Cicuta

Лавкрафт вздрогнул и закашлялся. Это был гортанный, влажный звук, который Джон слишком хорошо знал. Не отводя глаз с дороги, он заметил, как Лавкрафт вытащил что-то изо рта, скомкал и выбросил в окно. Что бы это ни было, от него в кабине стоял запах гниения. — Ты в порядке? — спросил Джон, пытаясь скрыть беспокойство в голосе. — Да. Он всегда отвечал «да», но это не помешало Джону заметить, что его кашель стабильно усиливается. Краем глаза он заметил, как Лавкрафт вытер рот. Что-то тёмное, похожее на кровь или ихор, появилось на его руке и оставило тусклое пятно на щеке. Обычно Джон не любил совать нос в чужие дела, тем более, когда дело касалось Лавкрафта. Тот был тихим и замкнутым, и если бы хотел поделиться информацией, то сделал бы это без спроса. Однако любопытство и беспокойство взяли верх над ним. — Твой кашель становится всё хуже. — Да. — Это как-то связано с тем, что ты на суше? Лёгкие пересыхают или типа того? — Нет. Джон нахмурился и снова посмотрел на него. Лавкрафт смотрел в окно, подперев голову рукой, и выглядел совершенно незаинтересованным. — Тогда из-за чего это? — Тебя это не касается, Джон. Не переживай. Было трудно не волноваться. Ему говорили, что Лавкрафт не может заболеть, но сейчас он действительно выглядел болезненно. С тех пор, как они познакомились, у него начались приступы кашля. А ещё были какие-то вонючие зелёные массы, которые он выкашливал. Лавкрафт всегда избавлялся от них до того, как Джон успевал рассмотреть получше, но, судя по тому, что он видел, это было похоже на какое-то растение. Кто выкашливает растения? Даже у Джона, с его способностями, такого никогда не случалось. Может быть, это было просто что-то, что свойственно таким людям, как Лавкрафт. Однако он был настолько скрытен, что Джон был уверен, что за этим кроется нечто большее, чем простое различие в биологии. — Похоже, это больно, — он попробовал несколько иную тактику. — Да, но это не убьёт меня. — Конечно, но разве ты не хочешь, чтобы это прекратилось? Лавкрафт повернулся к нему лицом. Поражённое выражение его лица выдавало его усталость более красноречиво, чем любые слова. — Извини. Глупый вопрос. Лавкрафт снова закашлялся, звук был густым и дребезжащим. Ещё одна тонкая струйка чего-то, похожего на кровь, потекла по его подбородку. Его нос сморщился, а брови нахмурились, когда он вытер её. — Тебе стало бы лучше, если бы ты был, ну, знаешь, менее человечным? — предложил Джон. — Я не возражаю, если это поможет— Лавкрафт прервал его усталым голосом. — Ощущения разные, но дискомфорт всё тот же, независимо от моей формы. — Оу. Кашель вернулся. Лавкрафт прикрыл рот рукой, и густая чернильная субстанция, просочившись между его пальцами, потекла по ней. Джон, встревоженный, остановил грузовик на обочине. Он никогда раньше не видел, чтобы всё было настолько плохо. — Лавкрафт, ты уверен, что в этом нет ничего— — Я уверен. Кашель приходит и уходит. В конце концов, он утихнет, — он вытер руку о плащ и снова уставился в окно.

