давай забудем про раны
и выйдем
из темноты.
какие на вечность планы?
у меня, кстати,
ты.
Кате, наверное, послышалось — просто ослабевший и обезумевший от стресса разум сыграл с ней очень злую шутку, желая навредить еще сильнее, больше. И это действительно казалось очень странным. Перед глазами плыло, девушка взглядом скользила по паркету, пересчитывала мелкие прорези и как-то странно улыбалась, смущенная своим положением. Голос Полины отчетливо рисовался в мыслях — звучал пестро и явно. А Катя все еще не верила в реальность происходящего — это, должно быть, шутка.
Глупая шутка.
Потому что в реальности такого бы никогда не произошло. Смирнова не смогла бы чувствовать себя хорошо, не смогла бы доверять человеку. Не смогла бы улыбаться так тепло и открыто.
Бред ведь, правда?
Ей было приятно ощущать тепло кончиками пальцев, в груди скрывать от чужих глаз тайну, залитую золотом; она была уверена, если покажет —
сгорит. Останется в марте растаявшим снегом, маленькими каплями на зеленеющих ветках — весна наступила в ее сердце слишком рано. Цветы успели сгнить под толщей снега. Смирнова сглотнула, медленно повернув голову.
Полина смотрела на нее сверху вниз, заглядывала на дно океана с надеждой, нервно закусывая внутреннюю сторону щеки — еще немного и до крови прокусит. Обязательно.
Языком коснется рубиновых капель, опьянеет и, потеряв прочную опору под ногами, рухнет на пол.
— Тоха, ты что затих? — Вскрикнул Рома так, что девушки вздрогнули, резко разбившись о бетонную реальность. Парни что-то активно обсуждали на кухне, и Смирнова невольно подумала о том, что за это время они могли просто разрушить всю комнату. Если не весь дом. — Завис?
— Да что ты прицепился ко мне! — Срываясь на писк, проговорил Антон, будто бы только что получил подзатыльник. Обида так и сочилась вязким соком из каждого слова.
Катя шумно вздохнула, раздраженно покачав головой из стороны в сторону. Она пожала плечами, повернувшись в сторону Полины — взглядом будто бы говоря о том, как ее все это достало — и направилась в сторону кухни. Помещение пропахло мятой и едва ощутимым запахом табака — виной тому был, конечно же, Пятифан, куривший дешевые мерзкие сигареты, отдающие смолью. Когда Катя впервые попробовала их, ее чуть не стошнило — едкий дым впился в легкие жгучим металлом, разрывая плоть на части.
Смирнова поежилась.
Гудящая жизнью кухня внушала странное чувство спокойствия, отдающее привкусом только что сорванной клубники — еще недостаточно зрелой, но уже ярко-красной, пенящейся на кончике языка кислым соком. На вопрос Морозовой Катя так и не ответила — он затерялся где-то между штор, пытаясь просочиться на улицу, зарыться в снег и спрятаться от чужих глаз. И не то, чтобы Смирнова не верила словам Полины, нет. Обмануть девушку было тяжело — а искренность, с которой Морозова постоянно с ней разговаривала, можно было разглядеть невооруженным взглядом. Просто Кате было страшно.
В последнее время ей постоянно было
страшно.
— Тошенька, — Притворно-нежно проговорила Катя. — Он просто влюбился в тебя, не переживай, — Пятифан побледнел, медленно повернув голову в сторону девушки. Его глаза были готовы выпасть из глазниц и разбиться о пол стеклянными жемчужинами. Заметив реакцию парня, Смирнова вопросительно изогнула бровь. — Я пошутила, — Катя цыкнула, возвращаясь на свое место.
— Больше никогда не шути, — Рома икнул, моргнув несколько раз, и решил утопиться в чашке чая, потупив взгляд. Жидкости оказалось недостаточно, чтобы задохнуться, однако вполне достаточно, чтобы смочить горло. — Вообще рот не открывай, — Обиженно буркнул парень, спрятав лицо в ладони.
