«ты забыл апельсины, Попов Арсений»
Арсений улыбается, потому что хочет улыбаться. Уставшая улыбка после дневного сна. Он испытал слишком много всего, а потом ещё и добирался до дома на метро, а там людей — тьма. Арсений устал, вспотел и ему хотелось спать, что он и сделал после прохладного душа. Квартира казалась такой одинокой, что хотелось обратно в тот двор. Попов совсем не против посидеть с бабушками на улице около подъезда. Он даже позволил себе помечтать. А потом уснул. И проснулся два часа назад. Всё это время он залипал в телевизор, но особо там ничего нормального не показывали. Посмотрел парочку выпусков «Слепая» по ТВ-3. Но это так — на фоне.«может, в следующий раз, а сейчас пора спать, поэтому — спокойной ночи, Антон Андреевич»
Арсений смотрит в экран и понимает, что начальник так и подписан. Начальник. Это как-то не так. Что-то не нравится ему в этом прозвище. Поэтому Арсений усиленно думает над тем, как «обозвать» Антона Андреевича в своей телефонной книге. И придумывает. Сразу же после следующего сообщения начальника.«спасибо за борщ, но больше не нужно, Попов. если я тебя не приглашаю, ты не приходишь, ферштейн?»
Он быстро печатает ответ. В своём стиле.«я бы ответил по-немецки, но это слишком банально. Вы ответили так, будто собираетесь пригласить когда-нибудь?»
И контакт под скромным именем «муж» начинает печатать в ответ. Нет, ну борщ он уже ему приготовил. Ох, если бы Антон Андреевич только знал об этом прозвище, но он не узнает, если только не увидит нечаянно. Интересно, как он у него записан? Просто Арсений? Или колкое — Попов?«я ответил так, будто не буду приглашать никогда. спи, Попов. ты уже посмотрел «спокойной ночи, малыши?». детям в такое время нужно ложиться спать!»
Арсений берёт курс на сбитую колею существования Шастуна. Поэтому пишет ответ с двойным дном.«малыш идёт спать, Антон Андреевич»
Злобно похихикать, но быстро взять себя в руки, потому что «ты взрослый человек, Арсений, отставить!», встать с кровати, ещё раз злобно похихикать, потому что «да какая разница, сколько мне лет? для злобного хихиканья возраста не существует!» и пойти пить кофе. Свой. А не тот, который на работе. Оставляющий привкус горечи на языке. Неприятные ощущения. Спать сегодня Арсений обязательно будет, только позже. Он жалеет, что поспал в обед, но жара сломила его. В планах пойти куда-нибудь с Эдуардом, но предложений пока не поступало. Муж на сообщение не ответил, значит, точно подавился своей же слюной, если, конечно, понял подтекст. И да, Арсений не против, если в будущем Антон Андреевич будет называть его именно так. Это мило. Только с жёсткой натурой начальника не стыкуется. Если он его так назовёт, мир рухнет, настанет конец света в виде нашествия пельмешек, аквамариновая пятнашка превратится в тыкву и они уедут в закат. Игрушечная моль со стула пристально смотрит на Арсения. Да, у него есть игрушечная моль, потому что она была одна единственная в магазине и смотрела на него очень пристально и долго, даже если это невозможно. Арсений не сдержался и приютил её. У него не было выбора. Нет, правда. — Мими, не надо так на меня смотреть. Он всё равно не узнает, как я его назвал в контактах. Мими — потому что как-то он посмотрел «она и её кот», а там была кошечка по имени «мими». Так и вышло, что почему-то захотелось назвать моль кошачьим именем. Арсений вздыхает и ждёт, пока сварится кофе, который как раз закончился. Это была последняя порция. Значит, нужно в магазин. На улице уже давно стемнело. На улице уже давно спокойно. Нет толп людей, спешащих на работу, нет шумных детей, нет бомжей, которые обосновались около магазина с продуктами, потому что там больше проходимость, где и проходят эти самые толпы людей, спешащих по делам или на работу. Арсений собирается нехотя, потому что знает о том, что может сходить завтра. Но задница хочет приключений. По-хорошему, он мог бы написать кому-нибудь для того, чтобы потусить вместе, но в свою квартиру он никого не пускал, а уходить куда-то далеко (за пределы квартиры) не хотелось. Его максимум на сегодня — поход за кофейными зёрнами и сон. Разбитое состояние даёт о себе знать. Напялить на себя свободные хлопковые штаны, простую белую футболку, кеды и прикольные носочки, немного поправить причёску, вздохнуть и выйти из