***

Гостиничный номер, который Фицджеральд оплатил для них, был слишком хорош, по крайней мере, по стандартам Джона. Кровати были мягкими, ванная — огромной, и он был уверен, что всё это было дорого. Он из принципа совершил налёт на мини-бар: пусть Фицджеральд заплатит и за это, если он так намерен тратить деньги впустую. — Своих денег этот виски не стоит: на вкус он — полное дерьмо, — проворчал он. — Хочешь немного? — Нет, спасибо. Лавкрафт не только не мог напиться, но и по своему опыту знал, что алкоголь, как правило, усиливает боль внутри. Она и так была достаточно ужасной, подливать масла в огонь не стоило. — Устраивайся. — Джон пил до тех пор, пока банально не устал, после чего плюхнулся на одну из кроватей и отключился. Лавкрафт некоторое время смотрел, как тот спит. От него разило алкоголем, и на подушке остался след слюны. Выглядело мило. Как только у него появилась эта мысль, кашель начался снова. Вздохнув, он направился в ванную. В конце концов, Джону нужно было выспаться. Лавкрафт включил душ, как для защиты от шума, так и для того, чтобы привести себя в порядок с помощью холодной воды. Это не то же самое, что и дома. Это даже едва ли близко. Вот он стоит, жалкое подобие человека, и на него обрушивается столь же жалкое подобие дождя. Он стоял под тонкими струями воды, выкашливая растения. Зелёные стебли и крошечные белые цветы разлетались по стенам и полу душа. Они напоминали ему о бесчисленных ошибках. Почему он так хотел попытаться жить среди людей? Он смутно помнил время, когда ещё не был на суше. Когда люди в лучшем случае были помехой, нарушая его сон и требуя его внимания. Потом, каким-то образом, он полюбил их. Или, по крайней мере, некоторых из них. Люди любопытны и занимательны. Но они также нежные и капризные существа. Почти совершенно не годятся в напарники. И всё же он здесь. Тщательно ограничивает себя, играя по их правилам. Ещё один приступ кашля сотряс его, заставив опуститься на колени. Он комками выкашливал волокнистые растения, пока они не покрыли пол в душе. Он не слышал, как вошёл Джон, но тот был здесь и заглядывал в душ с обеспокоенным лицом. — Ты тут в порядке? — Я в норме. Джон выключил воду и посмотрел на растения. — Откуда всё это взялось? Лавкрафт многозначительно посмотрел на него, снова закашлявшись. — Подожди, это — то, что ты выкашливаешь? — Определённо, — выдохнул он. Глаза Джона расширились от шока. — Ты серьёзно? Это болиголов. Он чертовски ядовит. Ты уверен, что с тобой всё в порядке? — Меня нельзя отравить. — Да, но- — Джон, я в порядке. Ни ты, ни кто-либо ещё ничего не может сделать с этим. Джон предположил, что если Лавкрафт всё это время кашлял болиголовом, то, вероятно, он прав, и тот не причиняет ему вреда. Тем не менее, наличие этого в его организме не могло приносить ему пользу. Он протянул руку. — Ну же, тебе хотя бы нужно выйти из душа и лечь в постель. Лавкрафт со вздохом принял протянутую руку. Доброта Джона была ужасна. Он кашлял, а Джон выглядел таким взволнованным. Он дрожал, а Джон осторожно касался его руки своей, пытаясь успокоить его. Всё это лишь напомнило Лавкрафту о том, как он на самом деле одинок. Единственный в своём роде, насколько ему было известно. Он пытался быть ближе к людям, но всё, что он получил, — болезнь, которая усугублялась каждый раз, когда Лавкрафт нуждался. Было больно, и эта боль выматывала его. Джон посмотрел на пальцы Лавкрафта, переплетённые с его. — Ты тёплый. Уверен, что не болен? — Я не могу заболеть. — Я не знаю, может, тебе всё-таки стоит сходить к врачу. Или можно попробовать народные средства, о которых я знаю, если ты, конечно, хочешь— Джон так волновался, что Лавкрафту снова стало больно. — Джон. Хватит. — Ладно, — угрюмо ответил Джон. — Я просто пытаюсь помочь. — Мне не нужна твоя помощь. — Хорошо. — Джон упал обратно в постель, бормоча что-то себе под нос. Вскоре он заснул, оставив Лавкрафта наедине со своими мыслями.

