***
Он снова натягивает маску с усмешкой. Снова накидывает на себя мантию уверенности и грациозности. Сейчас он не Кэйа, сейчас он офицер Ордо Фавониус — мужчина с острыми льдинками в глазах и своими методами достижения цели. А перед ним она — хрупкий букет хризантем и подснежников. В её глазах свет мириады светил, которых он никогда не видел и не увидит. И до него доходит — в её глазах нет льдинок. Они есть у всех — у маленькой Кли, у ответственной Джинн, у хмурого Дилюка. Они у каждого индивидуальной формы, своего оттенка. А у неё их нет. Только звезды. «Странно» думает Кэйа. «Интересно» шепчет внутренний голос. Да и сама она, словно из звезд — яркая, до невозможности юркая. Да вот только звездам свойственно падать. Её падение произошло в таверне, в её собственный день рождения. Её образ трещит по швам, когда она произносит с неким отчаянием, заглядывая словно в самую душу: «А ты знал, что у тебя в глазу словно льдинки?..» Она цепляется за него, дрожит словно от холода в его руках. Ведь она, столь нежна как цветок, может сломаться и сгнить в любой момент. Но вид невинного цветка пропадает, когда он её целует, а она не отталкивает. Наоборот, притягивается к нему. Её губы отдают мятой и сладкими ягодами. Его же — на вкус как само одуванчиковое вино, что до дрожи в коленках кружит голову. Образ невинной лилии рушится, когда она простанывает его имя, пока он изучает её тело, проскальзывая тонкой паутинкой льдинок по прозрачной коже. Она запутывает хрупкие пальчики в его волосах, грубо оттягивая пряди, когда он перебарщивает. Когда она царапает ноготками спину, оставляя кровавые полосы, что нескоро заживут, доказывая правдивость этой ночи. Доказывая, что она отдала часть себя ему, не требуя ничего взамен. Как и он в прошлом. Ему было страшно, что их поймают, запретят любить. Он любил со всей нежностью, что имел в свои шестнадцать. Отдавал всего себя, влюбляясь в каждую черту брата. Любил его губы, что были слаще любого вина, любил волосы, что плавили огнем льдинки в его глазах. Он помнил их первый секс — неловко, больно, мокро. Влажность губ, выводящих дорожку на шее. Боль от проникновения в саму суть мальчишки и влажные хлопки от столкновения потных тел. Неловкость после, когда они осознали, что сделали. Но он не жалел, храня тот день в своих воспоминаниях. Он запоминал ритм дыхания, когда Дилюк отрывался от его губ. Запоминал нежность рук, что очерчивали контур ягодиц и ловкость пальцев, что окунали Кэйю в грешное наслаждение. Он запоминал, выжигая в своей памяти эти моменты, чтобы лезвием проводить ими по нервам, когда он сознается во всем. Чтобы вспоминать нежность рук, когда он будет удовлетворять себя, сладость губ, когда он будет проводить ночь с очередной дамой, что купилась на сладкие, дурманящие слова офицера, нежность взгляда, когда тот будет смотреть на него с безразличием. Он будет скучать по этим ощущениям, выводя в памяти всё, что между ними было. И будет пытаться вытолкнуть эти воспоминания другими. Как и Дилюк.***
Он не ненавидел Кэйю вот уже как несколько лет. Спустя годы обдумывания сказанного в тот день Кэей, он принял факт, что тот не был виноват. Ему даже становилось жаль его, когда он понимал, что мальчишку просто-напросто выкинули в незнакомое место, где он не знал никого. Он стал опорой для незнакомца, став ему сначала братом, а потом уже любовником. Он невероятно любил его стоны, его волосы и льдинки в глазу, что так и манили к себе, словно прося их изучить. И он изучал. Рассматривал, запоминал каждую трещинку в хрупком льду, что таял, как только Кэйа пересекался с ним взглядом. Но потом влюбленность пропала, оставив лишь желание. Желание доставить удовольствие и себе, и Олберичу. И он старался удовлетворить, усидеть на двух стульях наслаждения. Старался изо всех сил, пока не погиб отец на его руках. Тогда он даже не мог улыбнуться Кэйе, единственному живому близкому человеку. Но близкий человек оказался лгуном, что пользовался чувствами Рагнавиндра для достижения своих целей. Эти слова оставили ужасную рану в душе молодого наследника винной индустрии. И тогда он старался забыть все связанное с этим «ублюдком», вытеснить все