Чудесное спасение — всего лишь плод воображения

      В этом году мне исполнилось семнадцать. Я начал учиться в старшей школе города Форкс. Это небольшой городок, в котором мы купили дом и недавно переехали. Хоть он и не был слишком близко к больнице, в которой сутками торчал Карлайл, но места были прекрасные. Много зелени, несколько парков, да и в целом люди хорошие. Возможно, если бы у меня был выбор, я бы остался здесь навсегда. Но ещё не известно, когда начальство Карлайла решит выдернуть его с насиженного места.       Ведь и месяц назад мы приехали в штат Вашингтон по причине того, что Карлайла вновь перевели в другой город. Это происходит настолько часто, что начинаешь подозревать: что-то тут не так. Какой-то системный сбой. Как день сурка всё повторяется. Но что ни говори, а работа есть работа.       Больница, в которой работал Каллен, была одной из самых больших в этом городе. И это неспроста: его квалификация не позволила бы ему работать в обычных мелких поликлиниках.       Сегодня после школы я решил навестить его и направляясь в его кабинет, то и дело сталкиваясь с кем-нибудь по пути. Некоторые непонимающе смотрели, а другие хотели выгнать. Но как только узнавали чей я сын, тут-же пытались полюбезничать и показать дорогу. С трудом от таких помощничков отказался.       Пока подходил к нужному кабинету, путь казалось, только увеличивался. Сегодня понедельник и коридоры были забиты, вокруг полно самых разных людей, длинных очередей и шума. Все бегают и ничего не понятно. Обычная больничная суета. Людям постоянно нужно что-то лечить. Впрочем, как всегда.       Кабинет находился на втором этаже, где располагалось психиатрическое отделение. Карлайл — один из самых знаменитых психотерапевтов в стране. И поэтому его до сих пор выдергивают из одного места в другое. Специалистов мало, ведь на такой работе трудно самому не свихнуться. Вот нам и приходилось постоянно ездить с ним.       Отделение, в котором он работал , никаких процедур не проводило. Нужно было только общаться с пациентами, отправлять на диагностику к психологу, собирать консилиумы врачей, ставить диагнозы, выписывать рецепты и справки. Он врач, который осуществляет профессиональную помощь в лечении психических заболеваний. Психотерапевта следует отличать от психолога и от психиатра — специалистов соответствующих дисциплин. В общем, муторная работа, с которой я иногда помогал.       Ведь у меня была чёткая цель, в дальнейшем не только стать врачом, как Карлайл, но и узнать все тонкости в работе с психически больными людьми. Поэтому я часто присутствовал на некоторых процедурах. Работка непыльная, главное не запутаться кому какое направление и таблетки выписать нужно.       А сегодня мой первый «рабочий», так сказать, день, и мне ещё предстояло со всем ознакомиться и только потом брать медицинские карты. Естественно, лечение пациентов никто мне доверять не станет, но Карлайл хотя бы может позволить понаблюдать за своей работой.       Наконец отыскав тот кабинет, который мне был нужен, я, не постучавшись, вошёл. Совсем не ожидая, что у Карлайла могут быть пациенты. Просто по факту их быть не должно в это время. Но он там был. — Что же, мистер Эванс, на сегодня всё. Вы несколько дней будете находиться тут… — начал говорить Карлайл, но замолк едва я вошёл.       Его пациент — парень примерно моего возраста с необычными глазами — посмотрел на меня, мазнув ленивым взглядом, и вновь повернулся к врачу.       Я же застыл в дверях, не зная, что делать. Было немного неловко, и, судя по хмурому взгляду Карлайла, я зашел не в самый подходящий момент. — Хорошо, я понял, — коротко кивнул парень. — Как долго это лечение может продлиться? — Всё зависит от вас, молодой человек, — с лёгкой полуулыбкой он протянул стопку бумаг парню. — Жду вас завтра с тётей. — Хорошо.       Когда парень проходил мимо, он вновь посмотрел на меня, теперь уже прямо в глаза, и улыбнулся чему-то своему. Странный какой-то. Хотя, это же кабинет Карлайла, с чего ему не быть странным.       На вид обычный парень, хоть и слегка худощавый. Вроде бы и улыбался мне, но взгляд оставался абсолютно спокойным и непринуждённым, словно смотрел прямо в душу и мог прочитать всё что там было написано. Будто он не на меня смотрел, а сквозь. От его улыбки у меня по спине мурашки пробежали. Она выглядела одновременно и завораживающе и как-то… пугающе. Но глаза красивые… словно два изумруда. — Эдвард, ты мог хотя бы постучать прежде, чем входить, — устало выговорил Каллен-старший и откинулся на кресло, потерев переносицу. Наверняка устал, проводя столько времени на работе. Больных очень много и они прибывают и прибывают нескончаемым потоком. — Что, сложный пациент? — я прикрыл дверь и тихонько сел напротив Карлайла. — И не говори, сложнее некуда, — вновь вздохнул он и протянул мне медицинскую карту.       Прочитав несколько строк и посмотрев на фотографию, я понял, что это медицинское дело того парня. — Гарольд Эванс… Что с ним не так? — вопрос остался без ответа. Мужчина молча сидел, прикрыв глаза рукой.       Я же принялся читать историю болезней парня. Список был внушительным и устрашающим. Начинался с простых гематом и заканчивался тяжёлыми переломами. Но среди всего этого было самое серьезное. … диабет, сердечные и лёгочные заболевания, тревожно-депрессивное расстройство, обсессивно-компульсивное расстройство… — У него… — запнулся я на полуслове. — Шизофрения, — закончил за меня Карлайл всё также с закрытыми глазами.       Это сильно удивило меня. Со стороны парниша выглядел абсолютно нормальным. Хотя, не стоит обманываться насчёт того, кого я совсем не знаю. В медкарте было также сказано, что у него почти несколько лет подряд были галлюцинации. А такое явление довольно редкое… — В одиннадцать лет Гарольд начал вести себя странно: говорить сам с собой, думать, что живёт в чулане под лестницей, и считать своих родителей погибшими от рук «злого мага», — медленно начал Каллен, кажется, он и сам был в шоке от списка. — Хотя его родители погибли в автокатастрофе, а сам он жил с дядей и тетей, в обычном доме с собственной просторной комнатой. Его ничем не обделяли, но Гарольд с каждым годом говорил всё больше бреда, который доходил до такого абсурда, что иногда его лечащие психотерапевты не знали, что и делать… — Он проявляет агрессию? — первое, что спросил я.       Обычно пациенты с последней стадией шизофрении ведут себя крайне странно: могут застыть на месте и вдруг начать крушить всё вокруг, посчитать кого-то опасным и напасть. А могут и вовсе сделать такое, что потом совсем не вспоминают. — Нет, он очень приличный и вежливый парень. Даже тихий. Не имей я в руках карту его болезней и не будь я осведомлён об этом лично, то не поверил бы, — Карлайл смотрел в потолок и медленно стучал пальцем по столу. — Его тетя утверждает, что он всё ещё болен. Хотя все, кто за ним наблюдал, ничего необычного не заметили… — Думаешь, он действительно всё ещё болен и скрывает это? — Кто знает, шизофрения — это одно из самых страшных психических заболеваний, её до сих пор до конца не изучили. И что-то конкретное про каждого пациента говорить нельзя, — не ответив на вопрос прямо, Карлайл задумчиво посмотрел на меня. — Присмотри за ним эту неделю, незаметно так, чтобы он ничего не заметил. — И как ты прикажешь мне это сделать? — непонимающе переспросил я, на что он лишь улыбнулся. — Будешь некоторое время работать с пациентами. Ничего сложного: даешь лекарства в нужное время и приглядываешь за ними.       Он сказал это с таким довольным лицом, что я невольно заволновался. И неспроста… Ведь место, куда меня отправили, оказалось поистине жутким. Как, впрочем, и все подобные места.       Но не из-за буйных пациентов — таких там вообще не было — а из-за своей мрачной атмосферы…

