***
Андрей вел себя как обычно, ничего странного или подозрительного, кроме того, что он никак не мог утолить аппетит. Вслед за растущим желанием поесть — росла и цифра на весах, причем, казалось, в какой-то геометрической прогрессии, хотя внешне голубоглазый никак не менялся. Когда же он заметил натянувшуюся кожу ниже пупка — то подумал, что это начал пивной живот расти, и резко сократил количество употребляемого алкоголя. Даже нет, не так: он вообще убрал его из своего рациона. Вот только никак это не помогло. Бугорок рос, со временем его стало трудно прятать ото всех под футболками, особенно от Миши, — наверное, понятно почему, — так же появилась и изжога от большинства сочетаний продуктов, что стало последним фактом, перед коим Андрей мириться не стал. Записался к гастроэнтерологу, хирургу, уже даже приготовился морально глотать тот злоебучий страшный шланг, а его… Его отправили на УЗИ. «Если там что-то есть, что серьезно влияет на Вашу «опухоль» — УЗИ это покажет. Не обязательно сразу ложится на гастроскопию», — сказали ему, выписывая направление. Он бы пошёл с ним прямо сейчас к заветному врачу, но, к сожалению, в регистратуре сказали, что тот в отпуске, а у той, что его заменяет — рабочий день уже окончен и следующий будет только через неделю. Расстроенный и немного нервничающий Князь вернулся домой ни с чем. Выбежавший его встречать, Миша, получил даже случайно дверью по носу, но тут же был притянут в объятия и осыпан извинениями. Он тогда пошутил про то, что каждый день бы так по носу готов был получать, если бы его гладили по голове и крепко обнимали… Андрей тогда по-доброму фыркнул, что он дурак, и за это не обязательно страдать, а Миша, оставшись стоять в коридоре, пытался для самого себя объяснить почему вдруг его любовника пробило на нежности. А вот светловолосый через неделю уже стоя в больничном коридоре с маленьким чёрно-белым полароидом в руках и с перекинутым через локоть полотенцем, мокрым от геля, пытался для Миши сформулировать объяснение, что можно радоваться — это не опухоль. Это ребенок. Нужно ли описывать то, что врач в кабинете слишком долго водила холодным мокрым роликом, то малоприятно надавливая, то отпуская, в попытках понять, как это возможно и не сломался ли случайно компьютер? А на вопрос уже не выдерживающего пациента, лишь нервно посмеялась видимо, чтобы успокоить слегка саму себя, и сказала, что срок похож на одиннадцатую неделю. «Одиннадцатую неделю чего?» — как-то со страхом спросил тогда поэт, на что получил тот ответ, которого и боялся. — Мих, — тихо позвав из коридора и всё ещё держа перед собой эту маленькую фотографию. — Мих, можно тебя на минутку? — Князев точно знал, что с таким нельзя тянуть. Лохматая заспанная макушка высунулась из кухни, с которой доносился аппетитный аромат жареных овощей с фаршем, и прищуренным взглядом окинула только что вошедшую фигуру. — Ща, погоди, а-то у меня морковь сгорит! — И тут же скрылся за поворотом, так же быстро, как и появился. Что-то попутно матеря, гремя тарелками и лопаткой по сковородке, он, спустя минуту, теперь уже «полностью» вышел к светловолосому, который всё так же стоял, обутый, одетый, и не выпускал из рук какую-то бумажку. — Андро, ты чего не переоденешься то? Что это там у тебя? — Подойдя ближе к парню, Горшок сосредоточено нахмурился, пытаясь различить хоть что-то в этих хаотичных чёрно-белых полосках на поларойде. — Ребенок. — Всё, что смог вымолвить в тот момент голубоглазый. В горле будто ком болезненный встал, а на глазах выступила влага. Это точно не слёзы от чувств, а уж тем более не от радости или грусти. Это было всё и сразу, волной захлестнувшее Андрея, которому явно нужна была в тот момент помощь…***