***

Лавкрафт лежал на земле и смотрел в небо. Солнце начинало всходить. Он не спал ни в ту ночь, ни в предыдущую, ни в позапрошлую. Он не спал с тех самых пор, как Джон взял его за руку и предложил помощь, а он отказался. Джон перестал спрашивать Лавкрафта, всё ли с ним в порядке. Он всё ещё был достаточно дружелюбен, но всё же ощутимо отстранился от напарника. А кашель Лавкрафта усиливался. Было жарко. Слишком жарко для такого раннего часа. Он не был уверен, солнце ли доставляло ему дискомфорт или что-то внутри него. Всё это было нелепо. У них с Джоном не было ничего общего, кроме мрачных взглядов на жизнь. И это, как бы удобно ни было в разговоре, не могло привести к каким-либо романтическим отношениям. Он знал это. Однако с Джоном было гораздо легче общаться, чем с большинством людей. И он был добр. Слишком добр. Даже с кем-то вроде него. Мысли роились в голове Лавкрафта и не давали заснуть. Влюблённый. Как бы ему ни было неприятно это признавать, именно таким он себя и чувствовал. Сколько раз это случалось? Не сосчитать. И с каждым разом болезнь приносила всё больше боли. Лавкрафт задумывался: станет ли она когда-нибудь невыносимой? Сможет ли она когда-нибудь действительно убить его? Он стиснул зубы и постарался не закашлять. Его усилия не увенчались успехом, и он съёжился, выкашливая и выплевывая растения на сухую землю. Джон зевнул рядом с ним. — Я бы хотел, чтобы ты рассказал мне, что происходит. — Я знаю. Лавкрафт вытащил изо рта стебель, зелёный и тонкий. Он скомкал его и выбросил, вытирая руки о рубашку. — Поговорим об этом? — Нет. — Тьфу, — Джон перекатился на бок и уставился на Лавкрафта. — Слушай, я знаю, ты сказал, что тебе не нужна помощь, но просто игнорируя это, ты не улучшишь ситуацию. Я пытался отстать от тебя, но я всё ещё беспокоюсь. — Ты никак не сможешь помочь, Джон. — Я знаю. Я знаю, что не могу это никак исправить, но… по крайней мере, я могу быть рядом, — его голос был тихим и немного отчаянным. Лавкрафт с любопытством посмотрел на него. — И что это даст? — Когда ты один, тебе больнее, разве не так? Я всегда так думал. Это бессмысленные сантименты. Боль есть боль, независимо от того, есть у тебя компания или нет. — Ты странный, Джон. — Я? Я думал, что ты странный. — Джон улыбнулся и придвинулся ближе. — И всё же. — И всё же? — Ты расскажешь мне или нет? Он был таким упрямым. В какой-то мере это даже мило. — Ладно. Да, это болезнь. Редкая, насколько я понимаю. Обычно со смертельным исходом. По крайней мере, у людей. — Это когда-нибудь пройдёт? — Сомневаюсь. Рот Джона скривился. — Ты всё время говорил, что не можешь заболеть. — Физические заболевания у меня не появляются. Но это, похоже, скорее эмоциональное расстройство, чем физическое. — Я не понимаю. — Это нормально. — Что? Нет, это не нормально. Я хочу понять. Что за эмоциональное расстройство? Лавкрафт много лет избегал этих слов. И вдруг не мог вспомнить, почему. Если не говорить о чувствах, они никуда вдруг не исчезнут; это была своего рода жалкая попытка избегания, которую мог бы предпринять человек. — Это связано с любовью. Безответной любовью. Глаза Джона расширились, но прежде чем он успел спросить что-либо, Лавкрафт начал свой монолог. Рассказывая, он смотрел в небо, словно видел, как перед ним разворачивается его прошлое. — Много лет назад, задолго до твоего рождения, меня призвал очень могущественный человек. Он увлекался оккультизмом и хотел, как и другие могущественные люди, стать ещё более могущественным. Это была простая просьба, и он, довольный тем, как я выполнил её, решил задержать меня на некоторое время. Я выполнял задания, которые он мне давал, а в промежутках между ними мне приходилось сидеть в камере. Этот человек говорил со мной только для того, чтобы отдавать приказы. Когда я был в камере, за мной ухаживал слуга. Он был молодым и тихим. Очень вежливым, очень внимательным. Он обращался со мной так, словно я был под его опекой. Он был осторожен со мной, но не боялся. Со временем я обнаружил, что привязался к нему. Я лишь изредка подолгу контактировал с отдельными людьми, и это чувство было удивительным из-за своей новизны. Когда настал тот день, когда меня должны были освободить, я почувствовал странную печаль. Как бы сильно я ни ненавидел быть связанным и вынужденным служить, какая-то часть меня не решалась уйти. Молодой человек стоял передо мной с ключом в руке и говорил, что я могу идти. Но я подумал, что, возможно, если я объясню ему свою привязанность к нему, он уйдёт со мной. Конечно, это было глупо. Когда я сказал ему об этом, он посмотрел на меня с ужасом. Это был тот взгляд, который я слишком хорошо знал, взгляд, в котором читалось, что я не более чем монстр. Он плюнул в меня и велел уходить и никогда не возвращаться. А потом, шокированный, я… Его голос затих, и он тяжело вздохнул. — Ваш вид так хрупок. — Ты убил его, — голос Джона звучал глухо. — К сожалению, да. Я не собирался делать этого. — он замолчал, изучая лицо Джона в ожидании реакции. — Тогда что ты собирался сделать? — спросил Джон, и в его голосе прозвучали нотки, которых Лавкрафт никогда раньше не слышал. От этого его лёгкие будто начали гореть. Прошло мгновение, прежде чем он смог заставить себя ответить. — Заставить его. — Заставить сделать что? — Ответить на мои чувства. Джон уставился на него, прищурившись. — Что, прости? — Это выглядело так просто. Если бы он не захотел благосклонно относиться ко мне, я бы убедил его любыми способами. Я могу быть очень убедительным. Джон долго молчал. Когда он наконец заговорил, голос его звучал чем-то резким. — Ты думаешь, люди — это игрушки для тебя, не так ли? — Это ошибка, которую я совершил очень давно, Джон. — Мне всё равно. Это неправильно, Лавкрафт. Мне все равно, кто ты. Это… это неправильно. — боль и отвращение в его голосе пронзили живот Лавкрафта и свернулись в его груди. Это было невыносимо. Он всё кашлял и кашлял. Крошечные белые цветы покрывали его руки. Джон посмотрел на них; всё сострадание исчезло. — И тогда ты начал кашлять? — Да. — Вот и хорошо. Ты заслужил это. Джон встал и ушёл.

