Vivi. Lotta. Ama

      Тесная однушка расположена на девятом этаже в старом здании со сломанным лифтом. На дворе ночь, квартира погружена в приятный полумрак, и только свет ночника придаёт хоть какую-то видимость в помещении, где стоит гробовая тишина. Не слышно ни шороха, разве что еле уловимое дыхание утопает в сигаретной дымке, вьющейся над изголовьем кровати.       Трель звонка разносится эхом и бьёт по ушам, разрывая всю идиллию одиночества, в которой голову заполняют все возможные мысли. Тэхён в них давно утопает. С каждым днём всё тяжелее, но иначе он не может — не получается. Днём ему похуй на всё, он — самый последний пофигист, но в такие тёмные ночи, стоя на балконе босиком, ему хочется всё отпустить. Отпустить себя, мысли, отпустить эту никчёмную жизнь, в которой ничего не держит. Нет, не так. Не держало раньше. И если смерть ему казалась больше интересной, нежели страшной, то в последнее время есть, кому вправлять ему мозги. Один подзатыльник и короткое «Дурак, что ли?», вызывает у него несдержанный смех. Действительно, совсем уже двинулся. Как можно уйти, зная, что тебя не отпустят.       И эта весомая причина теперь настойчиво тарабанит в дверь — каждый раз одно и то же. Тэхён слишком медлительный, а у Чонгука слишком мало терпения, чтобы стоять и ждать, пока у этого философа все темы в голове себя исчерпают.       Кряхтя и шипя от щиплящей боли в губе и костяшках, Ким приподнимается и тушит окурок на тумбе. Почему бы и нет? Ведь пепельница стоит в нескольких сантиметрах. Впрочем, мебель сама себя изжила, чтобы её жалеть.       Наконец, доковыляв, Тэхён открывает дверь, готовую сорваться с петель. Ей богу, скоро так и случится. За ней на него из-под спадающей на глаза чёлки смотрят два уголька чёрных глаз, что когда-то зацепили его с первой встречи. В них злость, ярость и гнев смешались в адском коктейле. Тэхён чувствует грядущий пиздец — секунды до взрыва отсчитывает.       — Почему ты не отвечаешь на мои звонки?! — скандал на весь этаж и живущих рядом соседей не заставляет себя ждать, — Я писал и звонил тебе каждую грёбаную минуту, сукин ты сын! Весь извёлся, пока тащился к тебе из другого конца города! — вне себя орёт Чонгук, со всей дури хлопая дверью за собой. Штукатурка его пыл не выдержала, пылью осыпаясь под ноги, — Почему я, блять, должен узнавать от хер пойми кого, что моего парня избили?! Почему ты никогда ничего не говоришь мне?! Почему заставляешь каждый день переживать?! Будь так добр хотя бы предупреждать!       Тэхёна цепляет одно — с какого ещё конца города? Ведь Чонгук живёт в двух кварталах от него. Но после в глаза бросается разбитая бровь с порванным пирсингом и рассеченная скула, не говоря уже о потрёпанных длинных волосах с фиолетовым отливом.       — Чонгук, что с твоим лицом? — вопреки настрою своего парня, спокойно интересуется Тэхён, пальцами цепляя подбородок гостя. Не то, чтобы он удивлен — это же Чонгук. Ему скорее интересно, во что на этот раз встрял его парень. Нет, он догадывается, а потому всё внутри болезненно сжимается.       — Ты бы на себя, придурок, посмотрел! — рявкает младший, тяжело вздыхая. Тут кричать не то, что бесполезно — как об стенку. На Тэхёна это никак не действует.       Вопреки своему негодованию, Чонгук, не разуваясь, подходит ближе и заключает парня в объятия, подбородком упираясь ему в плечо. Тот что-то кряхтит болезненно, но в ответ обнимает, наслаждаясь повисшей тишиной. Иначе никак, и Чонгук уже даже привыкает к этому эгоистичному придурку с суицидальными замашками и поклоннику философии Осаму Дазая.       