***
Ли Юэ плавно плывет по течению времени, сохраняя свое величие. Здесь здания возвышаются, подобно горам, а люди оснащают их строгими угловатыми крышами и расписывают в богатство и роскошь. По прошествии нескольких веков порт все еще хранит в пейзажах характер своего архонта. Венти любит вглядываться в местные товары, даже осознавая, что у него нет моры ни на один из них. Большинство маленьких лавочек пестрят продуктами. Знаменитые рестораны выстраиваются в ряд, каждый день соревнуясь в перехватывании клиентов друг у друга. У самого моря располагаются прилавки предприимчивых продавцов рыбой. Наконец, есть торговцы рудой, гордящиеся ее блеском порой больше, чем мондштадцы гордятся своим вином. Бард наклоняется над одним из таких прилавков, чтобы получше разглядеть металлы и камни. Его лицо искажается в отражении кусков полуночного нефрита, из-за чего он вздрагивает и отводит взгляд. — Мальчик, тебе что-нибудь нужно? — мужчина выдыхает дым, обращая на него свой взгляд исподлобья. Блик солнца прыгает с куска кор ляписа прямо ему в глаза. — Конечно, — отвечает он, выпрямляясь и поправляя свисший берет, — но я боюсь, я не могу купить у вас то, что мне нужно. На щетинистом лице продавца читается легкая усмешка, скрытая за слоями вымуштрованной вежливости. — Скидку? — Правда, не стоит. Всего хорошего, — Венти не удерживает себя от короткого поклона, совершенно излишнего для такой простой ситуации. Он сходит вниз по улице, где в окнах между домами спокойно блестит море. Он вдруг вспомнил, зачем пришел сюда. Или сделал вид для самого себя, что вспомнил, ибо никогда не забывал. Неуверенность барда была связана с тем, что он не представлял, где и как искать старого друга. Может, он решил оставить большой город, свое детище, и уединился в бескрайних просторах Заоблачного предела? Тогда найти его и вовсе не представлялось возможным. Ли Юэ настолько больше Мондштадта, что Венти боялся затеряться в горах и так и не найти его. В узком переулке он ловко превращает свой фальшивый глаз бога в лиру. Как же хорошо, что он наделил эту безделушку такой полезной способностью. Он перебирает пальцами нежные струны и невольно останавливает на них взгляд. Тишина. Его сердце молчит. Свет солнца стирает беспокойства мягкой теплой рукой. У Венти не было никакого плана. Никогда не бывает, если не лукавить. Он хороший музыкант и привык надеяться на импровизацию. Осталось пожелать, что удача, или судьба, или кто-нибудь скучающий на небесах смилуется над ним и приведет к нему желанного человека. Бард знает, что ему не требуется людное место для привлечения внимания. Наоборот, он решает не нарушать гармонию коммерческого центра и устраивается у входа к пруду. Венти начинает нежно перебирать струны, их звук смешивается с запахом глазурных лилий и шелковицы, разносясь за пределы арки. Миллелиты бросают на него пару настороженных взглядов, но возвращаются к своим патрулям. Сначала он играет тихо, едва касаясь инструмента. Звуки лиры парят в воздухе, навевая зачарованным прохожим забытые колыбельные. Затем бард неторопливо сплетает музыку в красочное полотно нот, наполненное звонкими мелодичными узорами, разукрашенное меланхоличным мотивом. Эти мелодии играются с тонким мастерством и теплом рук, знающих каждую секунду. Некоторые растроганные жители Ли Юэ даже оставляют пару монет в как бы не причем лежащий у ног музыканта берет. Разогревшись и хлебнув храбрости, Венти начинает петь. Его игра плавно переходит в аккомпанемент — руки не более, чем продолжение инструмента — сливаясь с чистотой его голоса. Поет он не о героях, и не о богах, и не о том, как прекрасен свет. Он поднимает из глубин своей памяти фрагменты древних времен и сшивает их с