квартиры. До ближайшего магазина рукой подать. Арсений чувствует, как приближается осень по прохладному вечернему ветерку. И если честно, он очень эту осень ждёт. Магазин встречает полутишиной. Людей хоть и много, но и пространства пустого тоже хватает. Он сразу же направляется в отдел, где продаются кофейные зёрна и опускается вниз, садясь на корточки, для того, чтобы поближе рассмотреть упаковки и цены. И сидел бы он себе так и сидел, если бы не прикосновение к плечу и удивлённое: — Арсений? Не ожидал тебя здесь увидеть. — Эмир улыбается, когда Попов встаёт и поворачивается к нему. — Ты где-то поблизости живешь? А то я так и не спросил за столько времени. Попов улыбается в ответ. Но не так уж и искреннее. Он Эмира тоже не ожидал увидеть здесь. — Да, я живу где-то поблизости. Ты тоже? Арсений весьма скрытный человек. И сейчас его внутренний голос твердит замять этот разговор и перевести тему в другое русло. Да, Эмир друг. Но он даже Эда бы не пустил к себе. Зачем ему посторонние запахи в квартире? К этому он тоже очень внимательно относится. Для него важны такие мелочи. Его квартира — его крепость. Даже если там одиноко и слишком тихо. — Я еду в гости, поэтому решил в магазин зайти. Живу далековато, если честно. Выдох. Арсений устало смотрит на Эмира и не может отделаться от ощущения, что ему хочется поскорее оказаться дома. Тревожность на максимум в некоторые дни весьма изматывает, но надо просто подышать. Не в магазине. Дома. Арсений не знает, как закончить разговор, но Эмир, будто чувствуя, как тишина становится всё ощутимее и ощутимее, сам смотрит на часы и оповещает: — Ладно, я опаздываю, поэтому… увидимся? — Да, конечно. Увидимся. Эмир ретируется быстро, будто и правда спешит. А Арсений садится на корточки снова и после тяжёлых дум о том, какой же кофе взять, он выбирает уже молотый, потому что экономит время. С утра хочется спокойно собраться и выпить чашечку, а не на скорую руку перемалывать зёрна для того, чтобы потом как в жопу ужаленному носиться по квартире и пытаться привести себя в порядок, при этом не опаздывая. Дома Арсений кофе уже не варит. Зависает на кухне, сидя на стуле. Допивает тот кофе, который сварил перед магазином, моет чашку и ложится в кровать. Где-то там Антон Андреевич, наверное, тоже уже спит. И зачем Арсений вообще о нём подумал? Он знает. На самом деле, ему просто действительно без начальника скучно. И сегодняшняя встреча немного облегчила его существование. Арсений не глуп, он прекрасно понимает, как называется данное чувство. Он на той стадии, когда человека видеть хочется постоянно, бабочки в животе, как кошки скребутся, но единственное, чего Арсений избегает с самым бывалым опытом — розовые очки. Он их не надевает. Он их раздавил и выкинул. Потому что ничего из этого хорошего не выходит. Потом раны не залатать, потому что раны не физические. Этот процесс бывает ужасно долгим. И даже если это звучит слишком драматично, Арсению плевать. Правда иногда бывает очень драматична, а иногда это просто сухие факты. Но и то, и то — имеет место быть. Денёк выдался не из лёгких. Арсений проваливается в сон, а мысли-то… о пельмешках.***
Это утро с самого начала было странным. Арсений проснулся с чувством угнетённости. И некой усталости. Нет, он не заболел. Если только душевная хандра. Но предпосылок не было. Поэтому Арсений списал всё на повышенный уровень тревожности. Ночью пришлось закрывать окно из-за того, что машины слишком громкие, да и вообще. Вот они моют дороги ночью, а в квартире страдает от резкого приступа паники один Арсений Попов. Время перевалило за час, когда Арсений окончательно поднялся с кровати и побрёл в душ. Кофе оказался весьма приятным. Такой Арсений купил в первый раз. Он достаёт один из сиропов, которых у него накопилось достаточно для того, чтобы открыть свою кофейню, взбивает молоко специальным венчиком, выливает в стакан и потихоньку, тоненькой струйкой, вливает кофе. Сегодня у него латте с карибским ромом. И ладно, если бы ром был самый, что ни на есть настоящий, но нет. Лишь ароматизаторы. А жаль. Настоящий тоже есть. А вот настроения нет. Моль всё ещё смотрит с подозрением, на телефоне один пропущенный, но самое важное — одно сообщение от контакта «муж». Арсений открывает с резким выдохом.«апельсины забирать будешь?»
