Вдохновленный

      Голубоволосый парень, который был одет в мундир, и который сидел на мягком кресле, положив правую ногу на левую, улыбался, смотря на того, кто его рисует. Казахстан, что позировал для портрета, иногда отвлекался на звуки, однако сразу же возвращался в исходное положение.       Мундир, принадлежащий когда-то Третьему Рейху, когда тот был того же возраста, что и казах, отлично подходил к парню, будто бы именно для него сшили такую дорогую одежду. Рейх всегда знал, что черный подходит к каждому цвету, и с голубым цветом не прогадал. Казахстан от этого стал каким-то другим, будто бы правитель, что живет в этом мире уже не одну сотню лет. Немец иногда поглядывал на парня, пытался делать всё в лучшем виде, ибо не хотел, чтобы портрет вышел каким-то фальшивым.       Красноволосый поджимал губы, снова улыбался, когда видел, как карие глаза осматривали всю библиотеку. Было видно невооруженным глазом, что казаху было скучно сидеть на одной и той же позе часа так три. А Рейх же только набросал набросок. К краскам он перейдет через минут двадцать. — Ладно, чтобы ты не скучал, давай поговорим, — голос немца был скучающим, но на губах играла улыбка, которую скрывал холст, и Казахстан вдруг подумал, что и мужчине стало немного скучно, раз предложил разговор. А ведь все придворные Германской Империи говорили, что наследник не любит разговоры и лишние шумы, когда тот рисует, — Как тебя Российская Империя отпустил? Он и мой отец не в лучших отношениях… — Заслуга моего брата, — улыбнулся Казахстан, вспоминая, как Алашская Автономия показывая бумаги монарху, говорил о том, чтобы его младший брат развеялся, мол, не сидеть же ему во дворце с самого рождения, пусть Европу увидит. «А может и пошпионить, так сказать, узнать, какие планы у врага твоего.» говорил тогда старший казах, а младший лишь не понимал, почему его брат хочет отправить его в Европу. Алаш знает Российскую Империю как свои пять пальцев, знает на что надавить, но и русский так легко не сдастся. Казахстану было весело видеть, как они пытались друг другу насолить, но никогда на прямые оскорбления не переходили. Не в их принципе в наглую оскорблять кого-то.       Рейх тоже улыбнулся, увидев, как карие глаза выражали заботу, доброту и тусклую, давно забытую тоску. Немец знал, что казах скучает по родным степям, по счастливому детству, когда не волновался о всяком, думая, что всё будет хорошо. Однако, парню пришлось быстро повзрослеть, как и его старшему брату. Рейх хотел своим портретом хоть немного скрасить серые будни казахского гостя во дворце Германской Империи. Поэтому и пытался делать всё в лучшем виде. Только бы видеть его счастливую и восхищенную улыбку. Только бы услышать от его радостного тона комплимент. — А кстати, где твой старший брат? Как там… Веймарская Республика!, — спрашивает Казахстан, а Рейх быстро не ответил, вспоминая, где видел старшего брата в последний раз. Вроде бы в саду. Да, именно там. Немец так и ответил, — О-о, ваш сад просто восхитительный! Так много цветов даже у Российской Империи не видал! — Хмф, скажу это своему отцу. Пусть удовлетворит свое эго, — Казахстан фыркнул, — Кстати, бытует мнение, что у твоего отца аллергия на розы. Это правда? , — на вопрос голубоволосый парень, имеющий за спиной красивые, золотые крылья, что становились еще краше и ярче на фоне яркого луча солнца, что просвечивался через большое окно, стоящее с левой стороны от кресла, засмеялся. Смех был звонким, немного тихим, но и громким. В карих глазах немец вдруг увидел слезы, которых Казахстан быстро стер, улыбнувшись художнику. — Кто это говорит?, — улыбка не сходит с лица. Губы не дрожали, хотя и было видно, что челюсть была до боли сжата. Рейх не ответил, но хотел сказать хоть что-то, например слова поддержки, или же просто обычную шутку, чтобы Солнце не угасало. Чтобы огонек в карих глазах всегда пылал. Но, немец не был хорош в словах, он вообще не красноречив.       Услышав в ответ молчание, казах кивнул, будто бы понял, что немцу нечего ответить. А тот чувствовал, как дыхание становится прерывистым, и атмосфера в библиотеке становится все более теплее и уютнее.       Рейх снова смотрит в глаза парня. И снова видит тот озорной огонек, в котором читалось много чего. Парень готов был разговаривать часами, он был готов просто сидеть и смотреть на то, как мужчина рисует, возможно, из-за разговора он вошел во вкус. Но и в глазах можно было заметить жестокость, злобу и ненависть ко всему, особенно Российской Империи, что посмел взять земли казахов под свой контроль. Было видно, что казах готовит месть за свой народ и за своего отца. В кои-то веки, Казахстан мог бы и остаться здесь, в Берлине, чтобы быть врагом для русских, но тот никогда не пойдет против своего же брата. Рейх это знал. Особенно знал характер Алаша, что всегда выбирал нейтралитет, и то, чтобы этот нейтралитет был в пользу народа. И если вдруг начнется война, а она будет, ибо немец знает своего отца как свои пять пальцев, то Алаш и Казахстан попросту не будут участвовать в этой бойне.       Рейх снова посмотрел тому в глаза, сначала оглядев набросок. Вышло хорошо, надо теперь покрасить. Немец встал со стула, подойдя к полке шкафа, чтобы взять оттуда нужные ему оттенки красок. Затем подошел к мольберту, чтобы снова посмотреть на набросок, точнее снова посмотреть на портрет Казахстана.       Красивый… Казахстан слишком красивый, милый и привлекательный. И он становится еще лучше, когда начинает говорить умные вещи.       Мужчина сел на стул, затем обмакнул кисточку в воду, затем в краску и начал раскрашивать мольберт. Улыбка играла на его лице, темные глаза сияют от того, что те хотят видеть лишь красоту, которую надо передать на портрет. Чтобы все люди, империи и прочее государства увидели в обычном кочевнике красоту, его изящность и простоту.       Улыбка Казахстана была потрясающей. Глаза казаха были красивыми, словно плавленное золото, или же они были похожи на кофе, которую любит пить сам Рейх. Большие, золотые крылья смотрелись на парне идеально, что словами передать невозможно всю его красоту, величество и идеальность. Зато, можно передать через картину, что и делает по порыву вдохновения мужчина, пытаясь сделать всё идеально. Рейх хотел выделить внешность парня особенно, на фоне всего коричневого и бежевых цветов, что были освещены теплыми лучами солнца.       Можно сказать, что немец восхищался Казахстаном. Ну, или же просто влюблен. И да, он влюблен. Вдохновленный любовью своей, он готов рисовать парня вечность.       И снова они общаются, снова говорят свои совсем не схожие мнения. Говорят о своей культуре, мечтают и говорят свои цели на дальнейшее будущее. Казах и немец не признают идеологию друг друга, но и не говорят, что она плоха. Наоборот, даже говорят, чтобы у них всё получилось. Особенно у Казахстана, ибо у него проблем на данный момент уж очень много. И станет намного больше, когда начнется война. А она начнется, Рейх знает.