музыкой. Плавные куплеты становятся рваными, приобретая обветшалую шероховатость воспоминаний архонта. Редкие улыбки незнакомцев сменяются зевками и ленивыми перешептываниями. Люди, привлеченные его голосом, быстро возвращаются к своим рутинам, заскучав от старинных слов, повторяющихся мотивов и чересчур затянутых куплетов. Длинная тень заслоняет угасающее светило, заставляя взглянуть на своего обладателя. Звуки музыки стихли, как в сломанной музыкальной шкатулке. Венти хотелось сказать что-то вроде «Ты совсем не изменился с тех пор» или «Ого, каким красавчиком ты себя вылепил», но не мог вытянуть из себя ни слова. Тишина казалась непорочной. Почти что священной. — Весь день в воздухе гуляют слухи о неком барде, который появился у ворот пруда, — неспешно начинает он, — некоторые хвалят его, другие ругают. Я решил проверить сам, подтвердятся ли мои догадки, — вдруг его взгляд закрывает несвойственная человеку дымка, — почему ты здесь? Губы Венти самопроизвольно расплываются в улыбке. — Кто вы? — спрашивает бард, не собираясь отвечать на заданный вопрос, и дружелюбно добавляет: — И как вас зовут? Сейчас он мог отчетливо видеть, что солнце падает за горизонт, разливаясь киноварью в небесах. Частицы света застывали в оранжевых глазах, делая их сродни блестящему кор ляпису. Моракс смог спрятать свою сущность в человеческое тело, но его глаза все еще выдавали твердость, властность бога. Венти мог только догадываться, что мужчина пытался найти в силуэте друга, погруженном в закатную темноту. — Чжун Ли. Я работаю в похоронном бюро Ваншэн, — говорит он после минуты раздумий и садится рядом с Венти на плитку, подминая длинную ткань своего одеяния, — и можно на ты. — Красивое имя… — протягивает бард, на его лице мерцает шуточная хитрость, — зови меня Венти, хорошо? И все же, что это, — он делает задумчивое лицо, поворачиваясь к Чжун Ли, — подводка? — Хозяйка бюро научила меня, — отвечает он, не подавая никаких признаков смущения. Он дотрагивается пару раз до век, где красовались розоватые полоски, будто бы убедиться, что они все еще там есть. — Тебе идет, — Венти добавляет тише, — похоже на твою драконью форму. Довольный своей маленькой проказой бард делает вид, что позабыл о Чжун Ли в угоду прекрасным лилиям. Они колышутся под довольно сильным ветром, какого обычно не бывает среди стен тихой гавани. — Барбатос, — говорит он, замечая как неуловимо дергается Венти от своего прошлого имени, — почему ты здесь? — Ты не думаешь, что ты похож на свой город? — все продолжал бард, будто не замечая витающего в воздухе вопроса, — богатые дома, пестрые прилавки. Вечные горы и изменчивые моря. Соперничество и трудолюбие всех этих людей: они происходят от тебя, нет? Венти поворачивается к своему старому другу, наблюдая, как меняется его невозмутимое лицо. Чжун Ли вздыхает и кладет пальцы на переносицу. Его брови сходятся в задумчивости, а его руки плавно скрещиваются на груди. — Я полагаю, что отчасти ты прав. Все это время Ли Юэ был ведом моим покровительством и перенял часть моего характера. Но он более не таков. Я остался в прошлом и навсегда буду там, но этот город продолжит развиваться. Его люди могут сделать то, чего не можем мы, — он на секунду медлит, подбирая слова. Тишина звенит в своем величии, расступаясь перед ним. — Мы более не имеем права сдерживать человечество, — заканчивает Чжун Ли свою мысль. Венти задумчиво хмыкает, кивая пару раз головой, несомненно соглашаясь с другом. — Я рад, что мы согласны друг с другом, — срывается с его губ, — но тебе не грустно оставаться позади? Моракс обращает на него взгляд, полный уверенности. Пыль в его глазах блестит тяжестью веков. «Почему ты здесь?» Венти чувствует себя очень и очень