***

После этого Лавкрафт долго не видел Джона. Их не назначали ни на какие миссии, и ни один из них не искал другого. Дни превращались в недели. Большую часть времени Лавкрафт проводил в своей комнате, кашляя и жалея, что не объяснил всё иначе. Он не упрекал Джона за его гнев; Лавкрафт отлично знал, что его природа несовместима с человеческой. И всё же он скучал по компании Джона. Со временем кашель немного утих. Лавкрафт понятия не имел, почему, но был рад небольшой передышке. И вот однажды днём Джон пришёл. — Тебе стоит запирать дверь. — Зачем? — Справедливо, — он пожал плечами и рухнул в кресло. Лавкрафт уставился на него с любопытством и удивлением. — Почему ты здесь? Джон не мог смотреть на него. — Я просто зашёл сказать… Так. В этой истории было много интересного. И то, что ты сделал, неправильно. Ты ведь понимаешь, да? — Да. Это был акт глупого отчаяния. У меня были века, чтобы обдумать то, что я совершил. — И с тех пор ты ни с кем так не поступал? — Ни разу. — Это хорошо, — Джон почесал затылок и поднял взгляд в потолок. — Я очень разозлился. Я сказал боссу, что мне нужно немного отдохнуть. Я не хотел находиться рядом с тобой. — Да. Так я и думал. Было очень необычно не получать никаких заданий. Ноги Джона нервно дёргались, пока он говорил. — Но через некоторое время я перестал злиться и начал думать. Наверное, я никогда по-настоящему не пойму, каково это для тебя, но я знаю, что такое одиночество и знаю, что такое душевная боль. Ты этого не заслуживаешь. Мне жаль, что я так сказал. Лавкрафт пожал плечами. — Слушай, — продолжал Джон, — я думал о том, что ты сказал. О том, что этот кашель из-за любовной тоски. Ты хочешь сказать, что за всё это время между тем случаем и настоящим, никто никогда не любил тебя в ответ? Звучит, как чушь собачья. — Были случаи. Но это не лечит меня. Пусть взаимность несколько облегчает боль, это всё ещё большой риск. Если чувства остаются без ответа, болезнь только усиливается. — Так почему ты вообще продолжаешь терпеть это? Почему просто не останешься в океане? — Когда я вдали от людей, мне легче переносить это. Я могу просто заснуть и забыть, и болезнь утихнет. — В таком случае, это решает проблему. На его лице появилась печальная улыбка. — Да. И всё же я здесь. — Только потому, что тебя призвали. Скажи боссу, чтобы он отпустил тебя. Я скажу ему. Он не должен держать тебя здесь, если ты так страдаешь. В голосе Джона звучала странная решимость, будто он пытался убедить в этом их обоих. Он явно боролся с чем-то, но Лавкрафт не был уверен, с чем именно. — Я должен отработать весь срок контракта. — И насколько это долго? — Мой контракт с Фицджеральдом рассчитан на всю жизнь. — Оу, — Джон помолчал некоторое время, глубоко задумавшись. Наконец он вздохнул, встал и пересёк комнату, подойдя к сидящему Лавкрафту. — Встань, пожалуйста. Лавкрафт в замешательстве наклонил голову, но выполнил просьбу. — Спасибо. В любом случае, как я и сказал, я кое о чём думал. О тебе, в частности. Я придумал план, но не был уверен, сработает ли он. Но послушав то, что ты сейчас сказал… что ж, вполне может быть. — План? — Да. Я говорил тебе несколько месяцев назад, что хочу помочь, и именно это я и собираюсь сделать. — Я не понимаю. Джон улыбнулся, в его глазах