Под громкий смех Бяши, Смирнова на секунду отвлеклась от происходящего, полностью окунувшись в атмосферу чего-то теплого и светлого. Будто раннее летнее утро, наполненное беззаботным временем, тихим треском костра в лесу и пением птиц. Все вокруг казалось ненастоящим, и касания Морозовой — скрытые под скатертью — Катя почувствовала не сразу.
Полина кончиками пальцев водила по предплечью Смирновой незамысловатые узоры, смотрела куда-то в сторону, будто бы и не она вовсе сейчас нарушает ее пространство. А кто-то другой. Прикосновения вызывали мурашки — целые волны чего-то теплого, разливающегося под кожей. Перед глазами вспышки, хвосты комет, отпечатавшиеся в сознании жгучим пеплом.
Сгореть было
не страшно.
Страх рассыпался под кожей от каждого движения пальцев.
— Слыш, — Рома, видимо, пришел в норму и опять был готов доставать Смирнову своими глупыми идеями и бредовыми замыслами. Но, честно признаться, Катя была рада тому, что Пятифану удалось привести Морозову. — Хозяйка, ты нас ужином кормить не собираешься?
— Я собираюсь вас выпроводить, — Язвительно ответила Катя. Она вдруг почувствовала, как Полина сжала ее ладонь. Под столом не было видно их сплетенных рук, поэтому Смирнова даже не волновалась. Будто это было что-то естественное. Обычное.
Рутина.
Только вот рутина не рассыпается золотом по коже, не вызывает приступ эйфории, не ударяет в голову крепким коньяком. В рутине не хочется раствориться — а сейчас Катя была готова задохнуться этой морской пеной.
— Ты уже ее достал, — Спокойным тоном проговорила Полина, не желая отпускать руку Смирновой. Она выглядела спокойно, даже слишком. И движения были более, чем естественными. Необходимыми. — Посиди нормально.
Внешне Морозова не выдавала волнение, накрывшее ее с головой. Она думала, что ее голос обязательно дрогнет. Сломается, расколется, разольется рекой по венам. Но ничего такого не произошло.
Лишь тепло чужого тела разрядами разгоралось.
— Ром, мы правда уже засиделись, — Уставшим голосом парировал Антон. На него эта атмосфера давила больше всех. — Спасибо большое за чай, — Он повернулся в сторону Кати. — Мы, наверное, пойдем.
Смирнова была этому очень рада.
Конечно, она пыталась это скрыть. Девушка даже хотела отшутиться, однако скрывать дрожь в теле становилось все сложнее.
Рома исподлобья посмотрел на девушку сканирующим взглядом, будто бы пытался что-то узнать. Вырвать с корнем все секреты, разложить их на алтаре, чтобы почувствовать себя неуязвимым. Сильным, несломленным. Сейчас Катя выглядела по-другому — открыто и тепло. Не разбито — от той слабости, которую парню удалось заметить — не осталось и следа. Пятифан сузил глаза, с лисьим прищуром продолжая смотреть на Смирнову.
Их взгляды зацепились колючей проволокой.
— Отойдем? — Он кивнул куда-то в сторону, уже собираясь подниматься из-за стола.
— Зачем? — Морозова удивленно посмотрела сначала на Рому, чье выражение лица не внушала ничего, кроме липкого страха, а потом на Катю.
— Надо, — Грубо отрезал Пятифан, направляющийся к дверному проему. Катя лишь пожала плечами.
Сопротивления она не почувствовала, поэтому ей легко удалось высвободить свою ладонь из чужой и последовать за Пятифаном. Страха она не чувствовала — была уверена, что находится под защитой каких-то невидимых сил, скрытых в зеленых лианах. Да и Рома был последним человеком, который мог навредить Смирновой.
Однако взгляд его всегда говорил об обратном.
Когда парень и девушка скрылись от посторонних глаз за стеной, ледяная вода рассыпалась по паркету крошечными каплями. Катя скрестила руки на груди, выжидающим взглядом посмотрев на Рому.
