокойствие.       — Нет уж, ведьму убью я, когда ее час придет. Ты мне нужен в качестве гончей. Я тебе рассказывал про царскую охоту. Ты ее гнать будешь, пока не вымотается, а я разберусь в конце. Хитрой лисице — лисья смерть, правильно? — Денис поднял взгляд на него, когда Иван наклонился, тыльной стороной ладони потрогав лоб, прикидывая температуру наощупь. — Отлежись день, надо будет, все двадцать четыре часа проспи, но к послезавтрашнему утру чтоб на ногах был. Она долго ждать не может, хотя ее пока твой дружок отвлекает. Приворожила-таки, сука.       — Погодь, ты про Макса что ли? Аришка что ли ведьма? — Денис аж на локте приподнялся, но его с нажимом уложили обратно. Так грубо, что в районе ключицы осталась тупая боль, как от удара.       — С Максом потом разберемся, парень, все я тебе объясню. А пока лежи смирно и дышать не забывай. И спи.       Денис еще хотел было что-то уточнить, расспросить о том, каким образом сюда записались колдуньи, как шестнадцатилетняя «Лолита», соскочившая со страниц Набокова, вдруг оказалась ею. Но он помнил, как молоденькая девушка, скакавшая на его бедрах, вдруг превратилась в уродливую старуху, обрюзгшую, с обвисшими сиськами и складками по бокам. Седая карга насаживалась на член, даже когда тот опал от отвращения, и это Денису тоже не забыть. Тогда, от шока, он и вылетел голышом на улицу, промчавшись по главной дороге взмыленным, с глазами-блюдцами, так и не поняв, что с ним произошло. Теперь хотя бы какой-то ответ получен: ведьма. Очередная проклятая магия. Видимо, добрые волшебники живут в «Гарри Поттере», с ними ему не судьба встретиться.       Отомстить за эту историю он был бы не против, Арина явно решила позабавиться, добравшись до симпатичных мужчин в избытке, в Топях таких днем с огнем не отыскать. Еще и привороты… Если оставаться тут на подольше, то избавиться от лишней опасности умно. И не Денису, в конце концов, решать. Как скажет Алябьев Иван Витальевич, так и будет.       Как скажет Хозяин, который ему, заплутавшему мальчику, необходим.       ***       Рукам Дениса не привыкать к крови. Та шла у него носом, пока опухоль в голове не оставляла места передавленным сосудам. Те могли не выдержать в любой неподходящий момент, от тусовки, когда он уже был пьяным в дым, до сверхважных конференций. Та кровь была другая, просто теплая, высыхающая на воздухе корочкой. Эта — как расплавленный металл. Жар ее въелся до костей, как будто перекрашивая их в свой оттенок красного. В ладони Дениса будто вылили кипяток, стоило подождать немного, и ошпаренная кожа начнет слезать лоскутами, так казалось. А в Топях, что кажется, то и есть на самом деле, верно? Вокруг плотный ряд деревьев, ставших друг к другу боками, сомкнувшие ряды, перед ним — Аришка. Точнее, не совсем, одновременно и она, и не она. Перед ним ее тело, свернутое под неестественным углом. На острой скуле налитый фиолетовым синяк. У Арины пересохшие спекшиеся губы и бегающий взгляд. Она жива.       Данное ею самой себе обещание никогда не выходить за калитку дома было нарушено этой ночью. Если пренебрегаешь договоренностями, будь готова платить. Вот и пришлось. Зря ведьма осмелела от этого журналиста под боком, мужика почувствовала, от которого подпитывалась. По сути своей, он та еще тряпка, ни рыба, ни мясо, себе дороже на таких людей полагаться. Особенно пришлых, жаждущих денег и молоденьких девочек, пусть хоть трижды привороженным будет. Толку ноль. Арина отправилась по колдовским делам, травы набрать, звездами полюбоваться, Хозяин ведь помер. Без него все выдохнули с облегчением, натянутые поводки ослабели, края ошейников перестали сжимать до удушья горло. Новый господин не успел просто себя засвидетельствовать.       