Чонгук — его маленький мир. Его единственный близкий человек и смысл его жизни. Тепло его тела, эмоциональные всплески, недовольное ворчание и такая любимая кроличья улыбка — единственное, что Тэхёну нужно, ради чего он живёт. Ему не нужна защита — сам вполне может за себя постоять, но как объяснить это собственнику Гуку, у которого кровь в венах вскипает каждый раз, стоит кому-то на них косо посмотреть. В этом весь он. Но зачастую и его опасения не напрасны, потому как бывают случаи из разряда, переходящих границы. В обществе геев презирают, и он к этому уже привык, вот только Чонгук никак не собирается мириться. Его бунтарь лезет буквально на каждый рожон и каждый раз выходит победителем, будь то словесная перепалка с преподавателем или что пожёстче, подразумевающее использование грубой силы. У Чонгука её хоть отбавляй, вот только Тэхён совсем неспортивный и предпочитает ленивым котом нежиться в постели, в то время, как парень его уже десятый круг вокруг дома нарезает кроссом, стоя на ногах с раннего утра.       — Только не говори, что ходил проучить моих обидчиков, — усмехается старший, носом водя по открытому участку шеи. Руки оглаживают мощные лопатки под тканью кожаной куртки, спускаясь от широких плеч к тонкой талии, контраст которых просто сводит его с ума, — оно того не стоило… — выдыхает он хриплым басом, чувствуя, как у самого по телу мурашки пробегают от одного осознания, что Чонгук за него вступился.       — Это уже не тебе решать. Я, блять, глотку порву любому, кто тебя хоть пальцем коснётся. Во всех смыслах, — звучит угрожающе у самого уха, вызывая волну возбуждения, — И только попробуй ещё хоть раз мне не ответить — мало не покажется, — татуированные пальцы зарываются в копну карамельных волос, резко оттягивая у корней и заставляя запрокинуть голову. Тэхён хрипло смеётся, смотрит в глаза с вызовом и облизывает пересохшие губы, руками закрадываясь под лёгкую рубашку.       — Решил поиграть в папочку? — озорно улыбается старший, сминая под пальцами мягкую кожу, где наверняка к завтрашнему дню останутся следы его маленького преступления. Тэхён с собой ничего не может поделать, он эту талию боготворит вместе со всеми кубиками пресса, снова и снова скользя по ней большими ладонями.       — Я бы показал, что это не игра, вот только ты немного не в форме, — усмехается младший, несильно ударяя по груди и заставляя парня зашипеть и согнуться от боли, — Так и знал, что с рёбрами что-то не так. Эти шавки всегда нацелено бьют по груди, — цедит Чонгук, стискивая челюсть до скрипа в зубах.       — Придурок, предупреждать надо… — не ожидавший такой подставы, Тэхён хрипит от боли, держась за грудь и с трудом заставляя себя выпрямиться.       — Они хоть не сломаны?! Почему не пошёл сразу в больницу?! — снова закипает Чонгук, размахивая руками и придерживая второго под локоть. Тэхён как немощный ребёнок, за которым нужен постоянный уход. То порежется, то забудет что-то, то ему лень. Чонгук не представляет, как тот без него вообще жил до этого. Наверняка питался одним дошираком и ночевал у подъезда, забывая дома ключ от домофона.       — Да ходил я к врачу, — тяжело вздыхает второй на очередную истерику. Весь кайф обломал, а ведь у него только начал вставать, — Сказал мне идти с богом. Что у меня там ничего нет и боль вскоре должна пройти.       — А мне почему не сказал?! — не унимается Чонгук, осматривая каждую ранку и заглядывая под свитер, где расплылась пара синяков, — Чёрт, уверен, ты даже не обрабатывал их после.       — Гук-а, со мной всё в порядке, — Тэхён его теперь уже сам обнимает, пытаясь, наконец, утихомирить пылкий характер. И у него получается, потому что Чонгук в его руках действительно расслабляется.       Тэхён под пальцами перебирает его мягкие длинные волосы, лёгкими поцелуями касаясь разбитой брови и скулы. Младший шипит коротко, но не отстраняется. Эта лёгкая боль ему приятна. Приятно всё, что делает Тэхён, — каждое его прикосновение, каждая тихая фраза шёпотом и ни о чем. Чонгук его голос готов слушать бесконечно. Он глубокий и мягкий, басистый, дарящий спокойствие. Невероятный. Такой же, как и его обладатель.       — Снова в краске замарался, — замечает младший, перехватывая руки мужчины и стирая с них зелёные разводы рядом с пластырями.       — У меня не получается. Не могу передать то, что хочу. Столько идей и мыслей, но я буквально заставляю себя браться за кисть, — устало выдыхает Ким, носом тыкаясь в шею и щекоча подбородок парня торчащими карамельными локонами.       — Просто дай себе время отдохнуть. Можем поехать завтра в загородный домик. Что скажешь? Думаю, смена обстановки пойдёт тебе на пользу, — мурлыкает младший у самого ушка, обхватывая губами и оттягивая мочку.       — М-м… было бы неплохо, — улыбается Тэхён, массируя кожу головы под пальцами и получая тихий вздох. На Чонгука это влияет, как самое сильное успокоительное. Он полностью отдаёт себя ему в руки, прикрывая глаза в наслаждении.       — Тэхён-а… — выдыхает парень, когда руки спускаются к загривку, обнимая за шею, — Что ты делаешь… — шепчет севшим голосом, понимая, что сегодня он определённо останется с ночёвкой.       — Я вижу, что ты хочешь… — шепчет этот баритон в самые губы, утопая в полумраке прихожки. Чонгук хочет. Хочет его всегда и везде, во всех позах и на каждой поверхности этой маленькой тесной студии, совмещающей в себе спальную кровать, рабочий столик и кухонный уголок. И он не выдерживает — впивается в губы страстно, жадно, собственнически. Как голодный лев, получивший долгожданное мясо. Вот только Тэхён и сам хищник. Он нетерпеливо расстёгивает пуговицу на чёрных джинсах и звякает молнией, пробираясь тонкими пальцами под грубую ткань и сжимая мягкие половинки в ладонях. Чонгук стонет в губы несдержанно, оттягивая нижнюю. На мгновение лишь поднимает полный дикого желания взгляд на такой же похотливый, снова вовлекая в мокрый поцелуй, звуки которого отражаются от стен глухими причмокиваниями.       — Убью гадов, — тяжело дышит младший и прикрывает глаза, поглаживая шею и водя большими пальцами по щекам, где красуются несколько царапин, зацеловывая каждую. Ким снова проходит руками по широким плечам, ощущая через ткань, как перекатываются мышцы спины, и скидывает тяжёлую кожанку под ноги. Большим пальцем мажет по острой линии подбородка, опускаясь ниже, надавливает на кадык и чувствует, как дыхание любовника учащается, а сердце в груди с каждой секундой стучит громче.       — Пусть, сука, ещё раз попробуют приблизиться — уже наверняка все кости переломаю. Никому не позволю унижать, — шумно выдыхает Чонгук, запрокидывая голову, когда влажный язык очерчивает вздувшуюся венку, — Никому не позволю причинять тебе боль, — шепчет, возвращаясь к губам, и затягивает в глубокий поцелуй, оглаживая тело через домашний свитер. От желания вылюбить за ночь каждый миллиметр желанного тела сводит внизу живота, кровью приливая к паху. Он чувствует, что это, черт возьми, полностью взаимно, потому что Тэхён притягивает ближе за бёдра и в полной мере даёт ощутить своё возбуждение, упирающееся ему в ширинку. Чонгуку мало. Больше, чем удовлетворить себя, — он хочет довести Тэхена. До бликов в глазах, до белого каления и отчаянного скулёжа. Чтобы испытывал то же, что чувствует он, извивался от переполняющих ощущений и не переставал кричать его имя на повторе. Тэхён во время секса — несравнимое ни с чем творение. Чонгук готов лицезреть это на протяжении всей жизни, каждый раз восхищаясь, как в первый.       Он чувствует на шее горячие губы и тихо стонет, когда Тэхён припадает к горлу, целуя и посасывая кадык, так манящий его всё это время.       — Не смей от меня закрываться, Тэ, — шепчет уже тише, прикрывая глаза. Тэхёна это с ума сводит. Всё самообладание летит к чертям, а зубы царапают чувствительную кожу, цепляя и оттягивая. И плевать, что завтра вся шея парня будет в фиолетовых засосах. Чонгука хочется безумно.       Он прикусывает кадык и мокрой дорожкой ведёт языком выше, задерживаясь на подбородке. Чонгук уже дрожит и дышит загнанно, потому что шея — его слабое место. Потому что его шея — слабость самого Тэхёна.       — Люблю… — шепчет старший, прислоняясь к его лбу своим и скользя кончиком языка по приоткрытым губам.       — Люблю, — коротко улыбается младший, высовывая язык и сплетаясь им с Тэхёновым. Смотрит в глаза напротив неотрывно в немом противостоянии и тихо стонет. С уголка губ стекает слюна, пачкая подбородок. Тэхён её слизывает широким мазком, поднимаясь выше и проскальзывая языком меж губ. Весь горячий, податливый — только его одного — родной. Тэхён не признается, но собственник внутри него превзойдёт всех и каждого, что порой ревность и желание быть всегда рядом душат его тёмными ночами, что каждое мгновение вместе слишком значимо и бесценно для него. Он не признается, что зависим навсегда и безвозвратно одержим.       Рука Чонгука пробирается под кромку домашних спортивок, обхватывая ладонью сочащийся смазкой член и вызывая мгновенную реакцию. Старший давится воздухом, сильнее впивается пальцами в ягодицы и тянет на себя, спиной ощущая опору в виде холодной стены. Одного пальца на головке достаточно, чтобы медленно сводить его с ума томительной пыткой. Указательный зажимает расселину уретры, пока второй дразнит уздечку, периодически ногтем задевая и оттягивая крайнюю плоть. Тэхён от мучительных пыток постанывает на ушко и затылком прикладывается об стенку, зажмуривая глаза, перед которыми звёздочки рассыпаются.       — Тэхён-а… — ласково тянет Чонгук, вылизывая смуглую кожу шеи под подбородком. Пурпурные отметины расцветают на плоти одна за другой, обещая к завтрашнему дню стать ярче и насыщеннее.       Палец оттягивает нижнюю губу и водит по контуру, проникая внутрь и придавливая язык. Во рту у парня горячо и влажно. Он только шире размыкает губы, позволяя длинным пальцам Гука грубо трахать себя в рот. Чонгук вводит их полностью, играет с языком и имитирует толчки, с каждым разом доставая глубже. Знает, как доставляет это старшему, а потому не осторожничает, одновременно надрачивая сочащийся член и наслаждаясь приглушёнными стонами.       Тот что-то мычит неразборчиво и пальцами цепляется за руку в своих штанах в попытке отстраниться, и Чонгук позволяет. С громким хлюпаньем вытаскивает пальцы изо рта, растягивая ниточку слюны, и посасывает, поочерёдно облизывая каждый.       — На колени, — хрипит Тэхён севшим голосом и давит на плечи, ибо сил его уже больше нет. Ещё немного и кончит от одного вида сосущего пальцы парня.       Чонгук усмехается довольно, спускается ниже, становясь на уровень паха, и тянет испачканные штаны вниз, высвобождая томящийся член.       Возбужденный орган налился кровью и болезненно пульсирует, требуя к себе внимания. Тэхён в нетерпении сжимает копну волос на загривке младшего и тянет ближе, заставляя уткнуться носом в жёсткие волосы на лобке.       — Пожалуйста, Гук-а… — выдыхает он томно и обессиленно, — Возьми его…       С губ срывается протяжный стон, когда на головке ощущается горячий влажный язык. Чонгук упирается им прямо в уретру, слизывает горькую каплю с головки и спускается дальше по стволу с выпирающими венками.       Член у парня больше среднего, удлинённый и изогнутый к верху, с тёмно-багровым оттенком. От одного его ощущения на языке Чонгук готов позорно свести ноги. Он ласкает языком каждый миллиметр, спускается к основанию и поочерёдно вбирает в рот поджавшиеся яички, посасывая с громкими причмокиваниями.       — Чонгук, твою ж… Сука! — рычит Ким от неожиданности, чувствуя внутри себя палец. — Смазку возьми, идиот.       — В тебе не тесно, — ехидничает Чон, на миг отрываясь от своего занятия и сжимая член в кольце пальцев у самого основания.       — Вот, блять, спасибо! — пыхтит Тэхён, чувствуя, как палец внутри пробирается глубже, и старается немного расслабиться для меньшего дискомфорта.       — Но когда доходит дело до моего члена — становится охуенно узко, — усмехается Гук, а Тэхён и ответить не успевает, задыхаясь в очередном стоне. Младший берёт член в рот, насаживаясь до предела — своего, потому что с Тэхёном с первого раза не получается никогда.       К первому пальцу добавляется второй, срывая с губ Кима очередной громкий стон. Тело выгибается в пояснице, отрываясь от стены, но Гук не даёт отстраниться, крепко придерживая за бедра. Он вводит их глубже, ласкает нежные стенки и разводит внутри, растягивая тесную дырочку и смачно заводя член за щеку. Тэхёна ведёт. Крышу сносит от двусторонней стимуляции, так, что ноги подкашиваются, но хватка на бёдрах не позволяет сползти вниз.       По комнате разлетаются пошлые звуки громкого хлюпанья вместе с хриплыми стонами. Чонгук помогает себе второй рукой и прикрывает глаза, наслаждаясь процессом и полностью контролируя ситуацию, пока Тэхён не начинает давить на затылок, насаживая глубже.       У Чонгука перед глазами блики плавают, когда удаётся расслабить горло и принять полностью. Жёсткие волосы щекочут лицо, но больше всего его беспокоит недостаток кислорода, которого вмиг стало не хватать. Вцепившись пальцами в бёдра, он сглатывает и сжимает горло, пуская по члену ощутимую вибрацию. Тэхёна словно током бьёт, заставляя выгнуться навстречу крышесносному удовольствию. Пальцы внутри давят на чувствительный комок нервов и Тэхён впивается пальцами в плечи парня, обильно кончая в глотку с громким стоном и утопая в тягучем наслаждении. Оно покалывает на кончиках пальцев и сладкой негой разливается внутри, заставляя прикрыть глаза от чувства полного удовлетворения.       — Не дрочил без меня? — улыбается младший, пальцами собирая с губ остатки густого семени и отправляя в рот.       — Пошляк, — смеётся Тэхён, притягивая его ближе и впиваясь в губы с привкусом собственной спермы грязным поцелуем: — Ты просто невероятный…       Чонгук не жалеет мягкие губы — терзает их до мелких ранок, посасывает и оттягивает зубами, ловя в ответ сбивчивое дыхание с приглушённым рычанием. С Тэхёном хочется грубо и ласково одновременно. Хочется кусать и зализывать раны после, прося прощение за причиненную боль. Каждый из них предпочитает более жёсткий и страстный трах, чтобы после, нежась в постели без задних ног, выцеловывать каждую ранку и засос, оставленные друг другом.       Чонгук ладонями скользит по гладкому животу под тканью свитера, задирая её подол до самой груди и открывая вид на тёмные ореолы сосков, к которым припадает губами. Зубами цепляет торчащую горошину и оттягивает, получая в ответ болезненное шипение сверху.       — Только не соски, — жарко выдыхает Ким, чувствуя, как член снова тяжелеет и дёргается, наливаясь кровью.       — Признай уже, что тебе нравится, Тэ, — звучит бархатный голос, приближаясь к раковине ушка, — тебя кроет от одной стимуляции. Так быстро возбудился… — тяжело сглатывает младший, рассматривая растрёпанного и возбуждённого до предела парня, а Тэхён замирает, вслушиваясь, как шумно подскакивает кадык над самым ухом. Его руку берут за запястье и осторожно прижимают к груди, скользя ею ниже, где под расстегнутой ширинкой дыбится бугорок, накрывая его ладонью. Он под пальцами чувствует каждую венку, каждое очертания толстого члена с крупной головкой и шумно сглатывает вязкую слюну в предвкушении. Ладонью неосознанно сжимает плоть через ткань боксеров, срывая с губ младшего сладкий стон.       У Чонгука терпение на пределе и скоро догонит. Тело всё горит от возбуждения, вены вздулись, а волосы прилипли к потному лицу. В маленьком помещении всё пропиталось запахом секса и горького мускуса. Густой и плотный, он окончательно срывает все возможные тормоза и ограничения, действуя, как самый сильный афродизиак.       Гук окончательно срывает свитер старшего и подхватывает его на руки под негромкие ругательства, жадно целует желанные губы на пути к кровати и роняет на мягкие простыни, пропитанные въевшимся запахом сигарет. Кровать жалобно скрипит, прогибаясь под тяжестью веса двух мужчин.       — Только осторожно, Гук-а, иначе добьёшь меня сегодня, — улыбается Тэхён, ногами обхватывая талию парня и притягивая ближе.       — А кто сказал, что сегодня я буду сверху? — тянет младший томно, целуя выступающие острые ключицы.       — Неужели солнце на западе встало? Ты сам просишься быть снизу? — приподнимается на локтях Тэхён, вопросительно поднимая бровь и соблазнительно прикусывая губу.       — Много не пизди, а то передумаю, — смеётся Гук, стягивает рваные на бёдрах джинсы вместе с боксерами и перекидывает ногу через туловище старшего, вставая на колени и держась за широкие плечи, — можешь помочь мне пока с растяжкой.       — Могу только слюной поделиться, — озорно улыбается Ким, получая коленкой по бедру и тихо посмеиваясь.       Наконец, найдя в прикроватной тумбочке тюбик со смазкой, Чонгук выдавливает содержимое на пальцы и заводит руку за спину. Тэхён его одним взглядом съедает, облизывает пересохшие губы и сглатывает гулко.       Руки сами тянутся к тумбе, где лежит открытая пачка сигарет с зажигалкой. Ким берёт в зубы одну, поджигает, затягивается глубоко и притягивает младшего за затылок, впиваясь в желанные губы горьким поцелуем.       Чонгук мычит протяжно и прижимается ближе, пальцами зарываясь в густые волосы на затылке. Его кроет жёстко. Горький дым наполняет лёгкие, растекается по телу и оседает на языке приятным послевкусием.       Тэхён с сигаретой — просто отвал всего. Эти тонкие длинные пальцы; губы, сомкнутые вокруг фильтра, и взгляд — задумчивый и сосредоточенный — отдельная эстетика для его глаз.       — Ну и чего пялимся, — ухмыляется старший, ощутимо шлёпая по мягкой половинке и тут же заглаживая место удара. Чонгук выходит из транса и дёргается от неожиданности, сжимая в пальцах пряди карамельных волос. — Мне взять тебя всухую?       — Попробуй. Я тебя потом так возьму, что мало не покажется, — шепчет младший, приближаясь к ушку и прикусывая мочку. Тэхён на угрозы продолжает довольно ухмыляться, скользя руками по крепким накачанным бёдрам. Поднимается выше и сжимает подтянутые ягодицы, разводя в стороны и пальцами оглаживая расселину. Чонгука палец все ещё играет с тесной дырочкой, хлюпая в смазке от поступительных движений, но дальше двух фаланг все ещё не заходит.       Влажный проход растягивается под напором, принимая в себя ещё два пальца. Сорванный стон утопает в комнате. Чон рефлекторно поднимается выше, пытаясь соскользнуть, но Тэхён шустрее — вместе со вторым пальцем младшего он проталкивая их глубже, прижимая к себе Гука за талию.       — Твою мать! — ругается младший, шипя и царапая плечи парня с непривычки. Тэхён вытворяет невообразимое. Слишком быстро пальцы двигаются внутри, задевают простату и давят на стенки, сводя с ума своим напором. — Чёрт побери, Тэ! — громко стонет младший, стоит пальцам надавить на комок нервов. Широкая грудь тяжело вздымается и блестит от выступившей испарины под тусклым светом ночника. С висков стекают капли пота, к лицу прилипли пряди синих волос с фиолетовым отливом, а децибел звуков становится всё выше, как и градус в крови, просто зашкаливает.       — Просто садись уже! — рычит Тэхён, с громким хлюпаньем доставая пальцы из мокрой дырочки.       — Ким, мать твою, Тэхён! — шипит младший, роняя голову на плечо и дыша через раз. Нетерпеливый парень одним глубоким толчком заполняет его полностью, срывая с истерзанных им же губ несдержанный крик, переходящий в протяжный стон. Сладкий и тягучий — он сливается со всеми последующими, ласкает слух и впитывается в кожу. Тэхён его натягивает грубо, пальцами сжимает бёдра до синяков и заставляет скакать на своём члене, как последнюю суку. Он сам отличный наездник, но Чонгука в этой позе обожает особенно — так он в полной мере может разглядеть все прелести прекрасного тела, каждый перекатывающийся мускул, светлую кожу с множеством чернильных узоров и засосами поверх них — Тэхён не поскупился, с каждым разом наглея в своём желании оставить как можно больше следов. Чонгук и не против, ему стесняться некого. Он перед ним открыт полностью, доверяет ему всего себя, и Киму это чертовски льстит.       