***
Просыпается Пак от странных систематичных звуков, очень болезненных, почему-то ассоциирующихся с чем-то плохим у полусонного Чимина. Когда тот открывает глаза, окончательно пробуждаясь, он с ужасом понимает, что это кашель. Чимин вскакивает, переводя взгляд на супруга, и округляет глаза, когда тот, лёжа под двумя одеялами (одно из них он, видимо, каким-то образом забрал у Чимина), без перерывов надрывно кашляет, пугая этим Пака. Чимин с опаской тянется рукой к чужому лбу, нащупывает его в предрассветной полутьме и выдыхает обречённо — горячий. Впервые на его памяти великий и ужасный Мин Юнги, про которого ходят слухи, что он сам робот, так как ему не страшны никакие болезни… заболел. Этого можно было ожидать, но Чимин, наивно верящий то ли в то, что его муж и вправду робот, то ли в его железный иммунитет, подобного исхода не предвидел. И что делать теперь? Кому звонить? Наверное, маме. Чимин встаёт с кровати, находит телефон, набирает номер матери, и та, ранняя пташка, в пять утра берёт трубку практически сразу, чем помогает паникующему сыну успокоиться. — Чимини? Чего звонишь? Соскучился по матери? — Маа-ам… а что делать, если Юнги-хён заболел? — при матери Чимин называет мужа именно так, придерживаясь легенды. — Как это так, твой муж заболел, и ты не знаешь, что делать? — удивляется женщина, не знающая о железном иммунитете его мужа. — Он никогда раньше не болел! — возмущенным тоном заявляет Чимин. — Ну, для начала нужно измерить температуру. Сбить её, если она слишком высокая. Если кашляет — дать таблетки или брызгать в горло. Если чихает или нос заложен — воспользуйся каплями в нос. Пои его горячим чаем как можно чаще, ему нужно больше воды сейчас. Проветривай помещение, это тоже важно. Сделай ему мой фирменный суп с водорослями, он очень полезный! В общем, обхаживай, как можешь. Если нужна будет ещё моя помощь — звони. — Спасибо, мам, — благодарит Чимин, чуть кланяясь по привычке, хоть женщина этого и не видит, и, попрощавшись, оканчивает звонок. После этого он отправляется на поиски термометра, который до сих пор в их доме мог понадобиться разве что ему самому, но никак не Юнги. Вернувшись в комнату с находкой и включив свет, Пак, проклиная мир за то, что тот вынуждает его будить мужа, когда тому так нужен сон, принимается легонько тормошить супруга. — Юнги-щи… Юнги-щи, прошу вас, проснитесь. Это быстро, мне просто надо измерить вашу температуру. Мин дышит ртом, тяжело и жалостно, брови хмурит, кашляет периодически прямо Чимину в лицо, отчего Пак в ужасе думает, что заразится, но глаза не открывает. — Юнги-щи… Юнги-щи! Да вашу матушку, проснитесь! Мин разлепляет глаза, часто моргает, пытаясь держать их открытыми, и это выглядит так мило, как могут выглядеть разве что настолько же сонные котята. — Чимин-щи… Я, кажется, заболел… — бормочет он. — Я в курсе. Поднимитесь, я должен термометр… — начинает Пак, и Мин без лишних слов, со всё ещё закрытыми глазами, принимает сидячее положение и снимает свою белую пижамную кофту. Чимин не впервые видит голый торс мужа, однако так уж вышло, что случается подобное крайне редко, и каждый раз Пак из приличия отворачивается, не успевая ничего разглядеть. В этот же раз он совершенно забывает о каком-либо приличии, откровенно разглядывая тело мужа всё то время, что тот держит вытянутую ладонь, ожидая, когда в неё вложат термометр. Юнги не был качком, Чимин это знал, но он и не подозревал, что худощавый Мин без одежды выглядит настолько хорошо. Кожа будто сделана из белоснежного нефрита, и Чимину на мгновение кажется, что перед ним не его муж, а мраморная статуя, сделанная мастером не хуже Микеланджело. Грудь его супруга усыпана родинками. На животе просвечиваются слабые очертания пресса. Паку вдруг становится тяжело дышать. Он поднимает взгляд к неожиданно очень широким белоснежным плечам, вспоминая, какой горячей была кожа Мина, когда он коснулся его лба. Поднимает выше — к жилистой тонкой шее с острым кадыком… — Чимин-щи, термометр, — слышит он голос