— Земля вызывает Михаила Горшенева! Приём-приём, как слышно? — Щелчок пальцами перед карими глазами заставляет молодого человека вернутся снова из своих мыслей. — А… Прости… — Нелепо отмазывается тот, и опускает взгляд снова на собранные вещи к репетиции. — О чём задумался? Если не секрет. — Да так… О всяком. О тебе. Когда мы… — Договаривать не приходится. Юноша понимает собеседника чуть ли не с полуслова, а потому тот самостоятельно умолкает, когда видит, что руки художника теребят край футболки. Нервничает немного, хоть и старается не показывать этого. Миша тихо вздыхает полной грудью, когда до ушей доносится робкое… — Я всё еще очень благодарен тебе, что ты остался рядом… И не бросил, — он на секунду замялся, подбирая слова. -…Это всё на самотёк. Но я не могу и не удерживаю тебя рядом со мной постоянно. Правда. Это наверное сейчас звучит очень банально и прилизанно от того, кто не так давно бесился по сцене в кожаной жилетке и штанах, — голубоглазый легко посмеялся в конце фразы, но смех этот вряд ли смог разрядить повисшее следом молчание. Михаил сам вдруг притянул текстовика в объятия, когда терпеть и что-то говорить стало уже невмоготу. Поцелуи в макушку, в лоб, кончик носа и губы: мягкие и сладкие от недавно съеденной Князем коробки конфет, — сказали гораздо больше, чем слова и в качестве бонусного эффекта заставили светловолосого слегка поддаться своему положению и взять эмоциям верх. «Ты всё ещё уходишь только на три-четыре часа», — буркнул он Мише, но судя по всему, чтобы усмирить себя самого и не растечься в лужу прям у порога. Хотя бы не перед шатеном. Вот, проводит, тогда и можно будет позволить себе немного вольности… И только оба уже вроде как собрались прощаться, как тишину нарушила трель телефонного звонка из кармана Горшка. «Саша-который-Балу» — значилось в контакте. — Вот, видишь, я же говорю тебя там уже обыскались. Топай! — Утирая тыльной стороной ладони уголок глаза и легко улыбаясь, Андрею всё-таки удается успешно проводить своего горе-любовника, спешно ещё несколько раз целуя его в губы и уже после закрывая дверь… Почему-то только сейчас, оставшись в квартире наедине с самим собой, тишина была слишком заметна… Это навевало некоторое ощущение одиночества, хоть Князев и знает, что он, фактически, не один, а Миша вернётся через несколько часов всё равно. К слову, о последнем снова… Пройдя на кухню и одернув штору, мужчина облокотился локтями о подоконник, в ожидании, когда же косматое нечто с чехлом от гитары выйдет из подъезда, чтобы помахать ему. Собственно, ждать долго не пришлось — нужное «чудо» вылетело из дверей подъезда и, чуть щурясь от солнца, тут же обернулось обратно к окнам, высматривая знакомое лицо, а найдя — так агрессивно размахивая ладонью и пятясь назад. Помахав в ответ, Андрей уж было дёрнулся к створке окна, чтоб открыть его и предупредить Мишу, что сзади столб и чтобы он был осторожнее, но… Горшок заметил это первым. Точнее, как только уже развернулся и чуть ли не лицом впечатался в бетон — тогда уже и заметил. — Зубы целы! — Слышно крик даже сквозь едва приоткрытую форточку, и голубоглазый не может не улыбнуться, провожая шатена взглядом до самого угла дома. — Папаня у тебя конечно тот ещё кадр… — Вздохнул вокалист, отрываясь от подоконника, поглаживая живот рукой и на автомате подходя к холодильнику, чтобы достать оттуда… Чего-нибудь. Чего-нибудь, от чего потом, желательно, не будет изжоги. Не найдя ничего путного, кроме пачки шоколадного печенья, светловолосый сунул её себе под мышку, закрыл холодильник и направился в спальню. Настенный телевизор, мягкие подушки под спиной и целая пачка печенья — как тут можно на что-то