человек человеку волк

да, я знаю мне нельзя тебя любить.

      Туман сгущался, змеями кружился у подножья деревьев, проникал под кожу и заставлял съеживаться, перехватывая дыхание. В воздухе стоял сильный запах сырости, ели и пепла. Тайга горела заревом подкрадывающегося из-за линии горизонта утра. Одиночество окутало тонкие черные ветки — венами скользящие по светлой коже неба. Хотелось кричать от беспомощности и гнетущего сознания. Морозова влюбилась — и ее настроение совершенно не подходило под атмосферу школьных коридоров.       Вокруг все как-то странно скалились, ходили склонив головы и не смотрели друг-другу в глаза. Было ощущение, что сейчас начнется бойня, в которую будут вовлечены абсолютно все учащиеся.       Полина улыбнулась.       Она совсем забыла, почему-то, какие здесь живут люди.       Смирнова смотрела на нее украдкой, когда к ней не было приклеено столько удивленных взглядов. Потому что Катя действительно изменилась — и перемены совсем не украшали ее, не делали лучше, не помогали. Она менялась — и привычный мир расходился литосферными плитами в разные стороны. Девушка тонула под тоннами ледяной воды.       И все серые-черные-белые краски смешались в разводы млечного пути.       Катя улыбнулась и смущенно опустила голову, когда столкнулась взглядом с Полиной. Тут же удивленно распахнула глаза. Что происходит?       На нее вдруг накатила волна мурашек, ледяной ветер загудел по нервным окончаниям, заставляя девушку трястись в бешеном танце. Заставляя ее жмуриться и нервно покусывать губы. Бабочки в животе сходили с ума — от волнения подкашивались ноги. Ее затошнило. И желчь собралась где-то под небом, сдавила шею, мешая дышать. Слова одноклассниц доходили до нее сквозь толстую прослойку ваты. Смирнова приставила ладонь к яремной впадинке, пытаясь сглотнуть.       Посторонние звуки проникали в ее купол гремучими змеями.       Смирнова никак не могла понять, что происходит.       Все растворилось, перестало иметь ощущаемую кончиками пальцев форму — сквозь кожу просачивалось крупицами снега и песка, без боли в горле невозможно было сделать вдох. Катя — задыхалась. Умирала и рассыпалась. Она тут же осмотрелась по сторонам, пытаясь убедиться, что никто не заметил такой резкий всплеск эмоций.       Первое правило Тайги — не хочешь, чтобы тебя сожрали волки, не показывай волнение.       А оно накрыло Катю с головой.       Горькие лепестки роз вырывались из грудной клетки в сухом кашле, оседали на полу кровавыми пятнами — на подкорке сознания у Смирновой скреблись муравьи. Каждая мысль шорохом крошечных лапок проходилась по нейронам, заставляя съеживаться от неприятного ощущения. В глазах резко потемнело.       За окном поднималась метель.       Морозова возникла из ниоткуда, вцепилась Кате в плечи и смотрела долго — пронзительно — пытаясь взглядом забрать хотя бы часть боли из груди Смирновой. Будто пытаясь вытащить из этой пучины, из начинающегося шторма. На них тут же удивленно посмотрели все в коридоре. Поведение Полины выходило за рамки дозволенного. Рома как-то странно озирался по сторонам, пытаясь вычислить недоброжелателей — его шестое чувство кричало о надвигающемся урагане. — Я в порядке, — Начала оправдываться Катя, ледяным (неживым) взглядом скользя и по одноклассницам (которые все это время сидели рядом с ней и о чем-то разговаривали) и украдкой по Морозовой. — Просто голова немного закружилась. — Ты ела? — Не обращая ни на кого вокруг внимания, Полина настойчиво пыталась взглянуть в глаза Смирновой, чтобы понять, врет ей та или нет. Девушка дернулась, освобождаясь из цепкой хватки Морозовой.       