и вздрагивает. Термометр выпадает из его рук на пол неожиданно громко в этой тишине. Юнги приоткрывает глаза, смотря недоумевающе на краснеющего мужа. — Всё в порядке? — Нет… — честно отвечает Чимин, поднимая термометр, осматривая его, а после протягивая мужу. — Точнее… всё в порядке, Юнги-щи. Не беспокойтесь. Тот принимает предмет из рук мужа, пихает его себе под мышку и резко откидывается назад, предположительно, на подушку. Однако, немного не рассчитав, ударяется головой об изголовье кровати. — Бля-ять… — шипит тот. — Чёрт возьми, да чтоб всё сгорело к чертям… — ругается скулящим голосом, и Чимин находит эту сцену забавной, очаровательной и печальной одновременно. — Мне сделать вам чай? — спрашивает заботливо Пак, вспомнив совет матери. — Я дышать не могу… — получает в ответ. — Юнги-щи? — У меня голова раскалывается… — продолжает тот. — Может, вы хотите чай? — Ещё и ударился… И горло болит, я могу только хрипеть… — Тогда вам стоит принять лекарства. У нас остались с того раза, как я болел. Срок годности ещё не должен был выйти. — Делайте, что считаете нужным — я весь ваш, — бормочет тот хрипло и тихо, после чего накрывается одеялом с головой, скрывая под ним свое оголённое тело. Чимин с облегчением выдыхает, но всё-таки спрашивает: — Кофту не наденете?.. — Неа… — Ладно. На этом их довольно странный, по мнению Чимина, диалог заканчивается. Он выключает в комнате свет, отправляется на кухню, параллельно пытаясь выкинуть из головы мысли о теле мужа. Открывает полку, где хранится дюжина баночек с разными сортами чая. Такое их количество обусловлено тем, что Пак является большим любителем чая и предпочитает не ограничиваться одним постоянным сортом. Чимин осматривает придирчиво свою чайную коллекцию. И вдруг его осеняет. Осознание было неожиданным, подобно молнии или, что хуже, роботу-уборщику Nain2. Он, Чимин, совершенно не знает, какой чай предпочитает пить его муж. И пьёт ли он вообще чай? Все познания Чимина о Юнги ограничиваются лишь его наблюдениями — Мин никогда о своих вкусах Паку не рассказывал. Он мог лишь предполагать, что любит супруг, точно этого не зная. — Юнги-щи… — Чимин возвращается в спальню, где, в утренней синеве мучался от жара его муж. — А какой… вам сделать чай? — Я не пью чай обычно, поэтому не знаю… — тихонько отзывается тот, не имея сил говорить громче из-за боли в горле. — Выберите на свой вкус, Чимин-щи. Пак кивает и заваривает мужу обычный чёрный чай с лимоном, предположив, что подобное ему может понравиться. Найдя лекарства, Пак возвращается в спальню, ставит чашку с горячим чаем на тумбочку и просит: — Дайте термометр, пожалуйста, — Мин, стянув одеяло, протягивает Паку предмет, ставший горячим от тепла чужого тела. — Тридцать восемь и три. Я дам вам таблетку, и… — Я хочу сироп, — отзывается тихонечко его муж. — Сироп?.. — Да, Чимин-щи, сироп. Ну, знаете, такой, сладенький… — Для детей, что ли?.. — Мне он в любом возрасте помогает, — ворчит тот, выглядывая с обиженным взглядом из-под одеяла. — Ладно… — уже второй раз заканчивая диалог этим словом, Чимин встаёт с колен и, совсем забыв проконтролировать приём лекарств, начинает собираться в аптеку за детским сиропом от высокой температуры. В аптеке с ним прощаются, пожелав ему быть здоровым, и он возвращается домой, пытаясь вспомнить, заботился ли о нём так когда-нибудь Мин. И понимает, что тот, видимо, как и он сам, совершенно не умеет заботиться о больных. Потому что каждый раз Мин звонил матери Чимина, уходил на работу, доверяя супруга тёще, иногда покупал фрукты и прочие продукты, но никогда не делал чай, не сбивал температуру, не проветривал комнату. Даже готовку, его прямую обязанность, на себя брала мать Пака. И спал Мин в эти дни в другой комнате. Кажется, для их странной семьи это будет новый опыт — забота друг о друге во время болезни. Оказавшись дома, Чимин тут же направляется в общую спальню, обнаружив, что чай уже выпит, лекарства приняты, а Юнги (слава господу!) в футболке. — Я купил сироп. — Спасибо, Чимин-щи, — улыбается