— Не хочешь рассказать, что с тобой происходит? — В голосе парня читалось беспокойство. Его маска хищника только что разбилась мраморной пластиной.
Катя
не знала, что с ней происходит. Девушка, привыкшая к холоду и человеческой жестокости, никогда бы в жизни не допустила проявление слабости. Это было чем-то невозможным. Но Смирнова слишком часто стала ощущать сладость цветов на губах. Это пугало.
Скреблось кошками на душе.
— Все нормально.
— Почему тогда Полина так о тебе волнуется? Я думал, что ты ее ненавидишь. Вы же чуть не убили друг друга у меня дома! — Рома нахмурился. — Так стоп…
Смирнова многозначительно кивнула, поджав губы.
Осознание до парня доходило очень долго.
— Пиздец, — Пятифан удивленно распахнул глаза, находясь в полном шоке. — Прямо у меня дома?! — Катя пожала плечами. — И не стыдно тебе было перед мамиными закрутками?
— Мы не специально, — Неловко прошептала Смирнова.
— Блять…я же на нее наорал. Защищал тебя, — Рома говорил это без упрека, с плохо скрываемой радостью, а пламя в груди Смирновой разгоралось все сильнее.
Заревом красным окрасилось небо.
Они стояли в тишине всего несколько секунд, прислушиваясь к едва ощутимым голосам на кухне. Смирнова не знала, как выразить благодарность Пятифану — уверена была, что обязана ему жизнью. Потому что парень вытащил ее из этой темной ямы, из этого проклятого болота. Не своими руками, конечно. Но, по крайней мере, Рома не остался в стороне.
Как однажды…
Смирнова вздрогнула.
В горле резко пересохло.
— Точно все в порядке? — Пятифан нервно сжимал и разжимал руки, будто бы борясь с желанием что-то ударить. Катя промолчала. — Я всегда буду на твоей стороне. Она, кстати, тоже, — Рома усмехнулся с некой грустью во взгляде.
Будто бы вспомнил что-то, о чем постоянно клялся забыть. И в груди сразу же стало невероятно тяжело — словно груду камней засыпали, задушили, перекрыли доступ к кислороду. Катя же старалась не думать о причинах тревоги Пятифана — сама прекрасно понимала все возможные проблемы, которые могут накрыть ее с головой. Она тонула в собственной желчи и не хотела выплывать на берег.
Все сливалось в один большой ком — звуки, картинки, мысли. И Кате стало казаться, что она задыхается.
— Рома! — Бяша вылетел в коридор, радостно кидаясь Пятифану на шею. — Пойдем уже, заебал.
Когда Смирнова заметила выходящую из помещения Полину, ей удалось сделать вдох. И снова заржавевший механизм в груди начал стучать с невероятной силой, пытаясь проломить клетку и вырваться наружу. Перед глазами плыло, молочной пленкой затягивало зрачки — в один момент становилось то невероятно светло, то непроглядно темно. Полина смущенно улыбалась.
— Расскажешь кому-то, — Катя наклонила голову набок, даже не повернувшись в сторону Ромы, который сейчас так старательно отбивался от Бяши. — Убью.
Пятифан сглотнул, почувствовав дрожь по всему телу.
Уже в коридоре он в последний раз взглянул на Катю — с неким недоверием и опаской. Так может взглянуть человек на стоящую у края стола вазу. Вдруг разобьется? Вдруг не удастся поймать в последний момент, удержав в сантиметре от пола дорогой фарфор? Пятифан тряхнул головой, стараясь выкинуть эти мысли из головы — и так места мало. Не хватало еще проблемы чужие глотать.
Сама справится.
Верно?
С какой стати он вообще подумал, что с ней что-то происходит?
Катя наблюдала за тем, как группа подростков собиралась — Антон оделся самый первый и теперь нетерпеливо ждал остальных. Полина медлила, и Смирнова даже не сразу поняла, в чем проблема. Упустила что-то, потеряла между прорезей деревянного пола. И найти не могла.