Касания плавили кожу, вызывая скользящее по грязи босыми ногами чувство тревоги. Хотелось спрятаться и сбежать. Ледяная Королева рассыпалась по дешевому паркету снежинками. Буря усиливалась — за окном уже невозможно было разглядеть высоченные деревья, остатки черных стеблей стремились ввысь, касаясь усталого неба.       Да, точно.       Катя просто устала. — Зачем ты ее трогаешь? — Недоумевающе спросила одна из девушек, сидящих рядом с Катей на подоконнике. Она недоверчиво осмотрела Морозову с ног до головы, мысленно считывая все недостатки Полины, и закатила глаза, щелкнув языком. — Совершенно нет чувства такта.       О каком чувстве такта может идти речь, если Катя буквально рассыпалась на глазах?       Полина закатила глаза.       А Смирнова меньше всего на свете хотела показаться слабой. Уязвимой — такой, которую способны ранить. Она давным-давно запечатала все свои эмоции и чувства под коркой льда. Катя даже вспомнить не могла, когда в последний раз плакала или испытывала что-то настолько сильное — душащее, разрывающее на части.       Любить — ужасно больно. — Она права, — Катя подняла на Морозову полный отрешенности взгляд. Блики блестели холодным заревом, туманной дымкой над полноводной рекой. — Не стоило так делать, — Смирнова наклонилась к своим одноклассницам.       Морозова вдруг почувствовала неприятное жжение в груди. Полина не привыкла сдерживать себя в эмоциях — волнение за Смирнову она считала вполне естественным, даже необходимым. Только вот почему Катя постоянно отталкивала ее — до сих пор, черт возьми — Морозова никак не могла понять. Колючая проволока обиды обмоталась вокруг шеи.       Все эти переглядки сводили Полину с ума — она прекрасно понимала, что не может просто так подойти к Кате и поцеловать ее, не может обнять и взять за руку. Но почему она не может за нее побеспокоиться? Почему не может разговаривать, не боясь получить осуждающие штыки в спину?       Да сама Смирнова смотрит на нее с таким презрением — не так, как несколько дней назад (дома у Ромы). Все заледенело. Пробивающееся сквозь сердце пламя билось о толщу льда, рассыпаясь мелкими искрами. И тут Катя посмотрела ей прямо в глаза — с жалость, с сожалением (в попытке извиниться, не произнося ни слова). Морозова грустно усмехнулась.       Эти игры ее достали. — Может, тогда научишь ее как правильно себя вести? — Еще одна одноклассница подала голос (неприятно писклявый, режущий стекла). — А то это новенькая совсем от рук отбилась.       Катя удивленно распахнула глаза, немного качнув головой. В очередной раз девушка почувствовала приступ тошноты и удушающее ощущение пустоты в легких. Если бы она могла — она бы закричала во все горло о том, как ей больно. Как запах ежевики разрывает ее плоть до костей, как пристальные взгляды хищников вокруг заставляют ее съеживаться. Держать осанку становится все тяжелее. Бетонные блоки рушатся.       Замок превращается в пыль. — О, — Протянула Полина, закатив глаза. — Она научит, это точно.       Что, черт возьми, происходит?       И почему так больно?       Больно-больно-больно. — Не надо, — В голосе Кати читались стальные нотки. Казалось, что она сейчас взорвется (просто разлетится на куски) от этого мерзкого чувства. Девушка сделала несколько глубоких вдохов. Тревожность не желала отступать.       Это мерзость — Катя так и не смогла смириться.       Даже после того, как Полина приняла ее чувства. Да Морозова сама к ней первая полезла! Почему Смирновой вообще должно быть тошно от этого? Почему она не может спокойно вести себя в школе?       