С лесной кромки Денис начал ее преследовать. На нем болталась приведенная в порядок приглянувшаяся шуба, как новенькая, как символ его подчинения. Принятому на службу опричнику выдавали собачью голову и метелку на пояс, напоминание об обязанности выгрызать измену и выметать из страны сор, но ему хватало с лихвой леопардового недоразумения. Тоже подарок, который засвидетельствовал его переход из одной команды в другую. На плечо было перекинуто ружье. После утопления он оклемался, окреп. Аринка успела Титова мысленно похоронить, Макс рассказывал, что тот остался в пруду, зарытым в илистое дно. Несостоявшаяся добыча мавок-утопленниц, вышедшая ей на встречу, застала врасплох, и это сыграло преимуществом. Арина испугалась, метнулась куда-то наугад, а Денис этого и ждал. Ему сказали, что он гончая? Вот он и гнал.       Половина ночи, наверное, ушла на преследование вилявшей из стороны в сторону девчонку. Выстрелы летели мимо, застревали в коре деревьев и рикошетили об их стволы, одна пуля мазанула по плечу Арины по касательной. В конце концов, получилось все подстроить так, чтобы та оступилась и скатилась в овраг, на дне которого не нашлось никаких кольев. Ловушки такого рода исчезли с прежним Хозяином. Новому нравилась агония жертвы другого плана. Нога ведьмы хрустнула, неудачное приземление выбило из нее воздух.       — Мразь, — харкнула она в лицо склонившегося над ней Титова. Ружье тот оставил наверху, спустившись к ней, казалось, с голыми руками, пока не сверкнул в свете луны вынутый из-за пазухи нож. Денис стер ком густой слюны со щеки, — тогда тебя удушить надо было, как был слабаком, так им и остался.       — Так это ты, а не я, проиграла, — пожал он плечами.       — И что теперь, убьешь? Думаешь, после этого тебя Хозяин отсюда выпустит, да? — Аринка ошибалась. Ни о чем Денис не думал, ему лишь хотелось пожить еще немного. Пусть голос матери и говорил, что жизнь достойна далеко не всех жертв, но она никогда не находилась на грани смерти. Не страдала мигренями, из-за которых Дениса выворачивала наизнанку, не скрючивалась на полу, умоляя тело сдаться и отключиться, потому что никакие обезболивающие таблетки на последних стадиях разросшейся опухоли не помогали. Не ей судить. И не Аришке, которая ради смазливого личика и упругих сисек затолкала душу родной дочери в старушечье тело, доведя до безумства.       Моралистки хуевы.       — Уж лучше я, чем он, верно? — Хозяин доходчиво объяснил Денису, почему он должен приложить руку к гибели Арины, но почему он ее не «убьет». В Топях действительно только то, что делал своими руками их Хозяин. Например, батюшка мог в свое удовольствие залезать в петлю и воскресать, пока его не прибил Алябьев Виталий. Как бы ведьма не ерепенилась, этим местам она нужна. Но и наказание понести тоже нужно. Денис своего рода орудие правосудия.       Потом придет Иван и вернет все на круги своя, когда приворот Арины снимется с обещанного ему вместе с ее последним выдохом.       — Уж лучше бы никто, — прохрипела девушка и подняла взгляд вверх. На краю обрыва стоял новоявленный Хозяин, которого она видела впервые с момента передачи ему отцовских полномочий. — Нужен тебе этот журналист? Забрал бы и все.       — Нет. Нужно сделать так, чтобы ты запомнила раз и навсегда: играться с приезжими можно, сколько тебе вздумается, но не приводить их в дом и не делать своими. Ничего твоего тут нет.       — Тут ни у кого ничего нет! — рыкнула Арина, и Денис с отвращением отметил, как ее скрученные в тугие гульки волосы поседели на мгновение, а борозды морщин расчертили мордашку. — У тебя одного все в избытке…       — В этом и смысл, — хохотнул Иван Витальевич, подняв руку.       