— Спасибо большое за чай еще раз, — Торопливо проговорил Петров. — «И за то, что не убила.» — Осталось где-то под языком. Смирнова махнула ему ладонью, и парень тут же скрылся за дверью.
За ним через минуту выбежал Бяша, что-то прокричав про треснутую чашку. Если бы Смирнову от выхода не отделял Пятифан, старательно пытающийся обуться, она бы швырнула в парня что-нибудь тяжелое. Как объяснить матери трещину на ее фарфоре Катя просто не представляла. В любом случае признаваться в том, что ее сломал какой-то — цензура — она не собиралась. Время рассыпалось мелкими песчинками.
— Ну, Полин, ты чего ждешь? — Рома, наконец, полностью собравшись, вопросительно посмотрел на девушку.
Как только Морозова потянулась за курткой, в сознании Кати что-то щелкнуло.
«А я могу остаться?»
Будто бы совершенно не контролируя собственные действия, Смирнова схватила девушку за локоть, испуганными глазами оглядываясь по сторонам. Не отпустит. Никогда не отпустит. Проще задохнуться, чем смотреть на то, как Полина уходит. Кончиками пальцев Катя почувствовала дрожь — и тепло, несомненно, тепло — и ей почему-то показалось, что Морозова улыбнулась.
— Я потом сама ее провожу, все нормально, — Сбивчиво проговорила Катя, на что парень лишь закатил глаза. Разбираться ему не хотелось, предупреждать и предостерегать тоже.
— Предохраняйтесь там, — Пятифан завис на секунду. — А, точно.
— Взаимно, — Сквозь зубы процедила Смирнова, пытаясь не поддаваться панике. Потрясенная Морозова находилась на границе между нервным срывом и радостным обмороком. — А теперь вали в голубую даль.
Рома сделал вид, что не услышал.
Судорожно закрывая входную дверь, Катя невольно вспомнила о том, что в комнате у нее абсолютный беспорядок. Прокручивая в голове всевозможные отговорки, она никак не могла успокоиться. И поверить, наверное.
Это был спасательный круг для Смирновой, что-то невероятное важное, заставляющее ее дышать и одновременно задыхаться алмазной пылью. Не было причин даже сомневаться в том, что Полина —
ее Полина — могла навредить. Любовью каждый слепнет, теряется в грязи догадок. А с доверием у Кати всегда были проблемы. Она даже самой себе доверять не могла.
Что уж говорить о другом человеке.
Морозова — солнечными лучами сшитая, звездным пеплом окутанная — почти весь вечер молчала. Не могла слов подобрать или, может, была настолько рада видеть Смирнову, что просто не была в состоянии что-то сказать. Одиночеством задыхалась, встречами пьянела. Ей было мало.
Всегда.
Это уже страшнее зависимости, это что-то жизненно необходимое, что-то сросшееся с душой и телом.
— Могу предложить тебе посмотреть что-нибудь.
— Можешь, — Морозова улыбнулась.
Февраль в Сибири, конечно, был не таким теплым, как, возможно, хотелось бы. Однако некое предвкушение весны, витающее в воздухе, вызывало приятное урчание внизу живота. Хотелось отложить все проблемы куда подальше и ждать прихода теплых дней, когда уже не так страшно и морозно на улице.
Антон зиму никогда не любил — холод и слякоть, мороз и зной вызывали у него ощущение скорби и абсолютной потерянности. Дни сливались, походили на серую кляксу и темным пятном портили обычно хорошее настроение парня. Сейчас же он был невероятно рад тому, что дорога к его дому освещалась. Он возвращался неспеша, прокручивая в голове самые разные мысли, отвлекался на что-то и постоянно останавливался. У него было странное ощущение того, что за ним кто-то следит.
