когда солнце простужено, от него вместо тепла идёт холод.
— ты как будто назло подкармливаешь свой фотодерматит, выходя под палящее солнце. — чимин тихо зашёл на кухню. — я сделал тебе чай, должно стать полегче. младший протянул зелёную глиняную кружку. юнги же демонстративно отвернулся в сторону окна, делая вид, что ливень на улице намного интереснее, чем этот разговор. — выпей, я добавил немного сиропа, чтобы было повкуснее. — он подвинул кружку ближе к краю. — в прошлый раз было горьковато... — я не буду это пить. — хен, пожалуйста, это поможет тебе. — чимин аккуратно развернул платок, в котором лежала маленькая баночка с содержимым, напоминающем детское желе зеленоватого оттенка. — я приготовил ещё мазь.. — я же сказал, мелкий, — юнги вскочил из-за стола и не нарочно громко стукнул по нему, будто в протест. — я тебе не ребенок с детской площадки, чтобы так нянчиться со мной. хватит! молния сверкнула и стала болезненным отражением в зелёных глазах чимина. в комнате воцарилась кромешная темнота, а тучи сгущались ещё больше, словно черный дым. Безумно хотелось плакать, но глаза были сухими, словно никогда не роняли горьких слез. руки и голова ужасно ныли от хлестких, будто плетью, ударов холодных капель дождя. бежать, сбивая всё на своем пути, раздирая бледную кожу в кровь, зная, что останутся уродливые шрамы, кричать до хрипа в горле и проклинать весь мир. а в мыслях начинают расплываться образы из прошлого. — ну, же, пойдем в дом, ты сейчас весь промокнешь, хён! — младший, прикрыв макушку рубашкой, придерживал дверь и ждал, пока парень наконец зайдет вместе с ним. но юнги даже не посмотрел в его сторону. он наслаждался летним дождем, как растекается смешанными струйками тепла и прохлады по разгоряченному после знойного дня телу. он был уверен, что долгий дождь имеет большую власть, нежели короткий, потому что только в такие моменты можно дотянуться до своих самых сокровенных мыслей. — не хочу. чимин сильно злился, когда юнги намеренно не слушался и пренебрегал его просьбами и советам, но никогда не подавал виду, хоть и прекрасно понимал, что тот всё замечает. младший рванул ему навстречу, потянул за руку в сторону дома, но тут же остановился, оказавшись в теплых, родных объятиях. дождь и не думал успокаиваться, а юнги и не думал отпускать его. — мы заболеем. — проговорил пак, уткнувшись холодным носом в его шею. — я тебя лечить не буду, так и знай. — и не надо. ты и есть моё лекарство. холодные крупицы воды вызывали ощущение зябкости, но юнги старательно игнорировал дрожь по всему телу. сейчас в жилах кипела только ненависть. он действительно ненавидел. Но кого? — точно не его. — слова испарились в шуме ливня. — только не он. на огромном поле лопухов за поворотом, знакомая бабушка судорожно пыталась загнать под навес беспокойную гнедую кобылу, но та только истерично ржала и всячески отмахивалась от рук хозяйки, убегая дальше к горизонту, в надежде, что где-то там найдет спасение от ужасных ослепляющих вспышек перед глазами и дикого грохота земли. — может, я и есть эта лошадь, что пытается найти что-то свыше, тот самый свет и тепло, но на деле всё, что нужно для моего счастья находится прямо перед о мной?.. моё истинное солнце. — юнги сорвался с места и побежал, пару раз падая в грязные лужи. руки жгло от озноба и содранных ладоней, но он не сбавлял темп. исправить ситуацию, извиниться, зацеловать до смерти, сжать до хруста костей и никогда не отпускать — вот его счастье. которое он так глупо прямо в эту секунду упускает.упустил.
на столе лежал клочок помятой бумаги и сломанная ручка, из которой тягучей смолой, капали чернила. мин подошёл к ней и дрожащими руками медленно развернул. — что?.. — записка была пуста, и лишь в уголке виднелась рваная линия, по которой можно было понять только одно — он не смог найти слов для него. дикий рёв и глиняная самодельная посуда разлетелась в тысячу осколков по деревянному полу. он отчаянно бился кулаками в открытые двери на втором этаже.ни души.
юнги потерял нить времени вокруг себя. сердце ныло каждый день, а десятки, а может и сотни ярких свежих ожогов по всему телу только окончательно добивали его состояние. впервые за все время самобичевания, он решился выйти из дома и дойти до склона. того самого склона, где все началось. где лошадь неожиданно лизнула его прям в макушку, пока он нежился на полянке у обрыва. как чересчур вежливый и добрый мальчик, появившийся из ниоткуда, тысячу раз извинялся за поведение своего питомца и предложил угостить апельсиновым чаем с травами и мёдом. тогда юнги ещё не осознавал, что перед ним стоит его спасение, и, наверно, смысл всей его жизни. — давно ты тут? — нежеланный гость шепотом задал вопрос, спрятавшись за деревом и не дождавшись ответа, самовольно перелез через сухое бревно и небрежно присел рядом. мин давно забыл все образы, голоса и запахи людей, с которыми был знаком когда-то. он не видел больше смысла в них, если среди всей этой толпы нет того, кто ему нужен. — не хочешь разговаривать? юнги в ответ нервно почесал висок, растирая нежную кожу до покраснения. собеседник краем глаза наблюдал за резкими движениями рук, хотел было остановить, но так и не решился. старший хмыкнул, почувствовав чужой взгляд и демонстративно вытер слегка окровавленные руки об штанину. снова терзаешь других людей переживаниями. сколько можно? — ты давно сюда не приходил. — он сложил руки на коленях и пытался не выдавать волнения, а тем временем, конечности тряслись от каждой капли крови, стекающей по линии челюсти юнги. мин самодовольно улыбнулся реакции незнакомца, но быстро одернул себя за такие мысли. так неправильно. жестоко. тень дернулась, а жар прекратился, голова наконец перестала болеть от палящего солнца. — я знаю, что ты не любишь панамки, но раз ты не желаешь пить отвар, то придется выбирать меньшее из зол.чимин.
— привет, хён.