Отмашка специально для Дениса, который безжалостно схватил Арину за голень, подтянув к себе. Она норовила ударить в живот и грудь, метила в нос, лишь бы сбить противника с толку, но сопротивление было бесполезным. Нож резанул по сухожилиям сначала правой стопы, затем левой. Девушка закричала. Кровь лилась на влажную землю, впитывалась глубоко в почву. Титов собрался и, намотав на кулак растрепавшиеся косички, ударил в беззащитное горло. Внутри ведьмы что-то булькнуло, хлопнула высвобождавшаяся душа. Звук был похож на лопнувшее велосипедное колесо. Он разжал пальцы и выронил нож как раз, когда Иван мягко опустился рядом, похлопав по плечу помощника. Нет, не так, они не компаньоны. Он погладил его, как хвалят верную псину, принесшую убежавшего на болота подстреленного кролика.       — Лиса, — прошептал Денис, хмурясь, прижимая испачканные руки к лицу, пачкая его бурыми разводами.       — Она самая, — Хозяин позволил ему отойти в сторону, сам разглядывал, как закатываются глаза Аришки до белков, исчезла радужка и зрачки. — Ты отлично справился, молодчина. Пусть она полежит пару дней, а потом к своим вернется, как раз разберемся с оставшимся. Хороша она, мозгов бы только побольше. Пойдем домой. Тебе умыться надо.       Эта забота хлеще удара под дых.       В монастыре Денису не нравилось, но альтернатив для жилья не было. С появлением здесь Сони стало совсем неуютно, хоть он ни с ней, ни с ее сестрой ни разу не пересекался. Сам факт ее соседства по неясной причине угнетал. Вернувшись с охоты, он больше всего на свете хотел оказаться в натопленной бане с ушатом свежей воды и шматком мыла. Хоть бы едко-пахнувшего дегтярного, лишь бы отбить от себя запах земли, пота, крови, пороха. Пусть так несет от Хозяина, а не от него. Но Дениса ждали бочка и подобие мочалки, которая как будто с дореволюционных времен его тут дожидалась. Жесткое волокно сдирало верхний слой кожи, от маленьких травм лицо потом неприятно щипало. Но пусть так. Не жаловаться же.       С горем пополам отмытый Титов сидел в той же комнатушке, в которой его расположили в первый день после спасения. Постель была застелена свежим бельем, шубу он сложил на лавку, но остался в грязных штанах и кофте. Другой одежды у него не было. Нужно прикинуть дальнейший план событий, но мозги работать отказывались. Соображать на пустой и трезвый желудок смог бы не каждый.       — Отдыхаешь? — Иван стоял в дверях, облокотившись о косяк. Ухоженный, чистый, как будто не гнался чуть позади с Дениса за Ариной. — Правильно, заслужил.       — Вы меня никогда не отпустите, да? Аришка правду сказала, — пялясь в стенку, спросил Денис, не надеясь на внятный ответ, поэтому он и не удивился повисшему молчанию. Наверное, Хозяину выгоднее тешить его надеждой на скорое отпущение, чтобы Титов оставался на короткой привязи. Но ему все-таки хотелось ясных ответов, чтобы уже перестать на что-либо надеяться. Он изменился. Придя сюда, ни умереть, ни убить другого человека не мог бы, а теперь регулярно делал и то, и другое. Как после этого погружаться в бешенный ритм Москвы, как тратить часы за сидением перед экраном компьютера, разбираясь в кодировках? У него запах мха и плесени на подкорку впитался, какие тут могут быть запланированные обновления «ТруТолка», сценарии для интервью, встречи с, мать их, журналистами.       Иван стоял перед ним. Денис, сидевший на кровати, свесив ноги на пол, поднял голову вверх, щелкнув затекшей шеей. Хозяин слегка вскинул брови, предлагая еще что-нибудь сказать, но ничего вразумительного на ум не пришло.       — Тут твой дом, как ты не понял? Ты слишком давно здесь, считай, когда бронь на экскурсию поставил, душу свою и своих приятелей потерял.       — Зачем я тогда прошлое все помню, черт. Без памяти было бы проще, перестал бы думать, как там мать, как компания. Похуй мне на «приятелей», — с нажимов выдавил Денис неприятное, вызывавшее отторжение слово, — мне помнить больно.       — Опять ты за свое. Ладно, так и быть. На, пей, — Хозяин протянул ему кружку, полную до краев кристально чистой воды. Денис не заметил, держал ли он ее все время, или та материализовалась из воздуха по одному велению, но взялся за ручку, плеснув несколько капель себе на колени. Он не стал уточнять, каким образом питье могло помочь ему. Жадно прижавшийся к краешку рот осушил кружку залпом. — Хорошо.       Денис не знал, как ему реагировать на то, что произошло после. Иван наклонился почти в половину своего роста, сжимая пальцами его подбородок, и поцеловал. Укусил, вгрызся в потрескавшиеся губы, протолкнул меж зубов язык. Никого Денис так не целовал, и его тоже никто и никогда. Он не отталкивал, не вырывался, в абсолютном контроле было нечто приятное, избавление от ответственности, перенос ее на другого. Ему позволили жить бесцельно, но жить, и это лучше, чем смерть при наличии каких-то амбиций. Хозяину не нужно его мнения. В голове каша, все мысли застлал плотный туман, через который не продраться.       — Отец избавил тебя от боли тела. Раз ты меня так выручил, я помогу разобраться и с духом, — прошептал Иван.       Денису думалось, что поцелуем все ограничиться. Ну как же, метафоричность, аналогия с Новым Заветом и предательством Христа, все очень в антураже местного фольклора. Но Алябьев стащил с него кофту, и Дэн насторожился. Великоватой выходила цена за избавление от мучительной рефлексии. Но кто он такой, чтобы назначать ставки? Подчиняйся и не съеденным будешь, ага. Иван как будто прочитал мысли, а может в самом деле умел подобное.       — Это не часть нашего договора и не плата, — сказал он. Рука погладила шею, все выступы сухожилий, кадык, дрогнувший под ее прикосновением. Денис смотрел завороженно. Так пялился на свою малолетку Макс или иначе? Нет, Аришка тешила его надеждой на обладание собой, тут роли уже распределены, он подавится своим несогласием. Ни с Богом, ни с Дьяволом не спорят. — Просто ты слишком симпатичен, когда сходишь с ума.       Наверное. Блестящие эйфорией глаза, широкая улыбка, высунутый демонстративно язык, пальба в пустую. Кольцова и Соню такой Денис напугал, освобожденный от непроходящей ни на секунду, притуплявшейся периодически мигрени. Поглощенный вторым «Я», более настоящим, чем молчаливое прежнее. В любой непонятной ситуации он раньше отсчитывал нужное количество купюр и кидал их в чью-нибудь лапу, а теперь мог вышибить мозги, мог гоготать в голос, не боясь прерывавшего веселье спазма, опоясывающего виски, затылок и лоб. Исцеление. И он готов был продолжать курс лечения.       — Трахнешь меня? — скривил губы Денис. Прозвучало утвердительно, нежели как-либо еще. В принципе, все понятно, но подтвердить догадку не помешало бы.       — Заставлю обо всем забыть, — если это такой волшебный способ стирания памяти, то он отнюдь неплох. Хозяин погладил щеку Дениса, давно небритую, заросшую колючей щетиной, надавил, заставив открыть рот. Все ощущалось, как когда он тонул, та же беспомощность, скованное тело, которое неспособно сделать лишнего движения. — Кто бы подумал, что такой большой и умный мальчик склонен услуживать, как собака?       — Хватит меня сравнивать с псиной. Я вообще-то человек.       — Человек, — с готовностью подтвердил Иван, — но не равный.       Было нечто приятное в том, как палец чужой руки нажал на язык, запрещая ответить. Денис проглотил скопившуюся во рту слюну, но та все равно капнула с уголка губ. Алябьев очертил ряд зубов, царапнул ногтем нёбо, толкнулся глубоко, но кашель пришлось подавить, задушить в зудящем горле. Не соображая, что творило тело, Денис поерзал бедрами на матрасе, стиснув колени. Хватка на горле оказалась предсказуемой. Не вдохнуть. От асфиксии перед глазами потемнело, слабо освещенная комната, — луна и свечи, — выцвела, глаза сфокусировались на силуэте, нависшим сверху. Нравилась возможность не дышать, полная отдача контроля. Добровольность, взаимное согласие — пустые слова, ничего не решавшие. Титов жил по принципу: что приглянулось, то и бери. Он не предполагал, что это применят к нему.       