вообще жаловаться?! Не жизнь, а сказка. Если бы не ещё один немного мешающий фактор… — Да чтож такое… — Только Андрей подумал, что уютно устроился, как резкое хотение справить нужду — не заставило себя ждать. Ну, что тут поделаешь? Пришлось встать, отложить вкусное лакомство и поставить кино на паузу. Так всегда. Художник уже даже смирился, читал на форумах, что он должен быть благодарен за то, что его не коснулись такие симптомы как тошнота и мигрень, но, что-то как-то не очень убедительно это выглядело. Расправившись с дискомфортом, остаток вечера парень провел просматривая второсортные фильмы и периодически отвлекаясь на телефон — ответить на сообщения Миши, который уже добрался до репточки и получил недовольные взгляды за своё опоздание. Андрей Князев 20:34 Как вы там??? Михаил Горшенев 20:42 Прости, отвлекся на песню. Норм. Ты как? Все в порядке? Андрей Князев 20:42 Ничего, тоже всё окей. Скучно ток… По телеку дребедень идёт какая-то. Ты скоро домой? Михаил Горшенев 20:43 Все таки что-то случилось? Андрей? Андрей Князев 20:46 Отходил отлить. Нет же, я же сказал, всё окей. Просто интересуюсь, ко скольки тебя ждать… Михаил Горшенев 20:47 Что-нибудь в магазине нужно? Андрей Князев 20:47 Шоколадку если только.? Михаил Горшенев 20:47 Понял принял Жди Нам ещё пару песен осталось добить Скоро домой Михаил Горшенев 20:51 А с чем шоколадку? Андрей Князев 20:52 С грецкими орешками Михаил Горшенев 20:52 Ок На этом очень содержательный диалог кончился, теперь и вправду оставалось только и делать, что ждать возвращения первого фронтмена. А до его прихода нужно же было как-то себя занять… Кино уже не интересно, в телефоне кроме просмотренных мемов ничего нет, а на потолке уже давно пересчитаны все узоры. Тяжко вздохнув и придерживая одной рукой низ живота, голубоглазый поднялся с кровати и взгляд его тут же зацепился за зеркало. В голову ударили какие-то уж очень странные мысли, до этого момента никак не посещавшие светлую макушку Князя, но… Чистое любопытство и факт того, что его никто сейчас не видит — заставили шагнуть ближе к отражающей поверхности и приподнять футболку до груди. Гладкая натянутая кожа действительно создавала впечатление, будто Андрей просто переборщил с пивом и пельменями… Хотя, наверное, это просто на таком сроке так кажется. Живот ещё относительно мал, чем на тех картинках, что художник видел, гугля на первых порах, и, честно говоря, он очень надеялся, что он вырастет, ну, может, ещё немного… И всё. И ему не придётся так же испытывать ноющие мышцы в пояснице, как многие будущие мамы жаловались на форумах. И одежду по-больше покупать не нужно. И вообще! Разглядывая себя в отражении с разных сторон и руками прикидывая, на сколько его ещё «раздует», поэт даже не заметил, как главный (пока что) вокалист вернулся домой, негромко хлопнув дверным замком и отставив чехол с гитарой в сторону, сверху на который приземлилась небольшая, переведенная лентой, коробка. — Дюш, я пришёл, — оповестил он, стягивая косуху и вешая её на крючок. Мужчина в комнате, что до этого был увлечен чем-то своим, быстро натянул задранную футболку обратно и вышел встречать своего любимого, помогая затащить гитару в комнату, предварительно переставив неизвестную коробку на столик в прихожей, на что получил «Она же тяжёлая, ты сдурел тягать такое?!». И моментально был подхвачен на руки сам. — Горшенев! — Вскрик от смешанных эмоций раздался на всю квартиру, в пустой комнате отражаясь эхом. — Надорвёшься, поставь меня! — Двадцать шесть лет как Горшенев, что мне, уже нельзя и Князевых потаскать? — Тяжело выдыхая и фырча с улыбкой, Михаил отпускает свою ношу, дойдя до кровати и нависает сверху, пока Андрей всё ещё