Lost in the city of Angels

Тишина в номере означает, что Луи один, что Найл не пришел играть в FIFA, что Лиам не утащил его в очередной клуб, что Зейн не забрал его с собой покурить, как они теперь часто делают. Хорошо, что в комнатах тут везде пожарная сигнализация - они хотя бы не курят внутри. Зато выходят куда-то на задние лестницы, во дворы, за автобусами, и курят, и о чем-то говорят, и кажется, что у них какие-то свои, собственные секреты, к которым нет доступа никому. Впрочем, так оно и есть, наверное. Дни в Лос-Анджелесе выдались солнечными, но не слишком жаркими, а к вечеру поднимался такой ветер, что не обойтись было и без толстовки или хотя бы рубашки, поверх футболки. Калифорния всегда славилась своим буйным нравом и непокорным климатом. Наверное, она рада их видеть. Хотя вероятнее всего, это вовсе не из-за них. Из спальни видно мягкий свет - наверное, лампа над кроватью, - значит, Луи еще не спит. Значит, у них есть еще какое-то время, чтобы просто побыть вместе, вдвоем, где никто не видит и не знает. Наверное, даже если ему прикажут, привяжут, он все равно не сможет возвращаться в свой отдельный номер, туда, где нет Луи. Только к нему, в большую кровать, под тонкое одеяло и в теплые объятия. - Не спишь? - хрипло выдыхает Гарри, чуть улыбаясь, глядя как мягко подсвечивает желтоватое освещение черты лица Томлинсона. - Нет. Ждал тебя. Как отдохнул? - отрывается тот от планшета, слегка приподнимает уголки губ. Скучал, по глазам видно, что облегчение накрывает его - после стольких лет все еще иногда боится, что Гарри потеряется, или попадет не туда, или фанатки все же доберутся до него. - Хорошо, - Гарри стаскивает с себя рубашку, складывает кольца на тумбочку, и приподнимает бровь: - Бен передает привет, сказал, что очень расстроен, что ты даже не поздоровался. Криста, кстати, тоже. Помнишь ее? Луи хмурится, пытаясь выловить из глубин памяти соответствующее имени лицо, но ничего не выходит, и он сдается, пожимая плечами и отрицательно качая головой. - Та, что в прошлый раз утащила тебя в каморку? - закусывает нижнюю губу Гарри, а в глазах играют смешинки. Тогда было не до смеха, зато вспоминать это забавно. Какая ревность тогда его обуревала, да что уж говорить, он чуть было не разнес дом - силенок маловато, конечно, но все же - когда узнал, что какая-то баба клеилась к Луи, а теперь они пропали. - Мы разговаривали, да, а ты бесился, тебе мерещились калейдоскопы в зеркальных шарах, и я с огромным трудом довез тебя до дома, потому что ты трижды вываливался на улицу и порывался расцеловать прохожих, - фыркает Луи, и тут же его выражение лица теряет свою безмятежность. - Гарри? - Мм? - из одежды на парне уже только трусы, и он быстро жует Сникерс, откусывая слишком большие куски. - Ты что, курил? - глаза Луи сужаются, он весь собирается, словно хищник, что готовится к атаке. - Куришь у нас ты, - отбривает Стайлс, но не слишком уверенно. Он знает, что за ним нет никакой вины, но иногда это не спасает. - Ты знаешь, о чем я, - почти шипит Томлинсон, и Гарри знает. После того раза, они курили еще, всей группой. Луи пришлось потом его отмывать, тащить домой и промывать раны - потому что каким-то образом он сбежал и попал в "черный квартал", и смотрелся там в высшей степени органично, в своих нет-это-не-леггинсы джинсах и облегающей белой футболке. Чуть позже к этому добавились легкие галлюцинации, а затем он молча уполз в туалет и обнимал фаянсовые холодные края унитаза почти час, мутным страдальческим взглядом обводя сверкающий вокруг кафель и сообщая, что еще один дракончик погиб. Что и говорить, что до этого он попытался убедить Луи, что все они находятся в состоянии невесомости. Доказать он хотел с помощью прыжка вниз, с балкона. Что такое двадцать шестой этаж для человека, который умеет летать? Утром Луи взял клятвенное заверение с Гарри, что он больше никогда в жизни не будет курить или употреблять что-либо еще. После этих не самых лучших часов в жизни, это было легко. Впрочем, один раз он чуть не нарушил обещание, уже взял в руки зажигалку, но тут телефон завибрировал - и сообщение от Луи вернуло его в реальность. Нет. Больше никогда он не хотел и не думал даже пробовать, о чем знали они оба. - И это тоже куришь у нас ты, - сухо парирует Гарри, и это тоже правда - на Томлинсона травка действует лишь чуть расслабляюще, он становится мягким и податливым, и очень просто вить из него веревки. Впрочем, Луи не позволяет Гарри даже находиться рядом с ними, когда они с Зейном курят в туравтобусе - ему-то хватит. - Я не о себе сейчас. Ты курил с ними? - Нет, я уже