Мин. Чимин чувствует себя родителем большого ребёнка, когда даёт своему мужу, мужчине тридцати трёх лет, между прочим, детский сироп. Тот его выпивает с довольным видом и кутается в одеяла. — Включить вам что-нибудь? — спрашивает Пак, переводя взгляд на телевизор, висящий у потолка напротив кровати. — Да… было бы не плохо, спасибо. Чимин включает телевизор, переключает каналы, пока Мин, хрипло посмеявшись, не просит его остановиться на любимой дораме Чонгука, сказав, что уже давно обещал мальцу её посмотреть, и вот наконец появилось время. Чимин оставляет мужа в его комнате, отправляется на кухню и снова звонит матери, чтобы та проинструктировала его, как готовить суп. Все нужные продукты, благо, он купил, когда выходил за сиропом.***
На кухне был бардак, какого обычно не бывает после того, как Юнги готовит, но который абсолютно всегда сопровождает готовку Чимина. Суп, с горем пополам, был наконец доделан. Из спальни доносится шум от телевизора. Пак, дожидаясь, когда суп остынет, принимается готовить рис. Он вспоминает, как сильно кашлял Юнги утром, и радуется, понимая, что кашель постепенно сходит на нет благодаря лекарствам. На самом деле для таких отношений как у них было странным — делить одну постель. И в самом деле — вначале они спали раздельно. Но однажды Чимин заснул в постели Мина, когда того не было дома, и после этого ему разрешили там спать в отсутствие мужа. А спустя время стали регулярными случаи, когда Юнги, возвращаясь домой, заставал Чимина в своей постели и всё равно ложился рядом. В конце концов, они негласно решили делить одну постель на двоих, как и полагается мужьям. Безусловно, ни о каких объятьях речи не было — они спали в разных концах огромной кровати, укрывались разными одеялами, и их разделяли несколько подушек. Но эту деталь кто-нибудь вроде Тэхёна просто проигнорировал бы, сказав, что раз Мин разрешает Чимину с собой спать, то точно что-то чувствует к нему. И именно поэтому Тэхён ничего об этом не знает, наивно полагая, что они, как и раньше, спят раздельно. Чимин, приготовив рис, достает тарелки, набирает в них еду и относит на подносе в спальню, где Мин сидит в постели, уставившись в телефон Чимина. Пак ставит поднос на тумбочку, некоторое время смотрит на телевизор, наблюдая за происходящим, и лишь потом его осеняет — Мин смотрит в его телефон. — Юнги-щи?.. — Вам Джеик пишет, — говорит тот. — Я сначала подумал, что это мой телефон. Оскорбился — чего это он меня малышом обзывает? А он вам. Просит о встрече этой ночью. Пойдёте? — Нет, я должен позаботиться о том, чтобы вы хорошо себя чувствовали. Кто ещё, если не я? Ваша матушка? Или ваш брат, у которого жена со дня на день родит? Или моя матушка, с которой вы вообще о существовании слов забываете? — Вы забыли моего покойного отца, вашего отца, мою собаку, которая живёт у брата, секретаря Чона, гендиректора Бона, директора Хвана, директора Су и других хороших и толстых дядь из совета директоров. Чимин смотрит на мужа недоумевающе, пытаясь понять, к чему это было сказано. А потом внезапно осознает: — Если вы способны шутить, значит, вам уже лучше. — Когда я шучу, вы должны смеяться. — И вовсе я не должен, — хмыкает Чимин. — Неужто я не смешно шучу? — Бывает иногда. — Обижаете. — Даже мысли не было. — И всё равно. — Хотите, чтобы я посмеялся? — Ага. Ваш смех похож на лето, мне становится хорошо, когда я его слышу, — говорят ему, и Чимин замирает, ошарашенный услышанным. Его супруг, видимо, осознав, что ляпнул, стыдливо прикрывает глаза рукой, пытаясь оправдаться: — В моей голове это вовсе не звучало как флирт… Во всяком случае, это факт — у вас хороший смех, поднимающий людям настроение. — Благодарю… — бормочет Чимин, потупив взгляд. — Может, поедим суп?.. — Хорошая мысль, Чимин-щи. Давайте помолимся, чтобы ваша еда не оказалась ядом. — Я стал готовить намного лучше, чем пять лет назад! — Ваша стряпня теперь убивает не мгновенно? Готов поспорить, даже бедняга Джеик старается не доверять вам