Потерянные извинения

Гай заливисто смеется над ним, над тем, как неуклюже Хэл пытается схватиться за любую надежду, что он все еще хороший человек. Гай веселится и комедийно хватает себя за бока, и его блестящий взгляд останавливается на поникшей макушке Хэла. Он не видит его, но чувствует. Его взгляд такой же отчетливый, как и тогда… и так же проникает в самое сердце. Гай ни в чем не винит его, но ему и не нужно, ведь Хэл сам с этим справляется. Тюрьма на Харринге хорошо охраняется, Хэл знает это, видя, как надзиратели в зеленом патрулируют окрестности над землей и вокруг него. Он чувствует себя здесь в безопасности, в первую очередь от самого себя. Без кольца силы он не способен никому навредить. Общение с другими заключенными ограничено настолько, чтобы не было лишних конфликтов. У него много времени поговорить с собой, и это бы быстро свело с ума, если бы не Гай, подбадривающий его своим оптимизмом, хоть и постепенно выжегающим внутри Хэла еще большую дыру. — Ты лучший, — говорит ему Хэл, болезненно и криво улыбаясь, пока пот от долгой работы под палящими солнцами стекает ему в глаза. — Я знаю, — весело отвечает Гай, жмурясь. Его блестящая, зеленая форма отражает свет, и сам он весь словно светится, живой как никогда. — Прости, — шепчет Хэл, чувствуя ком в горле, мешающий говорить. — Ты все продолжаешь это повторять, — машет ему Гай, снова не осуждая, просто констатируя. Хэлу не легче от его реакции, но, наверное, так и должно быть, он заслужил. Мышцы начинают болеть от тяжелой, однообразной работы, и голова пустеет от усталости, но Хэл рад этому, лишь бы вновь не оставаться наедине со своими мыслями, пока Гай молчит. Он бьет Синестро по лицу под радостные вопли Гая, пытается стереть эту ухмылку. Он не должен улыбаться, не имеет права. Только не после того, как предал его доверие, опять; не после всего, что Хэл потерял из-за него. Синестро не сопротивляется его ударам, падая на землю, и потому Хэл не может выместить на нем все, что чувствует. В груди все еще сжимается сдерживаемая ярость, и от бодрого тона Гая за спиной лишь сильнее болит. — Не молчи, — почти умоляет Хэл, глядя на темнеющий над ним потолок. — Хочешь, чтобы я спел? — Гай усмехается. Он стоит, облокотившись на стену, сложив руки на груди. — Для этого ведь нужны друзья, чтобы развеять скуку, пока сидишь в одиночке за драку? — Нет… — Хэл проводит руками по лицу, пытаясь сдержать слезы, — просто, я так скучаю по тебе. Прости, — снова говорит он и чувствует, как руки Гая накрывают его собственные, убирая их от лица. — Ты это уже говорил, — шепчет Гай, и от этого шепота Хэл все же не может сдержать слезы. Мурашки бегут по его пояснице, когда Гай наклоняется и легко целует его в губы. — Тебе, наверное, должно быть стыдно, Джордан, — продолжает шептать Гай с еле заметной улыбкой, лишь на секунду отстраняясь, чтобы вновь вернуться к его губам, действуя настойчивее. — Мне стыдно, — отвечает Хэл, подаваясь навстречу и все еще чувствуя ладони Гая на своих запястьях. Он держит мягко, если бы Хэл хотел, то забрал их, но в то же время он чувствует, как это тяжело, и боится пошевелиться. Одну руку Гай все же отпускает, и Хэл пользуется этим, чтобы зарыться пальцами в короткие, рыжие волосы на его затылке. — Прости меня, — Хэл не может перестать говорить об этом, каждый раз безрезультатно надеясь на какую-то иную реакцию с его стороны. — Прости. Сердце стучит так сильно, что, кажется, он слышит отражение его звука от стен одиночной камеры. Руки Гая успокаивающе гладят его по груди, и Хэл зажмуривается, чтобы не видеть того выражения на его лице, с которым он отвечает: «Ты все продолжаешь это повторять». Гай усмехается, наклоняясь к нему и Хэл чувствует, как дыхание щекочет его ухо. — Прости себя сам, Хэл, — тихо говорит Гай, и когда Хэл открывает глаза, его уже рядом нет.