Три – вариант нормы

Эти стены его уже не раздражали. Бежевый оттенок обоев и белая панель по всему периметру, картина хвойного леса в темной коричневой раме и белые диваны, как назло иногда заляпанные мерзкой жижей – в такой комнате у Торна проходили обязательные сеансы психотерапии, о которых Офелия деликатно умолчала. Хотя, быть может, и сама не знала. Тем не менее сто девяносто шесть дней он провел в окружении незнакомых людей, пытающихся ему "помочь". Он терпел их лишь потому, что те не касались чересчур много, а также помогали, но вот психотерапию он не воспринимал до того момента, пока не понял, что если не будут засчитаны все виды процедур, он это место не покинет даже будучи полностью здоровым физически. И Торн принял. Каждую неделю он встречался с милой на вид женщиной, очень проницательной, она знала о его жизни почти все, и он не имел никаких сомнений в том, откуда она о нем столько узнала: Центр имел связь с родней. Вот уж ловушка. И вот, очередной день, когда он сидел напротив женщины в белом халате. Она вежливо, не лицемерно улыбалась и держала на коленях черный блокнот. – Сейчас я повторю тот же вопрос, что и в первую нашу встречу, – строгим тоном сказала она, зная, что Торну омерзителен успокаивающий голос. Все, кроме одного. – Каково ваше отношение к насилию? – Омерзительны любые его проявления, включая и совершенные в собственных целях, – роботизированно ответил Торн. Сидел он на белом диване расслабленно, не сгибал спину в знак вопроса, как в первый раз. Как ни странно, эта женщина внушала доверие и ему было с ней комфортно, что удивляло каждый день. В этом мире найдутся единицы, к кому Торн мог не испытывать враждебность. Женщина улыбнулась ему с добротой. – Приятно слышать, что с принятием собственных пороков, как вы выразились, вы можете объективно оценивать свои поступки. Теперь я могу задать новый вопрос: как вы бы отнеслись к насилию, если оно станет единственным спасением тех, кого вы любите? – Без раздумий его применю. Женщина повела плечами. – И вас не будет гложить вина за убийство или причинение вреда другому человеку? – Вероятно в будущем, но вина за неспособность уберечь близкого еще сильнее. Она склонилась над своим блокнотом и что-то записала. Торну было безразлично на то, что же она о нем запишет, лгать он ей не собирался. Если хоть кто-то тронет Офелию против ее воли, он без раздумий с ним расправится. – В прошлый раз вы не ответили мне на вопрос, почему не отказались от предложения, а поехали, если не терпите помощи? Женщина уставилась на него, приподняв брови и ожидая ответа. Порой ее мимика все же немного раздражала, но использовать ее во время сеансов с Торном она стала лишь после видимого результата его основной проблемы. Он вздохнул, опустив глаза на грубые ботинки на идеальной шнуровке. – Я переступил черту и понял, что когти выше моих сил и ни я, ни кто-либо еще не может мне помочь, помимо профессионалов. К тому же, после съезда мне особо нечего было терять. Она кивнула и вновь что-то записала. Он не знал, что бы подумал на его месте кто-то другой, счел бы эту девушку красивой или нет. Понятие красота для него было почти недосягаемо, но вот что он чувствовал тонко, так это профессионализм, и эта девушка оказалась с весьма высоким уровнем, будучи очень молодой. Щелкнув ручкой, она подняла голову и вновь вернулась к разговору, вежливо улыбнувшись. – Мой опыт говорит мне многое, потому что я повидала существенное количество людей с разной судьбой. И вы не один, не первый и уж точно не последний, кто идет к нам, утратив надежду. И для вас не секрет, откуда мы берем информацию, так? – Верно. – Тогда скажите, как вы планируете дальше строить общение с вашей теткой – мадам Беренильдой. Нам известно, что она заменила вам обоих родителей, а потому очень дорога и вы ей весьма благодарны. Неужели так и закончите? Торн стиснул зубы, вспомнив Беренильду окровавленной и бессознательной, лежащей у ножки стола. Три царапины он оставил на ее груди и лишь благодаря вовремя подоспевшей Офелии она