держится обеими руками за его шею. — Я там торт принёс. Вместо шоколадки. — От чего-то шепотом говорит Горш, рассматривая мечущиеся в полумраке голубые глаза. — С орешками? — Так же шепотом спрашивает текстовик. — С орешками, — улыбается вокалист в ответ своей беззубой, но всё равно чарующей улыбкой. — Пойдем чай пить? — Его взгляд скользит чуть дальше, за пределы головы Князева, и натыкается на пустую пачку из-под печенья. — Или там уже нет места? — Кареглазый, продолжая улыбаться, кладёт свою широкую ладонь поверх выступающего животика, и тут же чувствует лёгкую вибрацию, вслед за которой доносится урчание. Художника это до жути смущает и он не может не отвести глаза в сторону. — Буду расценивать это как «есть». Пойду поставлю чайник, — согнув руки будто в движении, как при отжиманиях, музыкант клюнул губами своего возлюбленного куда-то в районе шеи под челюстью и уже после поднялся, оставляя Андрея так и лежать на спине, поджав руки к груди какое-то время… В небольшой уютной квартире на окраине Питера, на кухне с тусклым светом от двух ламп советских времён, где вовсю хозяйничал известный музыкант, раздался свист электрического чайника. На стол поставили коробку с тортом и две большие кружки с чаем, от которых шёл лёгкий ароматный пар. Двое счастливых людей сидели друг напротив друга, поедая лакомство ложками прямо из коробки и периодически смеясь над забавными историями, произошедших на репетиции. Слово за слово, час за часом, кусочек за кусочком и оба, до жути довольные, не беспокоясь о грязной посуде — доходят до спальни, раздеваясь самостоятельно в сгустившейся тьме и уже после залезая под одеяло. — Миш… — М? — Шатен устраивается сзади «большой ложкой», перекидывая руку через пояс старшего и обнимая его. — Что такое, Дюш? — Он выдыхает это на грани сна, но удерживается в сознании, чтобы ответить. — Пока ты был на репетиции… Я тут задумался кое о чём… — Осторожно, Андрей перевернулся с бока на спину, но Горшок руку с животика так и не убрал. Даже наоборот: ладонью пролез под спину и притянул ещё ближе к себе. Тот же, почувствовав шевеление под собой, всё-таки приоткрыл один глаз и, согнув другую руку в локте, оперся о неё головой, давая видом своим понять, что он весь во внимании, просто устал немного говорить за сегодня. — Вот… Ты уедешь в тур, да? Я же… За три месяца без тебя наверное очень изменюсь… — Я же буду писать и звонить, Андро… Пальцы и телефон — не зубы, вроде при мне пока, — он даже хмыкнул сам своей же шутке. — Нет, ты немного не понял… — На этих словах светловолосый развернулся уже полностью лицом к лицу с собеседником. — Я про… — Он метнулся взглядом на свою округлость чуть ниже груди, что упиралась теперь в плоский пресс Михаила. — И? — Фронтмен все ещё не понимающе изогнул бровь. — Слушай, если ты сейчас просто заранее претендуешь на всю двуспалку — я не против поспать и на раскладушке. В этом нет ничего такого, ты же… Ну. Беременный как никак. Комфорт там, все дела… — На последних словах Горшенев не сдержался и всё-таки зевнул. — И вообще. Мог бы и не спрашивать, я же и так уеду — оставлю всю кровать тебе. — Миш… — Князь хотел было снова возразить и закончить мысль свою полноценно, но на сей раз его прервали, выставив палец перед носом и чуть тряся им. — Тшш… — Горшок, который уже закрыл глаза даже в том положении, в котором находился, оперевшись головой о руку, судя по всему, желал вернуться к этому диалогу либо утром, либо через те самые три месяца. — Давай поспим уже… Мне завтра снова вставать на репу рано… — Ладно, прости… Доброй ночи? — Сладких снов, Пуш, — звук поцелуя откуда-то из темноты. — Я же просил Маху меня так не называть. Тут ты ещё- — Мхе-хе-хе…