светлое, что было связано с ним. И постепенно выходило. Рана затягивалась, воспоминания затуманивались. Да и вспоминать не было времени — надо было защищать город, вести бизнес и следить за юной леди, что прибыла в город, принеся с собой множество загадок. Кто она, откуда она пришла, откуда в таком хрупком и слабом на вид теле сразу две стихии, да ещё и без глаза бога или порчи — тысячу раз проносились эти вопросы в голове. А потом он понял, что девушка вовсе не хрупкая, когда та помогала ему. И что тело у неё не слабое, он тоже понял, когда они остались вдвоем, разговорившись. Он предложил ей лучшее вино, что приберег на всякий случай и слушал голос, что пьянил не хуже того вина, что гипнотизировал, сбивал с мысли. Он с голодом смотрел на губы, что покрылись тонкой паутинкой вина. С восхищением разглядывал руки, что с такой легкостью поднимают острый меч. С жадностью впивался в упругие груди, вызывая волны мурашек. С нежностью выводил блестящие дорожки поцелуев по изящному телу. С осторожностью вводил в её влагалище свои пальцы, подготавливая её, удовлетворяя. А она с удовольствием принимала его, обвивала ногами и руками, срывая голос от криков. Целовала сухие губы, царапала спину, метаясь под ним как в агонии. Он словно заставлял её сгорать в огненном желании его прикосновений. Но она понимала, что чувства эти для неё становятся оковами, что сдерживают её тут, в месте, где она одновременно и чужая, и родная. Она понимала, что её, в ком течет королевская кровь проклятого рода, здесь быть не должно. Как и её брата, ставшим правителем Бездны, принесшего столько боли и страдания людям, что были не виновны в деяниях богов. И ею было принято решение достойное королевского сердца и любви к народу — уйти с божественных земель и войти в земли падших, что осквернили некогда народ, который смог бы принести боль большую, чем сами боги. И она ушла. Оставила короткое послание и цветок, что позже станет символом страсти — короткой, мимолетной любви, способной оставить глубокие раны. Такие цветы будут дарить на расставание. Ими будут украшать могилы невест, что так и не вышли замуж. Но она об этом только услышит, не увидит. А чуть позже битва с братом отнимет у неё многое — крылья, чувства и жизнь. На её могиле, там, где она пролила свою кровь и обронила последние слова и вздох, будут цвести те самые цветы. Возможно, кто-нибудь потом найдет цветущее сердце бездны, что запечатало в себе все божественные обиды, дав возможность очиститься этому месту. «Боле не взойдут на небеса в поисках себя брат и сестра. И не увидит мир их чистых глаз. Лишь братские слезы, что станут водопадом святости, и тело, ставшее горой величественной, что станет приютом для падшего народа…», — так опишет конец сего путешествия в своих балладах свободный бард. И после ухода её придут к перемирию два брата, что не смогли понять себя столь долгое время. Они поднимут бокалы того самого вина, что некогда делили в совместные ночи. И вместе похоронят свои неловкие чувства. Дилюк более не вспомнит сверкающие льдинки его взгляда, смотрящие на него с любовью, а Кэйа не вспомнит зарево волос, согревавших его сердце. Они найдут нечто более важное для себя и помогут залечить раны друг друга. Они боле не вспомнят свои ночи, не давая разгореться старым чувствам. И постараются не вспоминать её — девушку, что облегчила их страдания, но не давшая себе времени залечить собственные раны. Лишь раз в год, в день ветряных цветов, они будут плести венок, что будет соткан из её лилий. А потом возложат его у статуи архонта, и будут рассказывать все, что происходило и происходит. Позже это станет традицией — рассказывать мертвым у статуи архонта о прошлом и настоящем. Молится у них за будущее и процветание страны. Но они уже этого не застанут. Офицер погибнет на задании, не уследив за ходом боя. Дилюк спасет город от остатков скверны, защитив людей своей жизнью. А на небесах их будет ждать она. И словно мать обнимет обоих, давая им понять, что они не одни. И скажет ту же фразу, что и тогда, в таверне и Дилюк продолжит её: -А ты знал, что у тебя в глазу словно льдинки?.. -Да. -А ты заметил, что они давно стали одним целым?..