осталась жива. Когти не смогли нанести столь же глубокие раны, какие успели оставить на после Пломбора. – Я еще не думал об этом, – коротко и обтекаемо ответил Торн, не смотря в глаза собеседнице. – Самое время начать, – сказала она и положила локти поверх листа. – Вам так или иначе придется с ней увидеться, ибо она знает где вы и чем занимаетесь. Какой, на ваш взгляд, оптимальный вариант? Он поднял глаза на девушку, слегка удивившись. Ему казалось, она предложит варианты, ибо если вариантов нет – ни один из них не оптимальный. Однако она ждала ответа и мимикой лица это отчетливо показывала. – Не вспоминать об этом? – спросил Торн больше риторически. Девушка недовольно повернула голову в сторону и с долей осуждения на него воззрилась. – Будь так, рассмотрим гипотетическую ситуацию, при которой вас ранит, скажем, жена. Вы предпочтете молчать об инциденте всю оставшуюся жизнь или же решить проблему? Торн лишь пожал плечами. – В диаметрально противоположной ситуации, случившейся почти три года назад, ситуация обсуждению не подлежала. Ее выражение лица сменилось, подведенные брови взметнулись вверх, а глаза блеснули интересом. – Вот как. Расскажите об этом. Торн незаметно скривил губы. Вспомнить ту ссору у Мемориала и не изойтись гневом на самого себя давалось ему с трудом всякий раз, когда приходилось вспоминать этот постыдный момент. Но он уже знал: на вопрос психотерапевта так или иначе отвечают. Если не сейчас, так позже. – Почти три года назад на Вавилоне я шел на важное собрание, – вздохнул он. – Тогда я был несколько зол и разочарован в ней, а потому разговор обрел нежелательный оборот очень скоро, а времени не было на выяснения отношений. Она тогда не знала о потере контроля и схватилась, посему я и позволил когтям ей навредить. Девушка лишь ухмыльнулась. – Если вы это не обсуждали, как же она догадалась? – ехидно подметила она. – Так или иначе обсуждение имело место быть. К слову, Торн, я могу сказать, что вы делаете успехи. Торн чуть нахмурил брови и застыл в ожидании объяснения. – Вы сказали не "позволил себе", а "позволил когтям". Меня радует, что вы больше не разделяете себя и когти, но отдаете себе отчет в том, кто нападал все это время. Торн и вправду удивился: он сказал так бездумно, не подбирая слова. Это означало, что он на подсознательном уровне перестал считать себя виновным во всех деяниях когтей, даже в том инциденте с Офелией. Но почему он до сих пор винил себя за случившееся с Беренильдой? – Я задам вам лишь один вопрос, – продолжила женщина. – В момент удара вы видели вашу жену? Видели рану, нанесенную ей? – Нет. Она кивнула, легко ударив по бумагам на планшете. – Вот поэтому вы вините себя. Когда ваши когти ранили жену, вы не увидели результата, не знали, что за страх могут они нанести, а после лицезрения этого вы стали себя винить. Видите ли, если бы вы могли отделить от себя когти и увидеть их в человеческом облике, вы бы не были так категоричны к себе. Но они – часть вас. Теперь уже подконтрольная, а в том, что мы не можем контролировать, нашей вины нет. Вашей вины ни в одном из деяний нет, если вы их учинили не по своей воле, – она на секунду глянула на бумаги и вновь посмотрела на Торна. – Я знаю, о каком возможном решении проблемы вы подумали: извинение. Так? Торн кивнул. – Вопрос: за что? – продолжила она. – Когда человек извиняется, ему есть, за что. За что вы собираетесь перед ней извиниться? Торн чуть отсел назад, ощущая, что затекли ноги, и со вздохом глянул на девушку. – Ни за что. Девушка кивнула. – Тогда извинение – не ваш выход. Запомните: прежде, чем просить прощения, нужно осознавать свою вину в первую очередь, иначе извинения будет либо похоже на полное безразличие к содеянному, что конечно не ваша ситуация, но имеет место быть. А второе, это весьма тягостная попытка взять вину на себя. Как ни крути, людей будет это отталкивать, даже близких. Люди любят тех, кто отдает отчет в своих действиях и берет ответственность именно за них, а остальное их не должно касаться. Ваша вина может состоять в