горел огонь. — Мы с тобой в одной лодке, — он приподнялся на цыпочки и невесомо поцеловал Лавкрафта в щёку. Лавкрафт уставился на него. — Джон? — М? — Почему ты сделал это? Джон закатил глаза. — Такому старому существу, как ты, позволительно быть глупым. — Верно. Он рассмеялся и провел большим пальцем по щеке Лавкрафта. — Да ладно, почему люди обычно целуют кого-то? Лавкрафт не знал, что и думать. Сначала Джон так злился, потом сказал, что Лавкрафту стоит вернуться в океан, а теперь это? Как это понимать? Он нахмурился, совершенно сбитый с толку. Джон увидел, как изменилось выражение его лица, и убрал руку. — Чёрт, я всё испортил, не так ли? Я думал… я… чёрт. — Джон? — Похоже, я тоже скоро начну кашлять растениями. Лавкрафт нахмурился сильнее. — Почему? — Да ладно, ты заставляешь меня сказать это вслух? Это жестоко. Лавкрафт провёл пальцами по тому месту, где минуту назад была рука Джона. — Тебе не нужно ничего говорить. Но я не понимаю. Джон молча молился, чтобы у него хватило сил. — Ты разговариваешь со мной, но с другими — нет. Я видел, как ты ведёшь себя рядом с другими людьми: ты становишься напряжённым и опасливым. Но ты другой, когда мы вместе, и я горжусь этим, как ничем другим. Я чувствую, будто защищаю тебя. Я знаю, это звучит глупо, но я думал, что помогаю облегчить твоё времяпровождение здесь. И, наверное, я думал, что тебе это нравится. Нравлюсь я. Понимаешь? — Ты нравишься мне, Джон. Мы друзья. Джон вздохнул, и этот вздох был душераздирающе грустным. — Но ты мне нравишься не только как друг. Ты мне не безразличен, понимаешь? — его голос немного дрогнул, и он закончил свою речь, глядя на него красными и слезящимися глазами. — Джон? — Что? — Я не думаю, что ты начнёшь кашлять. Джон горько рассмеялся и шаркнул ногой по полу. — Да, ты сказал, что это редкость. Со мной, наверное, всё будет в порядке. Многим людям ежедневно отказывают. — Не поэтому. — тихо сказал Лавкрафт, проводя большим пальцем по щеке Джона. Прикосновение было холодным, и заставило его вздрогнуть, но также поселило ужасную надежду в его сердце. — Хм? Лавкрафт наклонился и легонько, осторожно поцеловал Джона в лоб. — У тебя нет причин для душевной боли. На лице Джона появилась улыбка. — И почему же? Если мне пришлось сказать вслух, то тебе тоже нужно. — Ты очень добрый, Джон. Добрый, упрямый и безрассудно бесстрашный. Я хотел бы защищать тебя. Джон улыбался, несмотря на слезы в глазах. — Обещаешь? — Да. Я не могу заключить с тобой официальный контракт, но— — Лавкрафт. — Даю тебе слово, Джон. Я очень привязан к тебе. — На лице Лавкрафта появилась слабая улыбка. Джон заключил его в объятия. — Слушай, сегодня вечером ты пойдёшь ко мне. Я приготовлю тебе суп и сделаю чая или чего-нибудь такого. — Хорошо. — Ты говорил, что этот кашель никогда не пройдёт? — К сожалению. — Ну, тогда, думаю, я буду заваривать тебе чай каждый вечер. — Если настаиваешь, — рассмеялся Лавкрафт. Смех, хотя и был мягким и тихим, перешёл в кашель. На лице Джона промелькнуло беспокойство. — Ты в порядке? — Да, — уже более терпимо, чем раньше: тепло внутри него почти подавило боль. Он очень давно не испытывал такого облегчения. — Спасибо. Джон снова улыбнулся ему, уперевшись подбородком в грудь. — Я же сказал, что смогу помочь.