Даже не смотря на то, что с Антоном у нее тоже были достаточно хорошие отношения, в школе она его игнорировала или даже издевалась. Скрывалась потому что, пряталась. А с Морозовой так нельзя. Она же просто отвернется от нее, перестанет общаться, выбросит как куклу и навсегда забудет. С ней так множество раз делали — бессчетное количество.       Может, Катя и закрылась ото всех по этой причине. — Ой, а что это у нас тут? — Неожиданно обрушившийся на головы девушек голос парня заставил их вздрогнуть. Одноклассницы Морозовой и Смирновой поспешно удалились, не желая вступать в конфликт. — Милые бранятся?       Максим сально улыбался, кривил губы, освобождая ряд неровных зубов, и не по доброму осматривал Катю. Девушка плотно сжала челюсть, вскинув подбородок. Сидя на подоконнике, она была с ним примерно одного роста, получив некое преимущество в этих ледяных гляделках. Он фыркнул, потупив взгляд. — Такие мерзкие, — Выплюнул он сквозь плотно сжатую челюсть. — Смотреть тошно. — Могу тебе глаза выколоть, чтобы легче стало, — Невинно захлопав ресницами, Катя скрестила руки на груди, не отводя взгляд от парня. — Что тебе надо?       У Смирновой все еще двоилось в глазах — ритм сердцебиения был учащен, но она смотрела на Морозову, которая от ужаса стала белее снега за окном, и у нее злость билась через край сознания. Он касался ее, пытался присвоить, пытался сделать грязной и сломанной. А теперь смел стоять рядом?       Боковым зрением Катя заметила с каким кровожадным взглядом Рома смотрел на парня, и девушке вдруг захотелось рассмеяться. Она сказала Пятифану ни при каких обстоятельствах не прикасаться к Максиму. Одна их драка уже чуть не довела Рому до исключения.       Макс делал это специально — лез в гущу событий, заставляя Пятифана слететь с катушек. А потом сам же шел жаловаться — вот, его, бедненького, избили. — Чтобы тебя из школы вышвырнули, — Максим издал тихий смешок. — И твою подружку тоже. За неподобающее поведение.       Полина вздрогнула, как только парень повернулся к ней, и стыдливо опустила взгляд. Ей было некомфортно от одного его присутствия. Катя резко спрыгнула с подоконника, невзначай скользнув между Морозовой и Максимом, и встала так, чтобы взгляд парня был прикован только к ней.       Она сделала это так, чтобы никто даже подумать не мог о том, что девушка защищала Полину. — А может мне рассказать о том, кто наркотой в туалете барыжит? — Смирнова немного наклонила голову. — М? Или по чьей вине Андрея нашли в лесу мертвым? — Она сделала шаг ближе, приподнимаясь на носочках. — Тебе просто повезло, что вскрытие не стали делать, сбросив все на диких зверей.       Уголок губ Максима резко пополз вверх. Он рукой схватил Катю за ворот рубашки, потянув на себя. Девушка даже не вздрогнула — продолжая сверлить юношу апатичным взглядом. — Закрой свой поганый рот, — Сквозь плотно сжатую челюсть прошипел он, задыхаясь от гнева. Катя лишь усмехнулась. — Или что? Ударишь меня на глазах у всех? Как же ты потом будешь доказывать свою невиновность… — Смирнова приставила указательный палец к своим губам, имитируя крайнюю степень задумчивости. — Просто скажу, что ты меня довела, — Глаза Максима нервно забегали по сторонам. Сейчас со всех сторон на него посыпались осуждающие взгляды.       Но никто даже не пытался что-то сделать — наоборот. Многие просто продолжали игнорировать надвигающийся беспредел прямо в школьном коридоре. Да и человек, что не удивительно, стало гораздо меньше. Все вдруг неожиданно вспомнили, что у них есть неотложные дела первостепенной важности.       Страх окружающих неприятно щекотал нос.       