Абьюз

- Это еще что такое…, - недоумевая, спросил Союз. В его руке, что недавно расчесывала златые кудри, осталось несколько небольших прядей. Легко поддавшиеся, они буквально сами снялись с головы и теперь безвольным клоком мертвых нитей висели на гребне. В неверии, вождь покрутил расчёску в руках, надеясь на то, что сие лишь мерещиться ему. Риторический вопрос, что так и не получил ответа, тихим, но от того не менее грозным, грузом повис в воздухе. Атмосфера в «сталинке» и так желала лучшего, а теперь кроме привычного стального холода добавилась еще и удушающая атмосфера. Юноша, что сидел у него на коленях, знатно напрягся. Да, странно, что будучи уже вполне себе взрослым, Украина, в свои 15, все еще беспрекословно слушался отца. И когда тот похлопал своей широкой ладонью, со слегка узловатыми от артрита пальцами, по коленке, он без промедления сел на привычное место. «Старый маразматик», - думал юноша. В прочем, УССР никогда не смог бы сказать ему это в глаза, лично. Этот мужчина – его отец и по совместительству домашний кошмар – вселял неимоверный ужас. До дрожи в коленях, до синяков на молочной коже и кровавых подтеков. Но что он может поделать, если все еще привязан к его бедру… - Что-то не так, отец? – спокойно начал юноша. Украина показательно расслабился, пытаясь внушить свою беззащитность и неготовность защищаться. Однако, бледная ладошка, что легла поверху отцовской, с легким нажимом придерживала руку, дабы в случае чего уличить момент икс. Вены у Союза вздувались, как только тот начинал злиться, пульс учащался, и УССР старался как можно ранее предугадать, в каком же именно направлении стоит бежать: комната или улица? - Определенно…, - начал издалека Совет. Минута молчания и он продолжил: - Скажи ка мне, сынок, - ладонь грузом опустилась на запястье юноши и с силой сжала его. Рывок – и парень, корчась от сжимающей боли, валяется на коленях перед социалистом. Кожа на руке побагровела, артерия на бледной коже за пульсировала с бешеной скоростью. С глаз Укры непроизвольно начали скатываться слезы, не столько от боли, сколько от горечи и обиды: отец уже раз сломал это самое запястье. Больше он не может играть на фортепиано… - Только правду, - зловеще протянул Союз, - твое состояние, - пальцы с еще большей силой (казалось, куда еще больше) сжали руку; вокруг кости образовались ранки от ногтей, - связано с деятельностью этого хохловского выродка?! УССР схватил Совета за руку, в попытке отцепить, и лишь сильнее сжал зубы. «На больное давит, гад», - с яростью подумал юноша. Впервые за историю Советского Союза вождем выбрали уроженца Украины вольной. Конечно, он пытался всеми силами помочь своему союзнику. Да, сектор тяжелой промышлености вырос и стал высок как никогда, и парень гордился этим. Еще бы, ведь УССР отныне отливает чугуна и стали больше, чем где-либо еще в Союзе. Может, даже во всей Европе! Не без потерь, конечно. После обещанной сверхпрограмы Целины много молодежи выехало, в надежде обрести новую работу и лучшую жизнь. Результаты были более чем плачевны. Да и засуха плохо сказалась на урожайности… - Не смей так о нем говорить, - Украина схватился за руку Совета, в надежде ослабить хватку, но тщетно. Хлопок нарушил тишину. Щеку неприятно обожгло, в который раз, а из глаз скатилась одинокая скупая слеза. «Терпи», - главный девиз жизни украинца. Терпи, когда узурпатор своим грязным сапогом ступил на территории в 1918. Терпи, когда корчишься от неимоверной боли в животе от голода, роняя стоны боли в подушку. И снова, и снова… - Прошу, - сцепив зубы, юноша вновь переступает через себя, - остановись… На мгновения глаза, что доселе полыхали яростью, потеплели. Рука разжала свои стальные тиски и тельце с легким грохотом упало на пол. «Какой же жалкий», - думал УРСР, прижимая искалеченную конечность к груди. «Как же прекрасен», - вторили мысли Союза. Он осторожно, с мнимой нежностью даже, поднял парня на руки. С дитям нужно быть впредь аккуратнее – столь ценный ресурс не должен сильно пострадать. Он ведь его главный источник сырья, изюминка государства. А то, что страдают поля и аграрный сектор – вина треклятого вождя, а не его. Не его вина… *** Юношеская грудь часто вздымалась и опускалась, питаясь восстановить дыхание. Тяжело успокоиться, когда лежишь на холодном столе, и деревяшка неприятно упирается в поясницу, а горячие руки твоего тирана контрастом оглаживают бархат кожи. Губы его сухи, но кажутся столь приятными, когда падают на шею легкими поцелуями. Жаль, что вскоре все пойдет по привычному сценарию, и легкие касания заменяться синяками – налившимися кровью пятнами; трепетные касания губ превратятся в осточертелые укусы, что рваными ранами оставались на бледной коже. Но пока Союз не был обезумившим садистом, а всего лишь заботливым «родителем», если насильника можно так охарактеризовать. - Приятно? – вожделенно спрашивает социалист, оглаживая ребра. На какой ответ он интересно, рассчитывает? Тело говорит само за себя, а вот сердце… «Любящий партнер не задавал бы таких глупых вопросов», - возникает мысль на периферии сознания. Когда это происходит УРСР уходит в себя. Он научился этому уже давно, когда Союз еще впервые пришел к нему: ночью его горящие глаза пугали больше всего. «Терпи», - рычал он ему на ухо, когда детское тельце заходилось в спазмах боли, а из горла вырывались лишь хрипы. Украина не видит того, что