Гарри-звероморф

С кем оставить мальчиков, Петунье даже думать не пришлось. Гарри и Роза Эванс, узнав о том, что их дочь получила работу, тут же приехали в Литтл Уингинг, продав свой дом в Коукворте. Таким образом, старики одним махом накормили волков и спасли ягнят, удовлетворив свои собственные интересы — понянчить внучат и подарить малышам настоящее детство с бабушкой и дедушкой. К тому же дом Эвансов в Манчестере стоил дороже, и денег хватило с лихвой, чтобы купить участок на берегу Уинг-ривер. В этом месте река сильно разлилась, став практически озером, и берег был укреплен причалом и пирсами. Что весьма понравилось Северусу и Соломону — портал-то они купили, а теперь появилось и место для «пристани» небесного корабля. Одна из девяти дозорных лодок стала использоваться как такси для перемещения Петуньи на работу и домой. Причем устроено это было так хитро… Цокая каблучками, Петунья ранним утром неспешно шла по набережной к пристани номер девять, в конце которой красовалась увитая вьюнками зеленая беседка, таинственно окутанная туманом. В ней Петунья и скрывалась от посторонних глаз. А дальше магглы ничего не видели — туман волшебным образом отводил всем глаза, и невидимая лодочка с учительницей, никем не замеченная, бесшумно парила к небесам. Достигнув облаков, она плавно переходила в Балинор, так сообща решено было назвать неведомый Верхний мир, который на самом деле был, конечно же, не верхним, а параллельным. Просто путь к нему был воздушным… И невзирая на это, самолеты в него не втыкались, ни разу они не столкнулись с Небесным миром. На всей планете, где могло произойти такое столкновение, природная аномалия располагалась только в районе Багамских островов, но нашим героям незачем было посещать Бермудский треугольник, и поэтому знали о нем столько же, сколько и все — из ненаучных газет и телевидения. Вечером каблучки Петуньи цокали в обратном направлении — к набережной и домой. Шла она счастливая и улыбающаяся: маленькие волшебники так старательно учили её предмет! Особенно старались Чарли и третьекурсник Билли, мальчикам так много надо было узнать, чтобы потом передать эти знания своей маме. Как они сказали ей по секрету, мама потихоньку учится домоводству у себя на кухне, заглядывая в тетради с конспектами своих сыновей. А у девочки Доры, к восторгу всех, проявились способности к левитации и артефакторике, ещё к ней вернулась способность превращаться в птиц, чему страшно обрадовался Соломон. Магия Доры восстановилась, несмотря на происки мерзкого колдуна Дамблдора! Придя домой, Петунья скидывала туфли и, повесив сумочку, шла на кухню, где её с восторгом обнимали Дадли и Гарри, а от плиты спешила мама, вытирая руки о фартук. После переезда Эвансов было принято решение вселиться в новый дом вместе, всей большой семьей, благо места в трехэтажном загородном особняке хватило всем. У Северуса теперь была отдельная комната, а Гарри и Дадли делили общую детскую, как и положено маленьким детям. В школе-подготовишке маленькие Гарри и Дадли учились первичным мелочам: чтению и письму, счету и рисованию, развивали мелкую моторику рук с помощью поделок из бумаги и картона, лепили из пластилина и глины, из веревочек учились плести макраме и всякие интересные узоры. По утрам их в школу отводила Петунья, а по окончании занятий ребят забирали либо дедушка с бабушкой, либо Вернон или Северус. Мальчишки, тараторя на два голоса, вываливали взрослому ВСЕ новости, всё, что узнали и выучили, что слепили-склеили-нарисовали-сплели, какие оценки получили, что ели-пили на обед, кто с кем подрался, кто кого поцеловал, за что учительница отругала того-то и того-то… Их поделки, принесенные из школы, дома всеми