Скрывается в тени, прячет острые когти под мехом и враждебным оскалом белоснежных клыков. И что-то роем грязных черных мух кружилось тучей надвигающейся опасности. Сердце гулко стучало в груди — из-за хруста снега под ногами не было слышно этих глухих ударов. Но с каждой секундой Петров все сильнее понимал, что сейчас что-то произойдет.
Страшное.
Неконтролируемое.
Парень свернул с дороги. Кто-то цепко схватил его за руку, потянув назад. Антон чуть было не закричал во все горло — от неожиданности и страха — но что-то ему помешало. Может, нежелание беспокоить ночной лес, чье присутствие, наверное, пугало даже сильнее. Петров вздрогнул, интуитивно отдергивая руку, и повернул голову, недоверчиво и холодно — со страхом на кончике языка.
— Чего трясешься? — С мерзкой ухмылкой спросил Максим, наклоняя голову на бок. Он отпустил руку Антона, тут же спрятав ладони в карманы куртки. —
Боишься?
— Нет, — Голос Антона, к большому удивлению парня, не дрогнул. На лице Максима Петров заметил брезгливое презрение. — Что хотел? Ты, вроде, в другой стороне живешь.
В этот момент в сознании Антона проскользнуло сомнение. Что-то скреблось под ребрами, требовательно умоляя парня сбежать отсюда побыстрее. Скрыться, спрятаться под одеялом — как в детстве — и исчезнуть. И если раньше Петрову казалось, что на улице не так уж и холодно, сейчас он был готов поклясться, что льдинки слишком сильно впивались в кожу. Макс смотрел прямо в душу, широко раскрыв глаза. Словно псих, безумец, больной человек.
— Знаешь, — Голос парня растекался сладким ядом. Петрову даже показалось, что Максим говорит очень приятным тоном, внушающим доверие. — Я хотел извиниться перед Полиной, — Уголок его губ дрогнул, взгляд затянуло пеленой.
Казалось, что ему стало грустно. — Ну, за все, понимаешь? — Петров не понимал. Однако перебивать парня не собирался. — Понимаешь же? — Раздраженно повторил Макс.
— И? — Антон переступил с ноги на ногу. Под пристальным взглядом парня Петров чувствовал себя некомфортно. Будто мышь перед огромной коброй.
— Я ждал ее у дома, — Максим старался держаться уверенно, однако было заметно, что его трясет от злости. Он тряхнул головой, ладонью проведя по губам, словно пытаясь унять волнение. Антону стало некомфортно. — Но она так и не пришла. Не знаешь, что случилось? — На его лице засияла улыбка.
— Ничего не случилось, — Антон пожал плечами. В его голове что-то щелкнуло. — Может, у Кати осталась, — Петров с болью прикусил кончик языка.
Улыбка тут же сползла с лица парня.
— У Кати? — Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Полностью расслабленные мышцы придавали Максиму какой-то отталкивающий вид. Черные зрачки тут же расширились, делая его взгляд еще страшнее. Антон сглотнул.
Максим стал каким-то отрешенным, будто бы сейчас раскрыл самую
страшную тайну. Его веки устало опустились, ресницы подрагивали, а сам он словно исчез. Растворился. Злость сменилась абсолютным безразличием.
— Или нет, знаешь, я не общался с ней сегодня…
Дальше Макс не слушал. Он прошел мимо Антона, задев его плечом — даже не обратил на это внимания — и медленно направился в неизвестном направлении.
Антон понял, что совершил ошибку.
— Это отвратительное кино, — Подытожила Полина, после очередной скучной сцены. Девушка закатила глаза. — Так не бывает!
Катя, возможно, и возразила бы, если бы имела силы говорить. Лежать на плече Морозовой было до безумия приятно. От Полины пахло чем-то сладким, щекочущим нос. И Смирновой хотелось лишь слушать ее, в полудреме закрыв глаза. Она чувствовала себя в безопасности.
Будто мир за пределами ее дома перестал существовать. Попросту исчез. И все люди, животные, деревья и здания теперь были пустым черным квадратом. Разум очистился от грязи.
Тепло.
Очень.