глупо. — Я здесь, — отвечает наконец бард, но запинается об собственный голос — просто потому что хотел увидеть тебя. «Я никому больше не могу рассказать, что у меня на душе» — плавятся слова несказанным в его горле, превращаясь в запертый крик. Венти чувствует, как его руку что-то поднимает и тянет вперед. Он приходит в себя, и замечает, что Моракс неспешно ведет его куда-то. Ему всегда было проще выражаться действиями, чем словами. Венти сцепляет их ладони. — Мой дорогой друг не против трапезы? — спрашивает Чжун Ли, крепче сжимая чужие пальцы. — Никогда.***
Ночной контур обрамляет город в темную мозаику с мелькающими кусочками лунного света. Хранительница неба заглядывает в комнату некогда самого богатого архонта, отражаясь в янтарной жидкости. Легкий, как перышко, кошелек, проводил свое изгнание на краю красного стола; рядом с ним же отдыхают накидка и помятый берет барда. Перед тем как выпить, Чжун Ли долго размышлял вслух о вреде алкоголя, но сдался смеющемуся богу свободы. Маленькая бутылка коньяка — не то, что может заставить архонта опьянеть, но она является приятным дополнением к довольно скудному столу блюд. — Ты знал, что название «Мондштадт» означает «Лунный город»? — невзначай бросает Венти, пытаясь ухватить последнюю сардину под пристальным взглядом Чжун Ли. Во власти темноты кончики их волос начинают сиять все пышнее и пышнее. — Я догадывался, — кивает он, забирая в отместку целую миску креветок, — меня всегда интересовало, как люди дают имена местам, — наблюдая за злобным выражением друга, он съедает первую креветку, — «Ли Юэ» значит «стеклянная луна». Венти расплывается в улыбке и скрещивает ноги на бамбуковом полу. — Не могу сказать, ты подыгрываешь мне или нет, — говорит он с легкой грустью, но быстро сбрасывает ее и продолжает с удвоенной скоростью поглощать оставшиеся запасы еды. В конце концов на столе остаются лишь тарелки с объедками. Луна покидает двоих, спрятавшись за стеной облаков; их глаза и волосы остаются единственными источниками света. — У тебя еще остались те… экстравагантные метки? — спросил Чжун Ли с крайней осторожностью. Венти посмотрел на свои руки. — Когда как, — он пожал плечами. Немного подумав, Венти проворно обогнул широкий стол и присел на пол рядом с Чжун ли. — Смотри, — сказал он, будто пряча свой голос, и начал перечислять, — на запястьях, потом у начала плеч, — когда он дотрагивался до мест, метки слабо вспыхивали и исчезали, — на груди, — тусклый свет загорелся, пробираясь из-под рубашки, — и, гм, на ногах тоже. Поблестев несколько секунд, все метки быстро потухли. — А у тебя все такие же каменистые руки, да? Чжун Ли потер ладони, обнажая пламенные трещины, ветвящиеся до самых плеч. — Точно, ты видел лишь руки, — говорит он, — на самом деле, у меня все тело в них. — Фу, не хочу проверять, — дразнится Венти, перебирая длинные пальцы Чжун ли своими. Он выясняет, что его собственные короче примерно в одну третью, — это несправедливо, знаешь. То, что ты такой высокий. Моракс вынимает свои руки из невольного заточения и обвивает их вокруг талии барда. Венти щурится, и ветер начинает просачиваться из всех засовов, нежно тревожа толстые занавески. Он обращает свой взгляд вниз и гладит ладонями эти твердые руки. Они ощущаются шершавыми. — Это не мое тело, — выпаляет Венти, чувствуя как тут же другой пытается отстраниться. Он сжимает чужие руки, прося остаться, — мой первый друг, он заслуживал стать архонтом гораздо больше, чем я. Но он погиб, и я подумал… что было бы неплохо, если бы он все же мог увидеть плоды своих стараний. И поэтому, — он показывает на себя, — я стал им. Чжун Ли прижимает Венти к себе вплотную. Сквозь свою спину тот чувствует отдаленное биение