И пусть они вместе уже два года, но страсть эта только набирает обороты. Нет былой скованности, милого флирта и смущённых поцелуев. Есть бытовая жизнь, учёба в одном универе, полное откровение; доверие и уверенность друг в друге, в своей значимости друг для друга и вера в одно общее «люблю», вместо тысячи слов.       — Кайф… — шепчет Тэхён сквозь зубы, зажимая фильтр тлеющей сигареты, которую Гук у него нагло забирает, делая глубокую затяжку и запрокидывая голову к потолку. Дымка змеёй выползает из разомкнутых губ, стремясь к потолку и рассеиваясь в закалённом воздухе.       — Я сам, — шепчет Чон, зажимая сигарету меж пальцев и руками опираясь на крепкие бёдра Кима позади. Тэхён улыбается уголком губ и смотрит в чёрные глаза, утопая в них окончательно и бесповоротно. Уже в который раз.       Он послушно убирает руки с ягодиц, спуская их ниже по бёдрам и большими ладонями лаская крупные мышцы.       Чонгук ёрзает на члене в попытке привыкнуть и расслабиться, на пробу привстаёт и опускается пару раз, тихо выстанывая. Плоть пульсирует и скрывается внутри с пошлым звуком хлюпающей смазки, медленно, растягивая вокруг себя нежные стенки.       Тэхён глаз не может оторвать, смотрит завороженно на место их слияния и сглатывает вязкую слюну, готовый взвыть от желания толкнуться навстречу. Вместо этого он неосознанно сильнее впивается в бедра длинными пальцами, закусывая губу и тяжело дыша.       Головка члена проходит по простате, заставляя выгнуться в позвоночнике. Перед глазами всё плывёт, а внутри всё скручивает до боли. Чонгук сам себя мучает, облизывает сухие губы и снова двигается навстречу, протяжно стоная при очередном попадании. Чистый экстаз и только.       — Блять, я не могу… Обними меня, — стонет младший и не успевает договорить, как губы накрывают его в жадном поцелуе. Тэхён привстаёт и прижимает к груди, руками обхватывает тонкую талию и давит на поясницу, сажая до конца и ловя в губы очередной тягучий стон. Сам двигается навстречу, толкается грубо и жёстко, пыхтя и носом уткнувшись в потную шею. Чонгук в его руках извивается и мычит — задыхается, двигаясь навстречу. Снова стонет, матом кроет и рычит, чёрными ногтями царапая смуглую широкую спину.       — Тэхён-а, быстрее, — рычит он утробным голосом, двигаясь размашисто и несдержанно. Член стоит колом и уже давно требует к себе внимания, болезненно пульсируя между двумя телами. Тэхен обхватывает его ладонью, пальцем оттягивает крайнюю плоть, и сжимает, двигая рукой невпопад ритму.       — Ещё немного… — тяжело выдыхает Ким, целуя тату на груди. Они у них одинаковые, набитые после пьянки в дешёвом салоне по соседству с баром. Зато со смыслом — «Vivi. Lotta. Ama» — гласят три слова на итальянском. И этим словам они преданы уже два года.       — Блять! — Гук в его руках содрогается в оргазме, обильно кончает и пачкает руку с грудью в густой сперме. Она белыми дорожками стекает по кисти и капает на живот, отдавая терпким запахом мускуса. Тэхён размазывает её на губах, языком собирает с пальцев и тянется за поцелуем снова, и Чонгук целует. Мокро, сбивчиво, пылко. Дырочка внутри сжимается до искр в глазах и Ким не выдерживает — с хриплым стоном изливается внутрь следом, крепче обнимая обмякшего парня и вновь ловя губы своими.       Языки лениво сплетаются между собой, губы мажут мимо. Уставшие и измотанные окончательно, они падают на подушки без сил пошевелиться в лишний раз, тяжело дыша и напоследок чмокая друг друга в губы.       — Я чуть не сдох, но это было охуенно, — тянет Тэхён, удобнее устраиваясь на плече у младшего, но вместо ответа слышит тихое сопение. Чтобы уснуть, Чонгуку достаточно просто иметь под боком кого-то, кого можно обнять. Вот и сейчас, прижимая Кима к груди, он уткнулся носом в карамельные волосы, проваливаясь в сон сразу после приятной физической нагрузки. Так мило, что Тэхён не может сдержать в себе тёплую улыбку, нежно водя пальцами по щеке парня.       — Люблю тебя…

