Всегда-никогда

Тони никогда не был одинок. Пеппер, в редкие моменты усталости, ехидно говорила, что деньги и само имя Старка заставляют крутиться вокруг него бешеный поток людей. Сам Тони, отмахиваясь и отпуская помощницу на заслуженный выходной, считал, что дело в его природном обаянии и магнетизме. - Конечно, Старк, - ядовито бросала Поттс, скрывая под двумя словами тираду на тему «заяви о своем банкротстве, начни пить кофе из бумажных стаканчиков и посмотри, кто рядом с тобой останется? Только я и Джарвис!». Стив никогда не был одинок. С Капитаном Америкой желали познакомиться все и каждый. Роджерс лишь виновато-устало улыбался на это и чувствовал себя брошенным в безликую толпу – ведь все желали познакомиться с Капитаном Америкой, а не Стивом Роджерсом. Старк, давно перепутавший, в какое время он Энтони Старк, глава «Старк Индастриз», а в какое – тот самый Железный человек, отпускал язвительные шуточки и огрызался, когда Роджерс, копируя его усмешку, спрашивал: - Сколько человек к тебе выстраивается в очередь за рукопожатием? Тони никогда не был умным. Старк так и не научился понимать простые жизненные ситуации, которые происходили ежедневно – где-то там, внизу, далеко от облаков гения Тони Старка. Обычная ситуация вгоняла его в ступор, смешанный с паникой. Хэппи пожимал плечами и протягивал ему пончики, как успокоительное, говоря: - Пеппер разберется. Поттс разбиралась, действительно разбиралась, кляня при этом «чертового засранца и эгоиста» Старка. Стив никогда не был умным. Жизненные неувязки – пожалуй, единственное, что пугало его. До «ледникового периода» - как выражался Тони – ему не приходилось решать проблемы личного характера самостоятельно. Их просто не было. Не зная, что делать, Роджерс начинал метаться, как загнанный кролик, и даже радовался холодному тону Романовой: - Стив, это был последний раз, когда я разбиралась с осаждающими тебя проститутками. Морально истощенный Стив даже не старался объяснить русской, что это были вовсе не проститутки. Тони никогда не признавал свои ошибки. Зачастую он их и не замечал вовсе. Зачастую они и ошибками не были – так, мелочи жизненного пути, по которому Старк порывался то лететь, то ползти. В зависимости от настроения. Стив никогда не признавал ошибки Старка. Космических ли масштабов всепрощение, или обреченное понимание всех – почти всех – странностей взбалмошного гения – Роджерс и сам не знал. Тони никогда не помнил, когда все началось. Скорее, делал вид и жаловался на отсутствие записной книжки. Или – как вариант – записной книжки у Пеппер. И всегда недоумевал и восхищался, находя, словно у рождественской елки, скромно упакованный подарок под пижонской пальмой. Поттс всегда закатывала глаза и говорила: - Ты прекрасный актер, Тони. - Я правда удивлен, - возражал он, с трудом стирая с лица торжествующую улыбку. Стив всегда знал, когда это началось. На его личном календаре двадцать седьмое сентября было отмечено красным – словно предупредительный знак опасности. Старк утверждал другое – кажется, что-то насчет страсти, но Роджерс только отмахивался, не слушая. Также отмахивался от извинений, которые фальшиво бормотал Тони, пеняя на свою забывчивость. И улыбался Пеппер, когда она спрашивала: - Неужели тебе и вправду нужны эти отношения? - Не знаю. Единственная ложь, которая давалась ему легко.