чужого сердца. Холодный ночной воздух чист и приятен, так почему он не может вобрать ни частицы его? — Ты прекрасен, — говорит Чжун Ли, его глубокий голос резонирует в слепой тишине. Он наклоняет голову, и поцелуй расцветает у шеи барда, заключая его вздох в грудной клетке. Лунный свет освещает их объятья. Чжун Ли опускается ниже, его нежные прикосновения нарастают в чувственности кругами на воде, которые разносятся наслаждением по телу барда. Сами собой руки Венти вцепляются в своевольные ладони, готовившиеся проскользнуть под корсет. Его удивляет, как быстро они замирают, будто усмиренные дикие звери. — Ты никогда не занимался таким, верно? — говорит бард, и волшебный сон мгновенья колыхается. Он не имел ввиду произносить эти слова с упреком, но он все равно отразился в них. Чжун Ли кладет руки вниз, безукоризненно. — Мне слишком тягостна любовь смертных, — говорит он, — и никто из моих подчиненных не выражал таких желаний. Но могу заверить тебя, что я очень быстро учусь. В древности я учился и учил различным ремеслам, таким как чеканка монет- — О звезды, — Венти издает смешок, потом, не в силах сдержаться, хохочет, надрывая живот и трясясь в руках большего мужчины. Его колокольчиковый смех звенит в ушах смущенного Моракса, — ты и правда столь непробиваем, как и несколько тысяч лет назад. — Чжун Ли, послушай меня, — говорит он, наконец вырвавшись из своего смеха. Глаза барда сверкают зеленью в темной комнате, внимательно разглядывая лицо Моракса, — любовь — это не то, чему ты можешь научиться с таким подходом. Конечно, учиться на ошибках здесь тоже нужно, но тебе придется использовать не только свою голову, — он прикладывает палец к чужому виску, опускаясь затем к груди, — но и сердце. Под ладонью барда оно пропускает пару ровных ударов. Моракс неуверенно водит руками, сминая чужую одежду. — Неужели ты думаешь, что я не обладаю умением тонко чувствовать? — спрашивает мужчина, тембр его голоса понижается на пару порядков. — О, нет, — говорит Венти, — я просто думаю, что у нас могут возникнуть некоторые проблемы из-за твоей каменистой башки, — он усмехается, кладя его руки обратно на тугой корсет, — раз уж мы закончили, развяжи для меня эту штуку, пожалуйста. Моракс борется со шнурками добрые минуты три, но благодаря его настойчивости предмет одежды все же спадает. Бард вздыхает с облегчением. Корсет не предоставлял ему особых неудобств, но носить его несколько дней подряд было довольно утомительно. Чжун Ли зарывается под белоснежную рубашку. Он с интересом проходится по пунцовым отпечаткам на коже, недавно сжимаемые корсетом; его ладонь гнездится в чужой груди. — М? — удивляется Венти, наблюдая, как янтарный огонь мигает под его шеей. — Здесь была твоя метка, — подчеркивает Моракс, и когда он растирает кожу на этом месте, то изумрудное свечение воскресает вновь, сливаясь с огнем на кончиках пальцев. В следующий момент его руки везде, словно змеи. Они рыскают по телу в поиске нового и неизведанного. Венти звонко смеется, заглушая бьющуюся в ушах кровь, и запрокидывает голову. Пот с его лба взметается вверх. У Чжун Ли невероятно сосредоточенное лицо, его зрачки сужаются в темноте от напряжения. Венти слышит шевеление в районе резинки шорт и снова пресекает движения длинных рук. В этот раз он слегка приподнимается на них, вырывая мужчину из мига зачарованного любования. Он хочет, чтобы тишина накрыла их с головой. Венти соприкасается с твердыми губами лишь на детское мгновение. Он разворачивается поудобнее, преследуя тепло чужих прикосновений, а в его животе тянет наслаждение. Пальцы его ног сворачиваются, и он выдыхает нетерпеливо, перебирая неловко пальцами ткань рубашки. Чжун Ли шумно вбирает воздух через