Белая бабочка

«Туман. Землетрясение. Холод, ужасный холод. Да что происходит?! Может, надо еще?.. Может где-то осталось? Ну хоть чуть-чуть! Трясет. Опять холодно. Ничего не могу разглядеть. Где я?» - мысли в его голове проносились все быстрее и быстрее. Он находился в одном из таких мест, от которых мама в детстве советовала ему держаться подальше. Однако, мама давно перестала быть для него авторитетом. Она стала со временем неиссякаемым безотказным денежным мешком. Мама всегда оберегала его от всех зол окружающего мира, запрещала гулять в незнакомых дворах, разговаривать с незнакомыми, играть с другими детьми. Полный контроль. До самого окончания школы. Сверстники не любили его. Не за что было его любить. Если он и общался с кем-то, то только ради собственной выгоды. Такие отношения длились недолго, да и немного их было за всю его жизнь. После школы все как по шаблону: другой город, университет, общежитие №2, новые знакомые. С этого все и началось. Новая жизнь, «свобода» от родительского гнета, кругленькие суммы на банковской карточке, поступающие от той же мамы. Он ни в чем не нуждался, и ему хотелось попробовать всего. Начал с алкоголя, благополучно забив на учебу и предавшись пьяному забвению со своими «друзьями» в клубах. Потом секс, безобразный, пахнущий перегаром первый секс с незнакомой ему шлюхой. На очередной вечеринке один из его знакомых сунул ему пакетик с двумя розовыми таблетками. Он не раздумывал ни секунды. Не вспомнил ни одного школьного урока по ОБЖ, в котором описывался подобный сюжет и план действий при оном. Закинул в рот, запил алкоголем. Кучи наркотиков, всех видов, всех, какие только были в городе. Недели шли быстро. Из университета его уже отчислили за пропуски и неуспеваемость. Денег с карты не хватало. Приходилось звонить матери и врать, что деньги ушли на благоустройство комнаты и экскурсии по городу. Как бы далеко он не находился, он так же продолжал бояться своей матери. Он чах прямо на глазах. Друзья исчезли так же быстро, как и появились. Нет денег – нет окружения. Его кожа потеряла естественный цвет. Появилось много морщин. Из блондина он словно превратился в седого старика. Глаза были будто покрыты молочно-белой пленкой. Это был не тот человек, которого мама отправляла в город. Не таким она его помнит. Не этого мальчика она нахваливала перед всеми своими подружками, а он лишь стоял и застенчиво краснел. Теперь его ничего не волновало, кроме очередной дозы. Время летело... «Нужно еще, иначе я умру! Трясет… Холодно…» Он лежал в заброшенном здании, пустующем еще со времен перестройки. Это место нередко служило притоном для слуг Морфия. Теперь оно послужит последним пристанищем для молодого наркомана, съехавшего с катушек от маминой опеки. Он сидел на грязном, заплеванном полу прислонившись к стене. Рядом валялся шприц и ремень. Последняя доза была утром. Сделав ее, он тут же и уснул. Сон, казалось, отнял у него последнюю жизненную силу. Мысли сменялись одна за другой. Мозг отказывался работать. Сил встать уже не было. Ужасно знобило и трясло. Пару раз его тошнило, но блевать ему было нечем – он не ел уже два дня ни крошки. Он пытался вспомнить, есть ли у него заначка, деньги или доза – неважно. Он бился затылком об стену до крови, но не мог вспомнить. Либо он ничего не оставлял, либо действительно не может вспомнить. Слезы текли из его, казалось, уже высохших глаз. Это были самые отвратительные слезы в мире. Слезы самосожаления. Внезапно он замер. Его внимание приковала бабочка, белая бабочка, залетевшая через окно. Она порхала так легко и непринужденно, что казалось, будто она просто зависла в воздухе, а не порхает. В тот момент его переполняла зависть. Он хотел уничтожить эту ни в чем не повинную бабочку, отрывая ей постепенно крылья и лапки. Он не понимал, что происходит с ним в этот момент. Ведь он тоже мог бы летать. Быть счастливым. Но было уже поздно. В этот момент он прекрасно понимал, что пути назад нет и не будет. Его никто не вспомнит, и на похоронах никто не заплачет, кроме матери, конечно. На похоронах все будут чавкать блинами, но никто не скажет о нем плохого слова, ведь так принято. Он хотел попробовать все, но в итоге потерял всю свою жизнь, не наполненную ничем светлым, добрым и красивым. Он не познал любви. Никого не любил и не был любим. Все, что у него осталось – эта комната с обоссаными углами и заплеванным полом с кучей всякого мусора. Дозы нет. Встать он не может. Организм истощен до предела. Он никому не сделал добра. И никогда не сделает. В этот самый момент он познал другие слезы – слезы раскаяния, но было слишком поздно. И тут он почувствовал, как что-то щекочет его палец, подняв опухшее лицо, он увидел бабочку, сидящую на его пальце. Ему ничего не стоило поймать ее и уничтожить. Но он не сделал этого. Он спугнул ее. Он совершил первое добро в своей жизни. Добро насекомому. Эта мысль сводила с ума. Он закатился истерическим смехом. Настолько громким и пронзительным, что кот с отрубленным гениталиями визжал бы тише. Он продолжал вопить, раздирая кожу на шее своими ногтями. Он наносил себе удары кулаками по лицу. Он выбил себе два зуба. Его иссушенные губы лопались от ударов. Но он уже не чувствовал боли. Все, чего ему так хотелось в этот момент – это как можно скорее сдохнуть. Сидя в луже крови, он оглянулся по сторонам. Увидев бутылку из-под пива в противоположном углу, он пополз к ней, оставляя размазанный след после себя. Добравшись, он схватил ее, и разбил о стену, оставив в руках «розочку». Он снова сел, посмотрел на свои руки. Его лицо перекосило от жуткой улыбки душевно больного маньяка, и он начал кромсать свою левую руку, словно отбивную молотком. Кровь не заставила себя долго ждать и потоком хлынула на пол. Спустя минут двадцать он уже не двигался и просто смотрел в потолок с все той же жуткой улыбкой. На улице уже был вечер. То самое время, когда облака обращаются в золото, и солнце уже готово скрыться за горизонтом. Скрыться и никогда больше не согреть его. Того, кто лежит в той комнате в луже крови. Того, кто променял свою жизнь на наркотики. Того, кто лежит с дремлющей бабочкой, сидящей на его носу.