Хозяин разделся сам. Пальто упало на пол, оставив его в рубашке, следом глухо бухнули скинутые сапоги. Он точно раздевался при нем, но Денис не запомнил, как именно. Как будто время поставили на быструю перемотку, и вот, он обнаженный, и Иван — обнажен тоже. Они на неудобной кровати, и Денис, как в бреду, тянулся, льнул к нему, пытаясь с остервенением поцеловать плечо или грудь. Как верующий, павший на колени перед святыми мощами. Он зажимался, прятал сведенными бедрами крепкий стояк: кровь приливала к ноющему от возбуждения члену от одного холода в выражении лица Ивана. Это не отчужденность или безразличие, нет, Дэн-то ему ой как интересен. Это звериная безжалостность, не предвещающая умелых ласк и нежности. Чудо, если получится встать на следующий день к полудню…       Алябьев сжал ягодицу до синяков, сразу пяти впечатанных в плоть кровоподтеков, и Денис поправился. Чудо будет, когда он сможет утром свести ноги. Как девственница из порнухи, которую на свадьбе пустили по кругу: вряд ли он будет чувствовать себя лучше. Или будет? Смотря, о чем вспомнит.       — Какой же ты хрупкий, Дениска. Не там нажать, сломаешься, — Хозяин надавил на вздымавшуюся в быстрых поверхностных вздохах грудь, и легкие обожгло. Ребра затрещали от давления, и Денис тихонько заскулил, отвернувшись в сторону. — Смотри на того, в чьих руках твоя жизнь. Не хочешь же меня расстраивать?       И он повернулся обратно, незамедлительно, и все равно опоздал. Забытая головная боль пробила черепушку изнутри, на какие-то доли секунды, но Титов взвыл, откидываясь на набитую тряпьем подушку. Он метался под градом разнокалиберных ощущений. На плече, у основания шеи, распустился след насквозь прокушенной кожи, он — глина, пластика, которую по нужным лекалам лепил для себя Хозяин, он слепок его зубов, дактилоскопическая карточка, сохранившая отпечатки пальцев. Головка члена, стоявшего колом, мазала по поджарому животу, оставляя бесстыдные подтеки смазки на нем.       — Ты влюбляешься. То в Соню, то еще в кого, кто напомнит мать, — по-змеиному прошипел Иван на ухо, злобно и насмешливо одновременно. — Это неправильно. Съешь свое сердце, стань моей вещью, сторожевым, цепным. Тебе не к лицу чувствовать.       Конечно. Ему к лицу гримасничать от восторга перед тремя пальцами, по костяшки вошедшие до гортани, ему шло обсасывать их с упоением и отдачей, игнорируя нехватку воздуха. Распластанный, он держал сцепленные в замок руки над головой, куда завел их Алябьев минутой ранее, не понадобилось даже привязывать. Оказалось, два пальца, вторгнувшихся внутрь неподготовленного заранее тела, не так уж мучительно, как рисовало воображение. Спина до хруста выгнулась дугой, пока Денис до глубоких борозд царапал собственные ладони. Его растягивали ритмично, глядя неотрывно на хмурившиеся брови, искусанные до мяса губы.       — Не молчи. Тебе положено кричать, — Иван там, внутри, поворачивал пальцы под разными углами, давил и массировал треснувшие под его напором стенки, они саднили, щипали. Наполненность была чужеродной, неправильной, от нее хотелось избавиться, но вместе с тем она давала странное умиротворение. Быть пользованным и правда проще, чем беспокоиться о моральных принципах и других.       Денис стонал, болезненно и отчаянно, удовлетворенно, за гранью наслаждения, доступного здравомыслящему человеку. Иван действительно трахал его так, что в башке становится чисто, сплошь белый лист. Только на крик во все горло и остаются силы, и похуй, услышала ли их ютившаяся где-то в этих же стенах Соня. Или ее сестрица, которая имеет больше опыта в подобных делах. Вот та бы оценила, как блядски захлебывался в звуках, рвавшихся из гортани, Денис, вытягиваясь перетянутой струной. Пальцы исчезли. Он по инерции толкнулся бедрами им навстречу, разочаровываясь в пустоте, которая вообще-то давала передышку. К черту. Он вошел во вкус, ему нужно, ему необходимо резче и жестче.       