сказал, - пожимает плечами Стайлс - он чист, и даже если Луи захочет сделать тест на наркотики, он все равно будет прав. - А теперь правду, Гарри? Я услышал запах травки еще когда ты переступил порог, - когда Луи злится, его глаза практически превращаются в щелочки - почти как когда он смеется, только в сотни раз страшнее, - скулы выдаются сильнее, а ноздри раздуваются. - Я уже сказал. И моя совесть чиста, - Гарри разворачивается, чтобы уйти в душ, но Луи останавливает, хватая за запястье. - Что? Я хочу, чтобы мое тело тоже было чистым. Можно? - Прости. Я не должен был на тебя давить, - Луи поглаживает большим пальцем нежную кожу на внутренней стороне запястья, притягивает к себе и невесомо целует. - Вот теперь иди. Гарри улыбается, когда выходит из комнаты. Он всегда слишком долго находится в душе, но сегодня хочется побыстрее в кровать, туда, к Луи, так что он даже не вытирается, и выходит из ванной, распахивая дверь, чтобы удивить своего парня неожиданным появлением. Вот только вместо этого он сам его удивляет. Гарри наблюдает, как, нагнувшись, Томлинсон роется в карманах его джинсов, просматривает кошелек, в поисках... понятно чего. Кажется, этот шум в ушах - биение его сердца. Он не доверяет. Он не доверяет ему, а ведь Гарри даже никогда не давал повода. И снова, и снова накатывают душные волны паники, воспоминаний, как Луи ревновал его ко всем подругам, как не доверял, как контролировал... Причем, он делал это за глаза. Через друзей. Через знакомых. Через... Как теперь оказывается, он еще и роется в его вещах. Потому что не верит - и извинялся лишь... чтобы попробовать его губы? Нет ли привкуса травки? Господи. Каким чудом Гарри натягивает на себя первую попавшуюся одежду, что видит в ванной - кажется, старые шорты Луи и чья-то футболка, - и выскальзывает из номера, через коридор, на черный выход, чтобы уйти, скрыться, забыться, он не понимает. Почему-то это самое недоверие ранит больше всего. На улице темно - еще бы, начало первого ночи, но огни горят все так же ярко, окутывая здания в яркие конфетные обертки фальшивого счастья. Ночью все или очень счастливы - или безумно несчастны. У ночи не бывает полумер. Гарри понимает, что замерз, когда дует холодный ветер с океана - его волосы все так же мокрые, после душа, тонкая футболка ничерта не греет, а босые - черт, босые! - ноги противно холодит шершавый асфальт. В этот момент нестерпимо хочется курить, хотя он и не курит, но до смерти, до последнего цента за сигарету. И весь мир против него. "Молодой человек, могу я увидеть ваши документы?" - да, продавец, конечно же, не может не усомниться в его возрасте, не может просто взять и продать эти чертовы сигареты. Конечно, откуда у него айди с собой, если он и деньги-то случайно в кармане шорт нашел - бумажник-то он оставил дома. Вернее, в руках Луи. Чертов Луи. Почему все считают его ребенком, почему всем можно, а ему нельзя? Откуда эти дурацкие правила? Почему все могут делать что хотят, а Гарри - нет, Гарри под прицелом объективов. Почему, откуда эта дурацкая идея, кто решил, что он будет за всех? Обнимая колени, Гарри даже не думает, что его может кто-то узнать или найти - в Лос-Анжелесе так легко потеряться и так просто оставаться незамеченным - никому нет никакого дела. И это прекрасно. Потому что ветер продувает насквозь, сам он постепенно примерзает к лавочке, а вдалеке виднеется океан. Это - все, чего он хотел так долго. Все, чего он добился. Все, чего он добился - абсолютное, тотальное недоверие от человека, ради которого он готов на все, что уж говорить о том, чтобы просто сдержать обещание. А еще репутации, из-за которой сам себя ненавидит. И ни крохи свободы, лишь короткое расстояние между строчками на белом листе, где прописаны его планы на следующие несколько лет. Он тихо проскальзывает обратно в номер, чтобы обнаружить Луи сидящим на полу. - Где ты был? Ты понимаешь, что я чуть не сошел с ума? Где?... - он замолкает, когда смотрит, как Гарри осторожно смывает грязь с ног, прямо в раковине, выходит, не вытерев ног, и зарывается под одеяло. - Что случилось? Гарри закрывает глаза, пытаясь прислушаться к своему сердцу, но оно ничего не говорит. Он знает точно только одно - возможно, уже завтра он сможет разговаривать с Луи, как и всегда. Он надеется на это. Потому что ему все еще больно, потому что он все так же не понимает, глупо, по-детски, в чем виноват, и потому, что он потерян. Он не понимает, почему Луи не верит. Он не понимает, почему тот еще и врет. Он любит, но он слишком устал, и ему слишком больно. Он лишь надеется, что все пройдет. Разве это слишком много?