рассматривались и после порции восхищений и похвал ставились-вешались на полки и на холодильник. Вообще учиться оказалось дико интересно, сколько всего на свете было! И все эти вещи открывали им книги и взрослые люди. Если раньше папа читал сказки на ночь, то теперь Гарри мог погрузиться в историю тогда, когда хотел — утром, днем и вечером, и погружался он накрепко, по самую маковку и без отрыва. Сперва это были коротенькие легонькие сказочки для самых маленьких, в которых рассказывалось про утёнка или про трех котят, простенькие и незатейливые приключеньица вроде того, как утёнок упал в корытце с водой и научился плавать, или как котята заблудились под шляпой. Потом в течение года сказки стали длиннее и сложнее — по две-три страницы. Приключения Пряничного человечка особенно впечатлили Гарри — будучи символом типичного английского Рождества, Пряничный человечек нахально сбежал из печки и отправился на поиски мира, в котором живут Вечные Сухарики. Скакал по дорожке и поддразнивал всех, кого встретит, задорной песенкой. К концу сказки все, кого повстречал человечек, косцы и жнецы, также различные домашние животные, разозленные и доведенные до ручки, преследовали его, пока он не добирался до реки. Там его поджидал хитрый Лис, который под предлогом перевезти человечка в конце концов съедал бедняжку. В этом месте Гарри поначалу жалел беднягу — как же так, бежал-спасался, стольких людей перехитрил и в результате был съеден тощим драным Лисом. Нечестно! Но потом увидел, как дедушка сухари с чаем ест, успокоился, ведь Пряничный человечек на самом деле хлебное изделие и поступил очень плохо, убегая от людей, оставив их голодными, они же его испекли для того, чтобы съесть! Следующая сказка — Златовласка и три медведя — уже не так сильно поразила Гарри, напротив, он не одобрил поступков глупой девчонки: как же, дерзко пробирается в дом медведей, ест их еду, ломает стульчик и укладывается спать в их постель. Верх наглости и невоспитанности! Тут Гарри презрительно надувал губы и фыркал — не-е-ет, с такой девочкой он ни за что бы не стал дружить. Зато самой любимой сказкой стала Джек и бобовый стебель. Она была ну очень похожей на те сказки, которые читал папа, про Балинор, Гулливера и Питера Пэна с Нарнией. Это была первая похожая история, прочитанная им самостоятельно. А вот Дадли читать не полюбил, для него это было слишком сложным делом, так как оно требовало усидчивости, терпения и концентрации внимания, а ничего из этого у Дадлика не было. Он был, мягко говоря, нетрудолюбив. Куда больше Дадли любил покушать, и покушать вкусно. И сказки он любил послушать, чем Гарри вскоре и воспользовался, убивая одним выстрелом сразу двух зайцев — читал сам, а Дадли слушал. Потому что Гарри хотел, чтобы Дадли тоже познавал огромный мир. Ведь мир был так прекрасен! Краски и запахи лета поражали разноцветностью и вкусами: сладкий аромат скошенных трав на полях; камни, прогретые солнцем; теплые доски, пахнущие смолой; говорливый шорох древесных крон над головой и солнечные радуги на краю неба. Осенние краски были яркими, но более грустными, красные листья на ветвях навевали грусть в отличие от красных маков на летних лугах… И пахла осень по-другому — черноземом и арбузом. Зима была хмурая и унылая, за исключением нескольких дней, когда выпадал снег, который таял уже к утру. Бесснежная зима плавно перетекала в такую же неприметную весну, отличающуюся лишь тем, что дни становились длиннее да почки на деревцах набухали, наливались соками и силой, а потом весна становилась по-настоящему весенней — повсюду появлялся зеленый цвет молодой травы и листьев, всё бойчее и бойчее распевались птицы и подавали первые голоса робкие ягнята, как