Приставленный ко входу член обещал дать требовавшееся сполна. Толчок, проникновение почти на сухую, не считая высохшей слюны и крови, впитавшейся в простыни насквозь, до матраса. Деревянные ножки полусгнившей кровати протяжно скрипели в унисон движения мощных бедер. Алябьеву словно самому не было больно от узости Дениса, впервые занимавшегося любовью таким образом, его не притормаживало сопротивление мышц. Выходя почти полностью, оставляя внутри головку, напиравшую на чувствительный анус, растянутый до предела, он входил плавным движением на всю длину, так, что яйца ударялись о бедра. Глаза Титова закатывались точь-в-точь, как у умирающей ведьмы, и, он поклясться готов, он сам приблизился к смерти.       Вместо черноты перед зажмуренными веками сверкали цветные круги и искры. Вдруг Хозяин подхватил его под ягодицы и дернул на себя, поднимая в воздух, не оставляя никакого другого варианта удержаться в новой позе, кроме как ухватиться за его плечи. Денис буквально сел ему на колени, не в силах самостоятельно двигаться, но в том не было никакой необходимости. Иван справлялся сам, насаживая на себя Титова под новым углом. Проникновение стало глубже, оно хуярило по оголенным нервам, ударами тока стреляло по позвоночнику. Денис лишь нечленораздельно бормотал, стонал и скулил, оставив попытки напрячь разъехавшиеся в разные стороны ноги. Он как секс-игрушка экстра-класса, премиум-модель. Последняя шлюха, которая позволила поиметь себя за так, во имя высоких чувств. Выебанная до крови, захлебывающаяся блядскими стонами, разве что язык не свесившая от огромного толстого члена, до которого она добралась.       Ему противно от себя. Он собой доволен. Денис Титов не скатывался по наклонной. Не было сейчас никакого Дениса.       — Блять, — мокрые от пота волосы прилипли ко лбу, он стиснул кривыми объятиями Хозяина, слепо ткнувшись в его шею губами. — Блять, боже…       — В Рай тебе дорога заказана, — хохотнул Алябьев. Толчки стали менее размашистыми, он теперь двигался исключительно внутри, задевая все необходимые для удовольствия точки. Он не попытался отдрочить ему, член оказался зажатым между покрытыми испариной скользкими телами, и трение стало последней каплей.       Денис рухнул в оргазм, сжавшись, напрягаясь до легкой судороги, спустившийся от макушки до поджавшихся пальцев ног. Игнорируя его, Хозяин втиснулся в перенапряженное тело еще и еще, и только потом кончил внутрь. Сперма стекла на них двоих, не помещаясь внутри застывшего Титова, которого накрыло второй волной. Он кончил на сухую. Хозяин выпустил его из хватки, и он повалился назад, на жесткую подушку, но не стал никак жаловаться. Он смотрел на господина каким-то особенным взглядом, вызвавшим у того улыбку. Так на иконы — и то не смотрят.       А вот на тех, кто отныне тобой обладает, да.       — Засыпай, Денис, — Иван наклонился, чтобы сухо поцеловать его в лоб. — До следующего вечера тебе положено отдыхать, а потом твой дружок свою ненаглядную ринется искать по лесам. Мне понадобиться твоя услуга.       — Окей. Всегда готов.       Денис согласно кивнул, засыпая сразу. Его не посетило уместное желание сходить в душ, смыть с себя следы животной похоти, нелогичной, спонтанной. Лучше с утра он сбегает до пруда, искупается в нем, отмоется весь, от всего, чтобы подготовить тело, как загрунтованный белилами холст, для кровавых брызг.       Впредь и во век он не побоится нырять с головой.       Он и так больше никогда не вынырнет.