А ещё вчера он говорил о том, что не будет никуда приглашать. Попов качает головой. Спрашивает: когда и куда. Получает в ответ: когда угодно, на лавочке около дома. Арсений собирается ближе к вечеру, когда солнце решает нацелиться за горизонт. Через сто метров круговое движение, держим курс на вторую половину планеты земля. Арсений напяливает бежевые шорты и свободную футболку в тон. Белые кеды. Он смотрит на себя в зеркало и выходит из квартиры. К тому моменту, как Арсений добирается до дома Антона Андреевича, проходит, наверное, час. За это время Попов успевает расслабиться полностью. Мыслей в голове ноль. Он пишет о том, что пришёл. На лавочке никого. Повезло. Он садится на неё, вздыхает и гладит подошедшего большого кота. Ещё один сонный котяра выходит из подъезда через пару минут в трениках и чёрной футболке. Тапочки резиновые. Сигарета в зубах. Арсений молча наблюдает за тем, как Антон садится на лавочку, вытягивает свои бесконечные ноги, ставит пакет в апельсинами прямо между ними и поворачивает голову. — Давно не виделись, Попов. Арсений хмыкает. — Да уж. Спасибо за апельсины. — За борщ уже благодарил. Начальник закуривает. Медленно втягивает, выдыхает, прикрывая глаза. А Арсений смотрит. Нет, не наблюдает осторожно. А прямо пялится. И даже не знает, ему стоит уйти… или остаться до конца этого убийственного процесса курения. И убийственного даже не в том смысле, что курение убивает, а потому что потому. — Курение убивает. Антон Андреевич смотрит так, будто сейчас закатит глаза так, что до мозга. — Вот не мог не выебнуться, да, Попов? Арсений цокает, но со смехом. Не мог. Начальник докуривает. Бросает сигарету, вздыхает и поворачивает голову к Арсению. А Арсений специально давит бычок ногой, чтобы ничего и нигде не загорелось. Теперь Антон действительно закатывает глаза. Попов видит и даже гаденько улыбается. А потом понимает, что Шастун на него пристально смотрит. Поэтому смотрит в ответ. Вопросительно. И ведь думает о чём-то. Точно думает. Арсению весьма непривычно. Было бы приятнее, если бы он знал, о чём думы начальника, но он в душе не ебёт, если выражаться грубо. — Антон Андреевич, будете так пялиться на меня… до смерти зацелую. — Да ёб твою мать, блять, Арсений. Арсений снова хихикает, а потом видит вторую сигарету. И снова по новой. Длинные пальцы стряхивают. Пепел. Шастун вздыхает и задаёт вопрос: — Вы с Ириной спелись? Только честно, Попов. Такого вопроса Арсений не ожидал. Хотя бы потому, что Антон Андреевич не привык говорить в лоб, а Арсений не привык, что он вообще так может. Выбивает из колеи, но жить можно. Попов не видит смысла скрывать, хоть и не понимает, к чему вообще этот вопрос. И откуда он вообще это взял? Стоп. — А Вам кто это сказал, можно поинтересоваться? — А можно не вопросом на вопрос? — А почему я не могу задать вопрос? — А почему ты не можешь ответить сначала на мой, а потом задать свой? — А почему… — Арсений. Шипит почти. — Оу, злобный начальник, простите. Боюсь. Арсений даже руки поднимает. Тип сдаётся. И потом до него доходит, что их разговор похож на разговор детей. Вредных детей. Это смешно, но на ум приходит мысль о том, что они становятся ближе. За эти два дня они действительно стали ближе, чем за всё то время, что Арсений в отделе проработал. И это не может не радовать. Ему этого и хотелось. В обычной жизни, где Антон Андреевич не начальник, а Арсений не его стажёр — всё как-то уютнее. Теплее. Вот на улице жарень невыносимая, а между ними тепло. — Попов, ответь на вопрос. Смысла нет продлевать играющее в заднице детство. Арсений отвечает искренне. — Мы с ней просто общаемся иногда. Ничего такого. — Ты от неё узнал, что я люблю из еды? — Да. — Зачем? Арсений думал, что до Антона Андреевича начало доходить, что он словил смысл всего того, что Арсений делает и говорит, но замок из пельмешек и колодца, наполненного борщом, рухнул. И сейчас Арсений может сказать или правду (и пойти нахуй), или просто снова увести разговор в другое русло. — Хотелось сделать Вам приятно. — В каком это смысле? Хмурится. Арсений улыбается даже. Потому что в эту хмурость за все эти дни успел по-настоящему влюбиться. Хочется руку протянуть и пальцем разгладить, а потом в кудри непослушные запустить и притянуть к себе. Попов поджимает губы. — Я могу сделать приятно и не с помощью еды. Знаете, люди иногда делают друг другу приятно и тому подобное. — Арсений. — М? Серьёзный до усрачки. Арсений его таким не видел ещё никогда. На работе — это одно. Сейчас, здесь, на этой лавочке, Антон Андреевич настолько серьёзен, но одновременно спокоен, что становится страшно. Попов даже хмурится. На секунду. В