несвоевременном обращении к специалистам, но никак не в самом факте убийства или попытки убийства. А вот извинение за несвоевременное обращение вы должны принести лишь себе. Торн нечасто слушал людей внимательно и заинтересованно, зная, что все равно запомнит каждое слово, но эту женщину все лето слушал не отвлекаясь. Он и не подозревал, насколько важной и полезной могла оказаться ее работа и как она в действительности ему помогла. Не теряя времени зря, девушка вновь обратилась к своим бумагам. – Закончим на сегодня с насилием и когтями и поговорим о более насущных вопросах как с человеком, готовым совсем скоро покинуть нас абсолютно здоровым: вы не планируете возвращаться в интендантство, так? Торн скривился. – Верно. – Вы уже думали, чем будете заниматься? Ожидая от Торна протокольного ответа, зная, что он всегда все планировал заранее, девушка оказалась удивлена: он медленно покачал головой. – Нет. Она опять улыбнулась. Неужели ее эта ситуация забавляла? Все же Торн отдавал себе отчет в том, что его еще бесят постоянные улыбки по поводу и без. – Тогда такой вопрос: когда вы чувствовали себя максимально комфортно и счастливо? Чем вы в это время занимались? Торн отвел взгляд к окну и тут же увидел группу маленьких детей, работающих со специалистами помоложе. Выглядели они по-разному, но все были одеты в одинаковую форму для Центра: темные зеленые штаны и светлый верх, в выборе которого всегда давали свободу. Дети с Анимы больше носили рубахи из необработанного льна, мальчики и девочки с Весперала выбирали майки, а вот Гелиополис делал выбор в пользу легких кофт с длинным рукавом из шелка, самые просторные и на вид недорогие. Торна уже не удивляло разнообразие культуры даже в одежде, пусть глобальная интеграция и свалилась на него как снег на голову в августе. Не забыв вопрос девушки, он отвернулся от окна и едва заметно улыбнулся, наконец припомнив то редкое время, когда удавалось побыть счастливым. – Вавилон, – коротко ответил он. – Тогда я занимался важным расследованием вместе с ней. Девушка прикрыла глаза и взмахнула руками. – Ну вот мы и пришли к тому, что вам нравится. Совсем скоро вы с ней встретитесь, а потому половина дела уже будет сделана, – она опять вздохнула, как всегда делала перед новым важным наставлением. – Торн, строить свою жизнь так, как хочется вам двоим абсолютно не странно, даже если в эти планы не входят близкие, друзья и так далее. Самое главное, чтобы вам было комфортно. Жизнь одна и она стоит того, чтобы ее потратить на себя. В вашем случае на себя и вашу жену. И я более чем уверена, что вы справитесь. Все сильные люди справляются. Торн молчал, показывая свою заинтересованность и готовность слушать дальше. За полгода работы с ним женщина уже изучила весь его язык тела и знала, что какой жест означал. – Я заметила еще одну важную вещь о вас: вы очень цените свою жену. Офелия, если я правильно запомнила? – Да. – Офелия. Она очень часто фигурирует во многих наших разговорах, но детально вы мне о ней никогда не рассказывали. Предлагаю сделать это сейчас, расскажите об Офелии. Как она выглядит, какая по характеру и почему она стала для вас таким близким человеком, если, как вы сами говорили, близко к себе никогда никого не подпускали. Торн глубоко вздохнул, качая головой. – Есть вариант оставить этот вопрос? – спросил он. – Надеюсь, вы меня поймете, если я скажу, что не имею желания обсуждать свой брак с кем-то кроме жены. Девушка молчала, стуча ручкой по планшету. Она думала, стоит ли выкинуть из его характеристики этот аспект, но все же досадно вздохнула. – Придется довольствоваться дамскими романами… – нарочито всхлипнула она и утерла воображаемую слезу. – Но я вас понимаю. Думаю, в силу вашего характера я могу опустить этот момент, – девушка отложила свой планшет. – Что я могу сказать, господин Торн. Вашу терапию вполне можно считать успешной и завершенной, а потому я вас отпускаю и прошу дать пару дней на подготовку всех документов. И лично благодарю вас за значительное обогащение моего портфолио.