готовку, зная, чем это может кончиться. Чимин уже хочет возразить, но вспоминает, что Джеик и вправду всегда настаивает на роботе-поваре, а если Чимин начинает готовить сам, то его любовник принимает максимальное участие в процессе. Неужто он тоже считает его еду отравой? — Вокруг одни предатели, — вздыхает Чимин, вызывая тихий смех Мина. Однако, несмотря на все шутки, отпускаемые в сторону его стряпни, Юнги съедает всё и отмечает, что либо Пак и вправду стал готовить лучше, либо суп спасла его мама. Чимину хочется ударить мужа по плечу, но он останавливает себя, напоминая, что они не в таких отношениях, чтобы позволить себе подобное. Когда Чимин принимается убирать посуду, его телефон, всё ещё лежащий на животе у супруга, звонит. — Это секретарь Чон. Наверное, ищет нас. — Можете ответить и разъяснить ему всё? — просит Чимин, унося поднос с посудой на кухню. Уже стоя у раковины, он слышит голос Юнги: — Алло? Доброе утро, это Мин Юнги. Вы нас потеряли? — Чимин хмурится, отмечая неожиданно тяжёлое дыхание мужа; ему стало хуже? — Кхм, ну, как бы выразиться яснее… мы с Чимином… Ох, Чимини, не заглатывай так глубоко, детка! — неожиданно громко восклицает тот, заставляя Пака в ужасе округлить глаза и рот. — Чимини, охх… Да, так хорошо… Пак прикрывает рот ладонями, понимая, во что может вылиться это маленькая шутка и, бросив посуду в раковину, спешит обратно в спальню, где сейчас, судя по всему, очень сильно веселится его супруг. — Юнги-щи, вы что творите?! — шипит он на мужа. — Верните телефон! — требует, приближаясь к кровати. — Не останавливайся, Чимини… Да-а… — хрипло стонет тот со шкодливой ухмылкой. — Юнги-щи! — Чимин тянется за мобильным, но Мин уворачивается, перекатываясь на сторону Пака у стены. — Детка, я сейчас кончу… Твой ротик такой горячий для меня… — Боже, какой стыд! Вы порнуху цитируете, что ли?! — ругается Чимин, залезая Мину на колени и забирая-таки свой телефон из его коварных лап под громкий истеричный смех своего нерадивого супруга. — Чонгук, это Чимин! Что бы ты там не услышал, это неправда! У Юнги-щи просто простыли мозги! У него катастрофически высокая температура и он бредит! — тем временем «бредящий» Юнги бьёт его по бедру ладонью, умирая от распирающего его хохота. — Чимин, может, тебе всё же стоит закончить минет?.. — спрашивают его в ответ, и Пак, прорычав, сбрасывает звонок. Он переводит взгляд на супруга, лежащего под ним, с красным от насморка носом, истерично хохочущим и вытирающим слёзы, и неожиданно понимает, что не может злиться на этого большого ребёнка. Но чисто для виду он всё равно хмурит брови и окидывает Мина взглядом со своим фирменным злобным прищуром. — Вам весело, да? А мои друзья теперь будут думать чёрти что! — Простите, Чимин-щи… — дрожащим от смеха голосом хрипит Мин. — Просто… это так внезапно пришло мне в голову… я не сдержался… простите… — извиняется он, продолжая хохотать. Чимин решает, что он обязательно отомстит супругу за эту его выходку. А сейчас самое время осознать, в каком они находятся положении, и смутиться. Пак слезает с супруга, усаживаясь на край кровати и продолжая злобно на него пялиться, но уже со смущённым румянцем на скулах. — Вы не станете меня прощать? — улёгшись набок и подложив себе под щеку ладонь, спрашивает Мин. Его тёмные волосы взлохмаченны, он счастливо улыбается, несмотря на плохое самочувствие, лежит на подушке Чимина, которая непременно сейчас пахнет его персиковым гелем, и эта картина выглядит до странного домашней и уютной. Чимин вздыхает и говорит, дуя губы: — Я прощаю вас на этот раз… Но ещё одна подобная выходка — и спать вы будете на диване! — Какая страшная угроза… Вы прогоняете меня с моей собственной постели, Чимин-щи? — С нашей постели, детка, — поправляет супруга Чимин, используя его же собственное обращение. Он отправляется на кухню — домывать посуду, а Юнги, проводив мужа взглядом, усмехается своим мыслям и переводит глаза на экран телевизора, где как раз сейчас отжигает очередную шутку любимый герой Чонгука.