***

      1918 год.       Первая Мировая Война закончилась победой Антанты, и смертью Германской Империи и Австро-Венгрии. Услышав весть о том, что Кайзер погиб, Веймарская Республика начал волноваться о своем народе, ибо послевоенное время всегда было самым трудным. Да и сам Рейх понимал, что грядут перемены. Что стоит наконец взять всё в свои руки. Наконец показать старшему брату, что надо быть жесткими, жестче, чем отец. Однако, Веймар медлил, он понимал, что идеология младшего и вправду может помочь, но и тем самым, немцы снова могут быть врагами всего мира.       Российская Империя тоже погиб. Как только Рейх это впервые услышал, проснулись давно забытые чувства. Темные глаза засверкали, и немец начал бежать в сторону библиотеки, в которую он не заглядывал с начала войны. Позади одна полка, затем вторая, и мужчина увидел тот заветный холст, на которой портрет не был закончен. Был готов лишь задний фон, а голубоволосого парня там не видно и вовсе. Надо исправлять.       Удивительно, что Рейх не забыл его внешность. Казаха забыть невозможно, особенно его громкий голос. Если бы было больше времени, то немец бы закончил портрет давно, и Казахстан бы ушел с этим подарком, но судьба та еще злодейка.       Немец вспоминал его в деталях, его улыбку, его усталые, но озорные глаза, пылающие огнем надежды. Вспоминал его кисти рук, что были в ранах и бинтах. На лице играла улыбка, на щеках пылающий румянец. Глаза сверкают снова от вдохновения и в животе так приятно сводит, от чего руки дрожали и красить становилось труднее. Немец вспомнил горячее дыхание Казахстана в левом ухе, когда тот из-за веселье прятался и хотел напугать этим Рейха. Уши пылают, как и сами щеки. Забыть казаха невозможно, по крайней мере для немца.       И вот, через двадцать часов, наконец, а уже солнце давно село за горизонт, портрет готов. — Люблю тебя… , — шепнул Третий Рейх, смотря на нарисованного казаха, представляя себе, как тот ему отвечает взаимностью. Но, этого не будет. Как говорил сам Казахстан: «Я уже давно не верю в любовь. Может, настоящая любовь существует, но не для меня. Но, буду рад, если ты найдешь спутника по жизни. Другом жениха буду я, ясно?!». Конечно, он тогда шутил, ну, по поводу свадьбы, но все равно как-то грустно становится.       Тем не менее, мужчина усмехнулся, встал со стула и направился к выходу библиотеки.       И когда нибудь кто-то найдет портрет, увидит нарисованного Казахстана и удивится, что тот вышел уж слишком красивым. Затем, будут пытаться найти того, кто это нарисовал, но того уже не будет в живых.