по волшебству появлявшиеся возле матерей-овец. С каждым прожитым годом мировосприятие Гарри становилось четче и ярче. Шире горизонты и больше познания. К семи годам Гарри уже понимал, как именно он лечит заболевших — Соломон очень бережно и аккуратно развивал его необычные таланты. И, осознав себя самого и насколько важно то, что он умеет, Гарри просил отца рассказывать ему о том, как пахнут те или эти раковые образования, чтобы сравнить их с полученными сведениями. А их Гарри получал от собак. Прекрасно понимая собачий язык, мальчик учился у них распознавать запахи, отличать те от других, а эти от тех… Учился он прилежно, и однажды сам себе поставил экзамен — уговорил отца посетить онкологическую клинику. Ну, Северусу не привыкать, знаете ли… И прошелся по приемным отделениям высокий мужчина с голенастым щенком далматина на поводке. Костлявый лопоухий белый пёс с черными пятнышками тут-там деловито обнюхал всех людей в очереди. Перед стопроцентно больным Гарри ложился на брюхо, скрестив передние лапки — знак человеку, что перед ними больной раком. Врач, идущий рядом, внимательно наблюдал и записывал имя потенциального пациента. Дома Гарри выглядел подавленным, долго нюхал лавандовый шарик против моли, стремясь перебить из памяти запах больных людей. — Это просто ужасно, папа, — признался он. — Такое ощущение, словно они заживо гниют. Запахи испорченного мяса, грибов и просроченных дрожжей. А один человек пах залежалой тряпкой, сырой и начавшей подгнивать, кисло и тошнотворно. Северус с беспокойством заглянул в лицо сына — не слишком ли большую ношу он на себя взял? — и наткнулся на его упрямо-волевой взгляд. Так или иначе, но это вмешательство спасло немало жизней, когда врачи вовремя назначили лечение онкобольным. С возрастом Гарри всё больше походил на Лили, приобретал все явственные её черты: тонкие губы и нос, широкие, «ирландские», скулы, и только волосы, пожалуй, были поттеровскими — черные и лохматые. Но у него, у Северуса, они тоже черные, так что вопросов с этим в будущем быть не должно. Зрение у Гарри было очень хорошим, и очки, как отец, он так и не надел. Зажил и порез на лбу, от него теперь и шрама не осталось. Так, легонький восковой, едва заметный след, как это обычно бывает при нормально заживших ранах. А вообще у Гарри была просто изумительная регенерация: все порезы и ссадины невероятно быстро заживали, говоря буквально — как на собаке. Особенно после перекидывания: поцарапается случайно о гвоздь на заборе, посипит с минуту от боли, потом превратится в щенка, посидит, полижет ранку, и вуаля — у мальчика, вставшего на ноги, никаких ран, всё выглядит так, словно он неделю назад покоцался об забор. И засохшую коросту Гарри сдирал с пацанским нетерпением, безжалостно, ногтями. Характер Гарри выработал свой собственный — не похожий ни на чей. Упрямство и непослушание чудесным образом контрастировали с мягкостью и добротой, он мог быть твердым и упорным в одном и невероятно милым и уступчивым в другом. Если надо было, то свою точку зрения Гарри отстаивал с боем до полной победы, потому что не умел сдаваться. И при этом легко уступал правой стороне. Обычно правой стороной выступала Петунья, с которой Гарри нередко вступал в споры по поводу того, кто сегодня вынесет мусор или подметет комнаты. Если же тёте удавалось его переупрямить и настоять на своем, то Гарри справедливости ради впрягал в работу лентяя Дадли себе в помощь, а то нечестно, понимаете, он работает, веником машет, а Даддерс в гамаке пузо греет! Нирвана Дадли жестоко нарушалась, когда в его сладкую дрему врывался требовательный голос Гарри. — Эй, Дад! Бери вот этот мешок и оттащи его вон туда. Маршрут тебе известен. — Ты