Темнота

Мы опять досидели до поздна. Мне нужно подняться в свой кабинет за вещами и восторженно вздохнуть в пустоте кабинета. Неожиданно, даже для самой себя, говорю: – Я хочу посидеть пару минут в тишине темного 24го. Подождёте? Ты удивлённо на меня смотришь. – Знаете, своего рода романтика и умиротворенность, – неуверенно произношу я. Кажется, тебя такой ответ устраивает, и ты киваешь мне, мол, что мне с тобой сделать, подожду. – Мне подняться с тобой или ждать здесь? Лёгкий ступор от вопроса заставляет меня перестать собирать вещи. В самом деле, если бы это сказала не ты, я бы точно попросила оставить меня наедине. Но от чего-то мне хочется тебе показать и объяснить, что я чувствую, когда нахожусь там в темное время суток. – Если Вас не затруднит и Вы этого хотите. Ты лёгким движением закидываешь шарф на плечи и выплываешь из лаборантской. Мы идем почти рука об руку, и меня не покидает странное чувство интимности и важности происходящего. Аж хочется взять тебя за руку, но я не глупая, только украдкой смотрю на тебя, пока мы поднимаемся. Два поворота ключа, запах теплого и книжного кабинета. Шторы среднего окна открыты, в них виден пришкольный участок и луна. Кабинет выглядит успокоенным и уставшим без школьников. Он набирает силы в будущий день, впитывая лунный свет и тишину. Время и воздух здесь будто застыли. – Действительно, в этом есть что-то романтичное. Садишься за третью парту, я сажусь на. Беззаботно болтаю ногами, крепко вцепившись в край парты. Ты и правда со мной? Решила потратить 10 минут своего времени, чтобы просто посидеть со мной вот так? Разворачиваю голову к тебе. Ты всё это время смотрела на меня. Будь другое время суток, другой человек, другая я, давно бы смутилась и вновь перевела бы взгляд в окно. Но в этот момент смотреть на тебя, в твои поблескивающие глаза - самая правильная вещь на свете. Протягиваешь свою руку, которую я благоговейно сжимаю, переминая костяшки. Прочерчиваю линию по сухожилиям, сжимаю косточки и переворачиваю руку ладонью вверх. У меня слабость к женским запястьям. Неимоверная и неизлечимая. Взглядом спрашиваю разрешения. Ты слегка киваешь, немного озадаченная моими действиями. Целую вены на запястье. Невозможно, аккуратно, едва касаясь губами. Где-то под тонким слоем кожи мерно бьётся пульс, а кожа неимоверно мягкая, теплая. Так правильно. Так и должно быть. – Луна сегодня красива не так ли? – чуть поддеваешь указательным мой подборок, когда моё сердце падает вниз. Опомнившись, понимаю - ты не знаешь значения этой фразы. Не можешь знать. Ты не настолько жестока, чтобы играть с моими чувствами. – Настолько красивая, что умереть можно. И вновь глаза в глаза. – Прочитай мне что-нибудь из своего. Мне нравится слушать тебя. Следующие пару минут я несмелым шепотом (боясь остановить перезарядку кабинета тишиной) зачитываю стихотворения. Достаточно спокойно, будто внутри меня не происходит настоящая буря. Что я делаю? Что МЫ делаем? Однако, ты меня не останавливаешь, я просто начинаю говорить про жизнь. Говорю-говорю-говорю, словно так наши десять минут не закончатся и мне не нужно будет тебя отдавать. Но все таки время идёт, я соскальзываю со стола, опираясь поясницей в подоконник. Вновь смотрю на тебя. Ты медленно поднимаешься, заглядывая прямо в глаза. Парализуешь. И знаешь, что это делаешь. С минуту нашего молчаливого зрительного контакта, я смущенно отвожу глаза. Тело подводит, не слушается. – Всё-таки поговорка на японском звучит более интимно, не так ли? И тогда мой мир рухнул.