* * *

По ту сторону зеркала его ждала приятная тихая река, протекающая по территории Центра прямо в столицу Гелиополиса. В некоторых участках реку и течение оснастили своими приборами, настилами и спасательной будкой, так как реку тоже используют в отдельных методах терапии. На ее берегах росла короткая уже желтеющая трава и пара ив, касающихся ветвями воды. Торн вышел из высокого зеркала на внешней стене уборной. Центр Гелиополиса позаботился о проходящих сквозь зеркала и повесил их в удобных местах в относительной близости друг к другу, не исключая и тренировок на них. Торн в первый же день запомнил их расписание и, чтобы не мешать в основном детям заниматься, ходил в перерывах как сейчас. В это время у всех должен быть обед в столовой, но он часто его пропускал. Торн всю жизнь мало ощущал голод и не нуждался в обеде, приходил лишь на завтрак и ужин. Хотя Гектор не раз говорил, что обед там превосходный. Торн шел по дорожке из каменной плиты вдоль реки, наблюдая за тренировкой граждан Зефира: подростки спускали на воду деревянные кораблики против течения, их задачей было направить поток ветра таким образом, чтобы развернуть кораблик и размеренно плыть, не зависеть от течения, довольно сильного для столь маленьких габаритов судна. За все время здесь Торн не раз ловил себя на мысли, что ему нравится наблюдать за тренировками детей, хотя на Полюсе он был глубоко убежден, что маленькие люди ему противны. Торн ошибся: люди с Полюса были ему противны, а не дети, дети оказались лишь легкой мишенью, на самом деле они весьма любознательны, а постарше так вообще очень хорошие слушатели. И самое странное во всех этих людях, в том числе и во взрослых здесь, это полное отсутствие страха перед Торном. Никто его не боялся, ни его шрамов, ни когда он вынужденно поделился недугом за ужином. Казалось, на Полюсе и Вавилоне было одно общество, а на Гелиополисе совершенно другое. Дети спокойно рядом с ним пробегали и послушно не касались, однажды мальчик с Весперала продемонстрировал ему свои результаты и его это не рассердило. Шагая вперед, Торн угрюмо нахмурился, абсолютно не понимая, что с ним случилось за эти полгода и почему он перестал так много злиться. В разлуке с Офелией на Вавилоне такого не было, значит, проблема не в отсутствии Офелии. Несмотря на устрашающие мысли, Торн все еще оставался человеком математического и адски строгого склада ума, а потому брал в счет все возможные расклады. Тогда на Вавилоне Торн старался держать себя в руках из-за когтей, но раздражение никуда не девалось. Отягощение судьбой мира и поисками Бога… Торн всегда был обременен, всегда и везде вплоть до соединения последнего разрыва, когда схватив руку Офелии ощутил легкость и свободу. Бремя вернуть миру игральные кости сделало его злым, бдительным и зачастую параноидальным человеком. Теперь ни этого, ни даже мешающих нормальной жизни когтей нет. Странно, – пронеслось в голове у Торна. – Неужели тут и вправду может быть так называемый "хороший конец". По статистике шанс возникновения маловероятных событий низок, но он не равен нулю. Как занимательно: кости дали ему сумму двенадцать. – Вот ты где! Торн остановился посреди дороги и обернулся на незнакомый голос. Девочка лет четырнадцати в одежде Ситэ выбежала из-за угла по направлению к нему. Он повернулся к ней и дождался, пока низкорослая она добежит до него короткими ножками и отдышится. В ее руке находилось много веревочек ярких цветов, косичка опустилась на плечо и прилипла к шее, а плечи блестели на солнце от пота: еще бы, столовая-то далековато отсюда. Девочка выпрямилась, сделала глубокий вдох и дружелюбно улыбнулась. – Прости, я знаю, ты необщительный и не ходишь на обеды, но мне нужна помощь, – она раскрыла руку с веревочными браслетами. – Подруга сказала, мне ни за что не продать тебе один из них, а я знаю, на людях такое у ребенка купить не многим хочется, поэтому, прошу, можешь купить его у меня и поносить до вечера? Торн нахмурился, глядя на веревочки и умоляющие глаза девочки, что ему даже стало жалко ее обижать. Она явно старалась, когда плела браслеты. – С подругой спор, я полагаю? – догадался Торн. – На что спорили? Девочка хитро улыбнулась. – Проигравший становится рабом победителя на один день, – сказала она и протянула ему одну в трех цветах. – Купишь? Торн выставил ладони. – За что? Девочка поняла, что он без гроша в кармане, а потому кивнула вверх и в сторону к одному из деревьев, на сей раз то оказалась черешня. Торн посмотрел туда и заметил, что она указывала на гроздь сочных ягод, куда и его рост едва позволял достать. – Говорят, самые вкусные наверху под солнцем, – намекнула она. Торн сделал широкий шаг вперед, оказался рядом с девочкой прямо над гроздью и потянулся туда рукой. Широкая рубашка впервые пришлась очень к месту и позволила ему вытянуть руку на максимум и схватить ягоды. Сорвав столько, что едва вмешалось в его-то ладонь, Торн протянул девочке бордовую черешню, мягкую и сочную. Девочка положила в карман штанов все браслеты, кроме одного, и взяла ягоды двумя руками. Парой пальцев она протянула ему веревочку, Торн ее взял. – Спасибо! – поблагодарила девочка и побежала обратно под взгляд Торна. Вот уж новое совпадение: взглянув на браслет, он понял, что выполнен тот не просто в трех цветах, а в цветах шарфа Офелии. Конечно, эти цвета встречаются довольно часто и совсем не редкие, но менее значимым теперь для него браслет не стал.