чего, Гарри? Никуда я в такую жару не пойду! В следующий миг на Дадли обрушивается холодный дождь. Приоткрыв глаза, мокрый Дадли внимательно смотрит вверх — над ним с самым зловещим видом стоит Гарри и сосредоточенно поливает его из садовой лейки. — Ну ты и гад… — цедит Дадли сквозь зубы. — Ага, — скорбно соглашается Гарри, продолжая поливать его водой, как грядку. — Ну не могу я работать в то время, когда ты тут на жаре таешь. Вставай, Дадли, подними свои окорока и помоги мне по дому. И как ни ленилось Дадли, но приходилось встать и помочь, потому что по опыту он знал — Гарри будет очень благодарен за помощь. А благодарность его дорогого стоила. Ведь Гарри мог стать любым зверем — только пожелай! С самого раннего детства, сколько себя помнил Дадли, его окружали лучшие гаррины воплощения: щенки, котята, кролики и пони. Что весьма помогло братьям завоевать себе почет и славу в первые дни обучения в школе-подготовишке. Однажды на уроке, посвященном домашним питомцам, подняли традиционный вопрос — у кого какой? Ну, детишки и расхвастались, тянут руки и пищат: — У меня голландский кролик! — А у меня собака, керн-терьер, зовут Джуди! — Хи-хи, терьер, а у меня доберман! — Это что! У моего дяди целая псарня с гончими и биглями! Семьдесят собак, что, съели?! Пока детишки кричат и завидуют друг дружке и соседу, Гарри быстро шепчет Дадли на ухо: — Скажи им, что у тебя есть пёс самой геройской породы — колли! О чем Дадли и басит с готовностью и обещает привести пса в школу. И на следующий день во время перемены вокруг него скачет весёлый рыжий щенок колли, породы действительно очень героической благодаря неувядаемой славе легендарной Лэсси. Живой щенок, ласковый и игривый, вносит что-то теплое в души детей, и они проникаются всеобщим доверием друг к другу, а совместные игры сближают их навеки. Щенка Дадли «приводит» только один раз, да больше и не требуется, дети подружились и вместе идут из класса в класс. С годами Гарри и Дадли постепенно познакомили друзей с разными щенками, котятами, кроликами и жеребятами. Все эти зверушки, как было замечено со временем, обладали какой-то необычной магией — они снимали усталость и боль, дарили облегчение и счастье и просто радовали своей бескорыстной любовью. Когда Дадли спросили, откуда у него все эти животные, он ответил, что они просто приходят к нему. Приходили они и к Гарри. Несколько раз на прогулках по городскому скверу Гарри подзывал к себе мелких обитателей парка — белок, бурундуков, также на его зов слетались птицы: сойки, малиновки, синицы… На загородных полях из зарослей кипрея к Гарри прибегали дикие кролики, неспешно подходили пони и олени и, к восторгу детей, позволяли себя гладить и принимали угощения с рук. Удивительного своего товарища ребята вскоре начали прозывать Повелителем зверей и не находили в том ничего странного. Потому что это детство, и оно должно быть немного загадочным… А дети верили в сказки, верят в чудеса и сами были в чем-то талантливы: кто-то очень хорошо пел, кто-то рисовал, а кто-то танцевал божественно. И из бумаги все умели делать всё. Конечно, хорошую игрушку можно купить в магазине, но если включить голову и приложить к делу умелые руки, то созданной игрушкой из дощечки с ниточкой куда круче играется. Проверено многими поколениями детей. И порхают над высокими травами зеленые воздушные феи, сплетенные из травинок и одуванчиков, с крылышками из прозрачных кукурузных листиков. С легким шорохом, вращаясь и сверкая на солнце тонкими лопастями, взлетывают в синее небо вертушки и звездочки, сделанные из бумаги, картона и жестяных банок. А вот со стрекотом улетает ввысь «вертолетик», раскрученный и запущенный из самодельной пращи — моторчика. А