нос и отстраняется. Венти проводит пальцами по его щеке — она пылает. — Еще? — улыбается бард своей невинной улыбкой, притягивая к себе Моракса, и тот покорно поддается, прижимая ладони по обе стороны чужого затылка. Венти улыбается пресному вкусу чужого языка. Чжун Ли тянет его нижнюю губу, и Венти тихо стонет в поцелуй, его ресницы судорожно моргают. Моракс разжигает его изнутри своим дыханием, как меха огонь. Они движутся в ровном ритме, и с каждым вздохом и столкновением Венти наблюдает вспыхивание своей кожи. Вслепую его руки блуждают по спине Чжун Ли, сминая крепкую ткань. Венти думается, что он, должно быть, испещрен звонким зеленым цветом. Когда ему хватает сил разомкнуть веки в перерывах между тяжким дыханием, он убеждается в этом. В холодном отражении окна он находит, что его глаза светятся аквамариновым. И правда, почему он когда-то подумал, что может снова стать счастливым? Чжун Ли опускается к его шее, оставляя припухлые губы дышать запахом яблок, не замечая, как Венти медленно каменеет, борясь взглядом со своим мрачным отблеском. Он старается отвернуться, вдохнуть свежего воздуха, вонзить посильнее ногти в чужую спину, чтобы вернуться к реальности. Ветра, отозвавшиеся на его волнение, грозно стучат по стеклу, желая разукрасить пол блестящими осколками. Кровь покидает лицо Венти, когда длинная ладонь Чжун Ли ложится ему на глаза. — Ты снова беспокоишься об этом? — спрашивает он. Венти поджимает губы, не желая ничего говорить. Холод комнаты беспощадно трогает кусочки открытой кожи, заставляя вспомнить о происходящем. — Ты не он, — продолжает Чжун Ли, — и никогда им не будешь. В следующую секунду он заключает барда в своих объятиях, останавливаясь во всем остальном. Венти с удивлением вздрагивает, но погружается в прикосновения. Ветер снаружи молчаливо падает. — Я знаю, — говорит он шепотом, будто боясь разбудить погрязшую в неподвижности комнату, — я знаю. Лучше бы я вообще этого не делал… не брал его тело. И все же, каждый раз, когда я остаюсь наедине с собой, то не могу перестать об этом думать. Чжун Ли не произносит никаких слов, и Венти решает замолчать, тоже. Он кротко зарывается носом в чужую грудь, чтобы забыть обо всем на свете под гулкий стук сердца под ухом. — Наедине с собой? — тихо проговаривает Чжун Ли, запуская руку в его волосы. Венти бормочет нечто невнятное и сильнее сжимает руками ткань. Силы с завидной быстротой уходили из него, и он хотел скорее забыть все, что только что сказал. Почувствовав давление на своем плече, Венти отстранился. Моракс расслабил свою хватку, его вздох поколебал воздух между ними. Медленно он подносит ладонь к лицу барда и ловит пальцем одинокую слезу. Она рябит лунным блеском. — Тебе не обязательно… вечно развлекать меня, — осторожно говорит Чжун Ли. Глаза Венти сужается, и он будто бы открывает рот, чтобы возразить, но взамен на его лице отражается ломаная улыбка. Моракс пару раз отводит глаза, не находя, что сказать. Венти почти что смеется. — Если тебе… необходимо, чтобы кто-то был рядом, когда ты спишь, то я буду здесь, держась за твою руку. — Ты хороший ученик, — горько смеется Венти, поднимаясь с пола. Он выжидающе смотрит на Чжун Ли, который сводит брови и хмурится. Повернувшись к нему спиной, он не ожидает услышать тяжелые, но чуткие шаги. Позже, когда будут сложены одежды и сметены одеяла, звезды взглянут на их отрешенные, готовые ко сну лица. Венти вновь сомкнет свои пальцы на чужой спине, будто там они и должны быть. Он свернется, поджимая колени, в чужих объятиях, с незаметными и тихими вздохами Чжун Ли над головой. Впервые с момента пробуждения он не чувствует колебаний ветра. — Тепло? — спросит лишь Чжун Ли. Венти ответит незаметной улыбкой.