Смирнова не боялась — после панической атаки, произошедшей всего несколько минут назад, ее чувства как-то резко притупились и быстро пришли в норму. Апатия жрала изнутри. Ей хотелось сорваться, наорать на кого-нибудь, придушить. И морская соль, заполнившая разум, била по вискам. Максим подвернулся в самый подходящий момент. — Довела? — Девушка закусила губу. — Я просто сказала правду. Ты — слабый, самовлюбленный эгоист, который запугивает девушек в коридоре, — С каждым словом ее голос становился все холоднее и холоднее, проникал под одежду, царапал кожу кинжалами.       Слова ведь не могут ранить, правда?       Но могут задеть за живое. — Я же сказал тебе, заткнись, — Максим был на пределе. Он уже был готов приложить Смирнову об стену головой. Размазать ее лицо по подоконнику. И бить-бить-бить. До крови, чтобы костяшки болели потом. Чтобы окрасились бордово-красным. — Что же с тобой сделают родители, когда им позвонит директор и расскажет обо всем?       Раздался щелчок. Максим резко замахнулся свободной рукой и уже был готов впечатать свой кулак в челюсть Смирновой, как вдруг замер. Кто-то крепко сжимал его за локоть, больно впиваясь ногтями в кожу. — Бессмертный, что ли? — Рома звучал устрашающе.       Раздался звонок, и остатки людей, которые продолжали внимательно следить за развитием событий, поспешили удалиться. Полина боязливо оглянулась по сторонам и уже сделала шаг в сторону кабинета, но тут заметила бешеный взгляд Пятифана, готового размазать Максима в труху.       Парень разжал руку, дав Смирновой, наконец, почувствовать твердую опору под ногами. — А вот и верная собака. Что, тебе дали команду «фас»? — Я тебе сейчас по ебалу дам, — Пятифан с наслаждением потер костяшки на правом кулаке. — Распишусь, так сказать.       Катя аккуратно поправила ворот рубашки. У нее все плыло перед глазами, кружилось и металось из стороны в сторону. Не было понятно, как она вообще все еще держится на ногах. Смирнова круговыми движениями начала массировать виски. Ей нужно было продержаться еще хотя бы пять минут.       Пять невероятно долгих и мучительных минут. — Ром, — Уже спокойнее произнесла Смирнова. — Не трогай его. Тебя итак чуть не отчислили из-за этого биомусора, — Она подошла ближе к Максиму. — Наклонись-ка.       Парень недоверчиво покосился на Катю, совершенно не ожидая подвоха. Как только он немного подался корпусом вперед, девушка со всего размаху прописала ему в челюсть кулаком. Максим рефлекторно схватился за ушибленное место, чуть качнувшись назад. В ушах звенело.       У Кати рассыпался возле ног весь мир.       Морозова неуверенно схватила ее за рубашку, оттягивая назад. — Как вы меня все задрали. Вся ваша шайка, — Зло причитал Максим, осматривая руку на наличие крови. — Порву нахер. — Гуляй, — Приказным тоном сказала Смирнова и развернулась на сто восемьдесят градусов.       Пятифан, бросив последний взгляд на парня, прошел мимо него, специально задев того плечом, и сунул руки в карманы спортивных брюк. Ему так и не удалось подраться, а руки чесались слишком сильно, чтобы держать их на весу. — Все нормально? — Спросил Рома, оглянувшись. Поняв, что Максим уже давным-давно скрылся в неизвестном направлении, он раздосадованно выдохнул. — Надо было пробить ему голову.       Шестое чувство Ромы никогда не подводило. — Да успокойся ты уже, — Катя покосилась на Полину, неуверенно передвигающую ногами. — Ты за ней смотри, чтобы не упала.       Катя жадно хватала губами воздух. Подскочивший адреналин слишком сильно бил по вискам, мешая говорить связно. Она смотрела на все сквозь молочную дымку тумана. Чувствовала, как рассыпается, оставляя после себя влажные следы. А потом все вокруг резко почернело.       Последнее, что помнила Катя, это дикий болезненный импульс, проскользнувший сквозь весь позвоночник прямо ей в голову.