в месяц ветров со всех крыш взмывают в небо за облаками воздушные змеи с хвостами из мочала. И звенят вслед им звонкие голоса их создателей: Гарри Эванса, Дадли Дурсля, Джейсона Гордона, Пирса Полкисса, Дика Малькольма, Криса Денниса, Джины Адамс, Марты Миллс и прочих ребят, дружба с которыми прошла сквозь годы, крепкая и верная. Эти ребята, мальчишки и девчонки с Тисовой, Заречной и улицы Магнолий, оказались в одном классе начальной школы и втайне надеялись проучиться вместе до одиннадцати лет, потому что потом их ожидала неизбежная разлука, из-за которой учеников разбросают по средним и старшим школам. Кто-то уедет в Смелтинг, кто-то в Итон, Хай Камеронс, и Вукомб Эбби, пансион для девочек… Звонко стучали подошвы о старый асфальт — Пирс летел на всех парусах, за спиной в рюкзаке булькали и стукались друг о дружку две полуторалитровые бутыли имбирного лимонада и вихрились следом клочья потревоженного тумана. Эти бутыли Пирс честно нес ребятам, дожидающимся его у перелаза на поля фермера Гросса. Ну вот и старая каменная изгородь с перелазом! Пирс ускоряется, счастливый от предстоящей встречи с друзьями. Его уже видят и радостно машут издалека. Рывок, другой, и Пирс на дороге. И тут мир замирает в ужасе: из тиши утреннего тумана, словно призрак, вылетает легковая машина — кроваво-красная, она врезается щелястым радиатором в колени спешащего мальчика. Тело Пирса, тоненькое и легкое, взлетает ввысь, как самодельный вертолетик, и падает на дорогу сломанной марионеткой. С треском лопаются раздавленные колесами бутылки с лимонадом, оставляя оранжевое пятно, шипучее и пенистое. А водитель — трусливый лихач — позорно сбегает с места катастрофы, он не видит ребят, видит лишь пустынное шоссе, туман и раннее утро, и поэтому убегает. Уезжает прочь, даже не подумав оказать помощь ребёнку. Потрясенные дети пересекли поле и сгрудились вокруг Пирса. Они растеряны, не знают, что делать. Гордон истошно кричит вслед давно исчезнувшей машине: — Вернись, падла-а-а!!! Его вопль приводит в чувство Гарри, и он поспешно падает на колени рядом с Пирсом, переломанным и… живым. Его руки начинают светиться. Гарри проводит пылающими ладонями вдоль по телу — от головы к плечам, потом над руками, вдоль живота, ног, поломанных и выпачканных в пыли. Свет из ладоней струится ярче и как бы вливается в мальчика, распростертого на дороге. Его надо много, очень много, Гарри напрягается, буквально выжимает из себя всю магию, без остатка — только живи, Пирс, не умирай! Свет льется уже потоком, тело закутано практически в световой кокон, целиком, от макушки до пят. Стоят неподвижно дети, прижав руки к груди, и отчаянно молят о том, что и Гарри. Живи, Пирс, только живи! Их вера, детская магия, тоже включается в процесс — придает силы Гарри, маленькому целителю. — Ух ты… — едва слышный шепот чувствуется в тишине. Это шепчет Пирс, открывший глаза. — Ребят, а я не понял, меня что, бык мистера Гросса лягнул? Он не на привязи?.. Облегченно ревут девочки, повиснув друг на дружке, остальные очумело улыбаются, глядя на целого и невредимого Пирса. Гарри умученно кивнул: — Ага, бык. Пьяный. Вопросов никто не задает, дети знают, что Гарри — волшебник. Это тоже одна из радостей детства — верить в волшебство. И была самая пора для этого — девять с половиной лет. Северусу Гарри рассказал всё без утайки, разве можно что-то скрыть от отца-мага? А однажды в городе узнал машину с ТЕМ водителем и тут же без раздумий указал на него. И Северус очень постарался упечь лихача в тюрьму на пожизненное, несмотря на все его голубые плазмы, титулы и толстые кошельки папы-чиновника. Такие твари не должны безнаказанно разъезжать по дорогам и давить колесами детей…