***

      Утренние лучи солнца скользят по массивной спине, очерчивают линии лопаток и каждый мускул, ласкают бицепсы и задерживаются на растрёпанных ярко-синих волосах спящего парня.       Он лежит, уткнувшись в мягкую подушку и её же обнимая татуированными руками. Белая простыня сползла вниз, частично прикрывая подтянутые ягодицы с яркими синяками от пальцев. Тонкая серебряная цепочка на шее отбрасывает блики, а под ней расплылось огромное багровое пятно со следами зубов.       Ресницы подрагивают, брови сводятся на переносице от слишком наглого света, режущего всё ещё сонные глаза. Гук недовольно мычит и вслепую шарит по соседней подушке рукой, но та уже остыла. И только боль в заднице заставляет его верить в то, что это был не очередной его мокрый сон.       — Не шевелись, — басит глубокий голос с ноткой хрипотцы совсем близко. Чонгук в недоумении приподнимает голову с подушки, вопреки предупреждению, и смотрит на Тэхёна сонным воробушком, пытаясь сфокусировать взгляд.       Ким сидит напротив с кистью в руках, зубами зажимает фильтр тлеющей сигареты и короткими мазками водит по холсту яркими красками, периодически стряхивая пепел на пол.       — Я же просил не двигаться, Чонгук-а, — тянет он недовольно, поворачиваясь к парню всем корпусом. Ким сидит в одних боксерах с влажными после душа волосами, с кончиков которых по смуглой коже стекают капли воды, переливаясь под лучами солнца серебряными дорожками.       — Опять? Нашёл, что рисовать, — улыбается младший, но обратно ложится в той же позе, молча наблюдая за процессом. Для кого-то скучно и нудно, но для него время словно и не тянется часами. Тэхён за холстом — то, что Чонгук сам нарисовал бы с закрытыми глазами, имей он хоть какие-то навыки. То, как эти длинные пальцы с блестящим на них тонким кольцом зажимают кисточку, как иногда подносят к губам сигарету и с каким удовольствием он затягивает никотин, продолжая сосредоточенно выводить аккуратные линии — просто фетиш. Тэхён для Гука — сплошная зависимость. Он полюбил в нём все. Все его особенности, странности, его чертову философию, его недооцененные картины, запах его сигарет, кисти рук и родинки на теле — Гук влюблён во все это до беспамятства.       — Тэхён-а, — тянет младший, прерывая уютную тишину.       — М? — заторможенно реагирует названный, не сразу понимая, что его зовут. Настолько увлёкся, что отключился от окружающего мира.       — Я голоден.       — Гук-а, мы только под утро легли. Тебе мало было? — улыбается Ким, играя бровями.       — Придурок, я про завтрак! — смеётся второй.       — Да понял я, понял, — шире улыбается Ким, — Ещё пять минут, солнце, я почти закончил.       — Тэхён-а… — снова зовёт парень.       — М? — коротко отзывается Тэхен, не отрываясь от картины.       — Я люблю тебя.       —…К чёрту все, — сдаётся старший и тушит окурок, забираясь в постель, где его ждут тёплые объятия и долгий утренний поцелуй.       Ленивый секс, совместный душ, разговоры за завтраком и вот они уже собирают вещи. Чонгук на выходе ворчит, что Тэхён опять забыл кисти, Тэхён — что не успел закончить картину. Вместо всего необходимого он в первую очередь хватает соломенную шляпу, а Чонгук ещё три раза возвращается в квартиру за забытым вещами, проклиная весь мир и всё, что на нём стоит. Тэхён в своем репертуаре, как и сам Чонгук. Тэхёну нравится эта беззаботность, а Чонгук считает своей обязанностью следить за этим большим ребёнком, заботиться о нём и оберегать от всего мира.       Всё большое сводится к мелочам, которые являются его основой.