— Ты что, спишь? — С ноткой недовольства спросила Морозова, повернув голову. Катя раздраженно поднялась с ее плеча. Бурная реакция Полины, конечно, доставляла ей удовольствие, но тревожить Смирнову было совсем не обязательно.
— Нет. Очень внимательно тебя слушаю, — Шумно выдохнув, проговорила Катя, посмотрев Полине прямо в глаза.
Что может растопить айсберг?
— Ну и что я сказала? — Морозова скрестила руки на груди, недовольно сузив глаза.
— Что этот фильм полная хрень, люди не могут влюбиться с первого взгляда и бла-бла-бла, — Катя фыркнула, потянув на себя плед. — Любительница сказок осуждает романтику.
— В сказках по-другому! — Обиженно воскликнула Полина. И тут же улыбнулась.
Смирнова действительно устала. От такого количества стресса организм износился на несколько лет вперед — вымотался до изнеможения. Сейчас Кате хотелось просто заснуть и не просыпаться часов десять. Только вот учебу никто не отменял.
Зараза.
— Я люблю тебя.
Катя вздрогнула.
Ей показалось, что воздуха в помещении стало раза в два меньше — стены начали давить, вызывая приступ удушья. Перед глазами плыло. Смирнова точно знала, что значит «любить». Это всегда больно. А испытывать подобное еще раз она не хотела.
Никогда в жизни.
Сделав глубокий вдох, она хотела сказать что-то. Но слова где-то затерялись.
Растаяли.
Вместо этого Смирнова рывком развернулась к Полине, почти силой завалила ту на диван, впиваясь в губы. Поцелуй — слишком резкий, рваный и грубый — мешался со вздохами и сильными ударами сердца. Если не можешь сказать — сделай. Смирнова прижималась все ближе, всем телом соприкасаясь с Морозовой — та не могла двинуться.
Да и не хотела.
Просто
не хотела.
Остановившись, Смирнова приподнялась на локтях, осматривая удивленное лицо Морозовой.
— Ты впервые поцеловала меня, — Смирнова вопросительно изогнула бровь. Полина улыбалась. — Первая, я имею ввиду.
Катя закатила глаза, пытаясь сдержать улыбку.
Она запомнит эти счастливые моменты, определенно. Запечатает их на подкорке сознания, оставит майским утром на подоконнике. Сохранит до конца года.
И, возможно, до конца жизни.
Выпуск из школы — это, наверное, самое волнующее событие в жизни каждого человека. Переход во взрослую жизнь, становление самостоятельным. И что-то такое, о чем родители привыкли говорить своим детям, учащимся в выпускных классах. На деле же — ничего кроме стресса ощущать просто не получалось. Но даже экзамены и поступление не могли помешать одиннадцатиклассникам заниматься всем, кроме учебы.
Кому это вообще, собственно, надо?
Полина как-то упустила тот момент, когда до окончания школы осталось всего три месяца. Было в этом что-то до безумия страшное. Она даже представить не могла, чего ждать. По крайней мере, Морозова чувствовала себя счастливой. Даже люди вокруг стали казаться ей дружелюбными и слишком приветливыми.
Наверное, восприятие реальности, все-таки, зависит от твоего собственного настроение.
— Чего в облаках витаешь? — Рома, сидящий рядом, сделал глоток отвратительно сладкого чая. — Влюбилась? — Лукаво усмехнулся.
Проводить время в столовой парню нравилось, наверное, даже больше, чем курить за школой. Здесь царила своя особая «атмосфера».
— А ты почему такой довольный? — В тон ему парировала Полина. — Пиво подешевело?
— Если бы… — Парень опасно качнулся на стуле. — Просто настроение хорошее.
Морозова промолчала.
— А Королева наша где? — Пятифан только сейчас заметил отсутствие ледяного взгляда в его сторону.
— Да ушла по делам куда-то, не знаю.
— Мм… — Задумчиво протянул Рома. — Затишье перед бурей какое-то.
Полина не придала его словам особого значения.