творят с его телом. Не замечает, как звякает пряжка ремня, и портупея оказывается на запястьях. Сегодня можно не переживать – после срыва он пытается загладить вину и быть нежнее, больно не будет. Почти. Губы Совета спускаются к груди. Шершавый, теплый язык медленно проходится по ложбинке на грудной клетке. Осторожно, он обхватывает затвердевший на холоде сосок губами. Ладонью поглаживает внутреннюю часть бедра и чувствует, как тело под ним непроизвольно расслабляется. «Хороший мальчик», - думает он, и продолжает свою работу. Чем ниже спускаются губы Союза, тем больше растет напряжение в голове Украины. Затянувшаяся нежность всегда его настораживала, этот монстр не дает поблажек. Что же изменилось в этот раз? За раздумьями юноша и не заметил, как вжикнула молния на его брюках, и ткань медленно поползла вниз. Штаны были бесцеремонно откинуты, оставляя парня почти что нагим. А грубость все не следовала, напротив – ладонь отца приласкала полу вставший член, и отодвинула ткань белья. Легкие круговые движение вокруг головки вызвали у юноши непроизвольные придыхания – он никогда не касался его так… Но когда голова Совета начала опускаться, Укра по-настоящему испугался. Юноша даже осмелился нарушить негласное правило их «отношений» - стоп слово. - Отец? – встревожено спросил он. Голос парня дрогнул. Не было былой уверенности в действиях, а в голове – сплошной сумбур. Глаза социалиста поднялись и, на мгновение, в них мелькнуло что-то такое, чего Украина еще ни разу не видел. Что-то на гране нежности и неистовым желанием принести боль. Юноша аж шарахнулся, а губы начали непроизвольно подрагивать. - Мой мальчик, - елейно начал Союз. Рука его трепетно коснулась щеки: - Ты стал таким взрослым… Я и не заметил, как ты быстро вырос. Вскоре ты станешь совсем самостоятельным, - рука его, тем временем, обхватила член юноши и, опустив крайнюю плоть, начала постепенно водить вверх-вниз. Тихий стон отразился эхом от стен кабинета, и лицом Союза поползла улыбка. Ладонь ускорила движения, в надежде услышать больше ласкающих звуков, но юноша упрямо не хотел идти на ступки. «Каков наглец», - игриво подумал Совет. Но продолжал: - И покинешь наш дом, забудешь семью, оставив в прошлом братца-козла и старого тирана. Станешь подстилкой Европы и Запада, - ладонь сдалась чуть сильнее, оцарапав нежную плоть ногтями. УРСР тихо заскулил от неприятного, щемящего чувства. - Но останешься здесь, под моей защитой, и никто не посмеет тебя тронуть. Я ведь ради тебя стараюсь, понимаешь? – словно в подтверждение своих слов, губы Союза нежно опустились чуть ниже живота, оставляя поцелуи все настойчивее. В конце-концов, не томя парня более, он обхватил губами головку, чуть смачивая ее. Вскинутые на рефлекторном уровне бедра на встречу не могли скрыть удовольствие Украины. Чуть ухмыльнувшись, Совет решил подразнить парня, толкаясь языком в уретру. Ощущения довольно приятные, учитывая еще то, что ладонь, пробравшись чуть ниже, к поджавшимся яичкам, начала массажные движения. Юноша тихо заскулил – приятно, не поспоришь, но для того, чтобы дойти до конца, этого не достаточно. Видя, как он метается по жесткой поверхности стола, социалист все же сжалился – кое-как расслабив горло, он заглотил член наполовину. Особо громких стонов не наблюдалось, покуда Союз не начал движения головой. Не сдерживаясь более, юноша позволил себе громкие вскрики и движения бедрами в ответ. Еще никогда ему не было настолько хорошо. - Союз, - с придыханием, выдал он, находясь на грани. Еще мгновение – и небольшая струйка семени заполнила рот социалиста. Голова парня сейчас была пуста, в ушах гудело после яркого оргазма. Тельце постепенно охладевало, и он поежился. Ухмыльнувшись, Совет наклонился к Украине и, не заметив сопротивления, примкнул к его губам. Нежно сминая их, он постепенно развязывал ремень на запястьях, освобождая ослабевшие руки. Проведя языком по верхней губе, он чувственно углубил поцелуй, делая его более мокрым. Отстранился лишь тогда, когда почувствовал влагу на своих щеках. Плечи юноши чуть подрагивали, а с глаз медленными потоками текли слезы. Похоже, Союз перестарался с давлением на этот раз, перейдя границы дозволенного (куда еще больше…). На минуту он отстранился от УРСР, чтобы подойти к шкафу и достать оттуда махровый халат. Закутав в него худенькое тельце, он поднял его на руки, и понес коридором. Но завернул вовсе не в сторону детских спален. Столкнувшись взглядом с недопониманием, Совет объяснил: - Россия уже вернулся с пар. Сомневаюсь, что ему нужно это видеть, - и открыл ногой дверь в собственную спальню. Уложив Украину на постель, он собирался выйти за аптечкой, чтобы обработать ранки на запястьях, но резко схватившие руки не отпускали. - И ты снова собираешься меня бросить, - со злобой и горечью приметил юноша, - если собирался привязывать, стоило с самого начала догадаться, что я буду требовать большего внимания. Союз улыбнулся на такое заявление: - Брось, мы ведь оба знаем, что ни у кого из нас ничего не получиться, - он снял обувь и все же лег рядом, - ты продолжишь меня ненавидеть и пытаться сбежать, я продолжу тебя держать рядом. - Это мы еще посмотрим, - сонно пробормотал Украина, прижимаясь к теплу. Совет, позволив себе минутную слабость, приобнял его и тоже стал постепенно проваливаться в дрему. Впереди еще много времени, чтобы сломать этого любимого несносного мальчишку…