этот момент мимо проезжает машина, где на всю громкость: «давай вот так просидим до утра. не уходи. погоди. мне пора. и если выход один впереди, то почему мы то холод, то жара?». Арсений сглатывает, принимая абсурдность ситуации. Но не успевает ничего сказать, потому что Антон Андреевич задаёт вопрос, выбивающий почву из-под ног. — Я тебе нравлюсь? Арсений молчит. Не потому что голос резко пропал, а потому, что он банально охуел. Ладошки вспотели. Взгляд хаотично отвёлся, наткнувшись на дерево, но затем вернулся обратно. Было видно, что Антону Андреевичу некомфортно такое спрашивать. Было видно, что ему неприятно. У него всё на лице написано. — Что, если да? Это всё, на что Арсения хватает. — Я же мужик. — И что? Антон Андреевич закуривает третью. А Арсений думает о том, насколько этот разговор «прекрасен». Он говорил, что обычно не говорит напрямую о своих чувствах никогда? А теперь-то как быть? Где инструкция? Почему её нет? Арсений вдруг понимает, что волнение неприятно подступает к лёгким, заставляя их работать усерднее. Итог: дыхание сбивается напрочь. Арсений чувствует себя размазнёй и уверен, что его состояние не изменится в ближайшее время, даже если он даст себе такую установку. — Попов, перестань думать о таком. Выкинь эти неправильные мысли из своей головы. Я прошу тебя. — Просите? Вырывается. Просто вырывается. Теперь на смену некой размазанности приходит ярость в меньшей степени. Пока что. Шастун сглатывает, но смотрит твёрдо. — Вы серьёзно думаете, что если попросите меня Вас разлюбить, я прям вот так возьму и по щелчку пальцев это сделаю? — Попов, я… — Нет уж. Дослушайте до конца, Антон Андреевич. — Мужчина уже даже не спорит. Потому что, видимо, Арсения тоже успел немного узнать. — Я не буду разводить здесь драму. Я просто скажу Вам о том, что не смогу так просто Вас из головы выкинуть. И то, что для Вас это неправильно, аморально или противно, а может — всё вместе, для меня абсолютно нормально. Потому что я такой, какой есть. Я не хочу притворяться. И не буду. Арсений говорит действительно спокойно и ровно. Шастун на него не смотрит. Продолжает курить. Но на последних словах всё же поворачивается. — О нас уже говорят в отделе. Меня все пидарасом уже скоро начнут считать, если ты не перестанешь так себя вести. Если у тебя такие замашки, то меня не втягивай в это. Хотелось сказать многое. Но Арсений проглотил. В который раз. Просто проглотил, даже не пережёвывая. А затем хмыкнул и спокойно произнёс: — Браво, Антон Андреевич. Арсений хлопает не потому что он действительно хочет это делать. Ему просто больно. А лучше бы хотелось. Он ненавидит, когда больно. Потому что очень что-то как-то. — Знаете, лучше бы Вы так и продолжали быть дурачком, который не понимает намёков. — Попов. Сквозь зубы. Арсений встаёт с места. Апельсины не берёт. Потому что ему так хочется. — Что? Противно со мной разговаривать? Неправильные вещи говорю? Я тогда домой пойду, Антон Андреевич. А то мне здесь явно не рады. Бабка в окне, заметив, что Арсений её увидел, быстро ретировалась, закрывая шторы. — Оставайтесь без борща и домашних пельменей. — Попов. Но Арсений уже не обращает внимания. Он уходит. Не быстро. Спокойно. Просто идёт, прекрасно зная, что Шастун за ним не побежит. Он высказал свою позицию, вылил на пол помои, а Арсению теперь убирать. Где там швабра? А моющее средство в виде водки есть? — Арсений. Но и сейчас Арсений не останавливается. Да, замедляется, но не останавливается. Уходит. А ведь день с самого начала был странный. Арсений давит в себе лишние эмоции и чувства. Не в первый раз проходит через такое, но почему-то в первый раз так сильно ебануло по голове. Дыхание урывками. Попов даже не оборачивается. И не хочет. Скрывается за поворотом. И лишь потом, когда проходит примерно километр, замедляется окончательно. Следом часа полтора чисто в тишине по улицам. Подумать не даёт смутное очертание человека. На асфальте. Арсений уже почти поддался своим эмоциям, но это даже отрезвило. Нет, он не про воду из глаз. Он больше по злости и ярости. А ещё — по желанию вернуться обратно и влепить пощёчину. Но Арсений идёт вперёд, отвлекаясь на этого человека на асфальте. Неподвижный. Людей поблизости не было. Это был двор. Да и прилично стемнело, пока Арсений бродил по улицам. Он медленно опустился на корточки рядом с молодым парнем, как оказалось, и пробовал потрясти за плечо. Но увидел кровь. Около головы. Чтобы затем замереть на месте и сглотнуть. Он старается не касаться, но проверяет пульс. А затем отодвигается подальше и падает пятой точкой на асфальт. Осознание бьёт быстро. Человек, лежащий на асфальте, мёртв.