***

      От отделения, в котором я находился, у меня мурашки по спине бегали из-за некоторой гнетущей атмосферы. Но это скорее из-за старого здания, узких темных коридоров и маленьких кабинетов. Смотря на него, невольно вспоминаешь все фильмы ужасов и ждёшь когда из-за угла выскочит что-нибудь страшное и прикончит тебя. Но что было еще более удивительным, зеркал нигде не наблюдалось: ни в коридорах, ни в туалетах, ни даже в кабинетах. От этого становилось еще более жутко. Хотя и понимаю что это сделали специально, чтобы оберегать пациентов от самих себя. Были случаи когда разбушевавшиеся больные разбивали зеркала, пытаясь навредить себе, ну и другим.       Пациенты находились тут всю первую половину дня: завтракали и обедали, могли ходить на разные занятия. Здесь проводили лекции по психообразованию для пациентов и родственников, разные тренинги и консультации. Посещение было добровольным, то есть пациенты могли сами выбирать, что делать.       В обязательном порядке нужно было посещать только два кабинета. Кабинет лечащего врача-психиатра, который назначает лекарства, и кабинет, где стояли сейфы и эти самые лекарства выдавались. То есть пришел к врачу, получил бланк для выдачи таблеток и, наконец, забрав свои лекарства, мог идти домой. Первое время нужно было приходить каждый день, а затем через день. По мере того, как дозировки лекарств были подобраны, могли и на неделю отпустить.       Всё было просто и легко, но вот люди, что там находились… Не все из них здравомыслящие личности. Они не кричали, ничего не ломали, общались и вели себя вроде как нормально. Но иногда во взгляде такое мелькало, что страх пробирал до костей. А в животе всё сжималось от непонятного ощущения.       Гарольд некоторое время должен был тут находиться. Вот Карлайл и отправил меня сюда.       Я как подросток мог только в столовой работать, еду раздавать, иногда помогать кормить, ну и посуду мыть. Никогда не думал, что до такого опущусь. Но что не поделаешь, лишь бы по-больше опыта набраться.       В первый же день мне повезло. Я спокойно мог наблюдать за всеми пациентами во время обеда. Когда накладывал им еду, Эванс подошёл предпоследним. Смотрел только на еду и придирчиво делал заказ. Почти отказался от всего, кроме сока и лёгкого бульона. Он всё время не поднимал взгляда и даже не удосужился поблагодарить.       Просто молча пошёл на свободное место, сел и стал есть. Совсем не такой как в нашу первую встречу. Кажется, даже ещё немного похудел. Запястья такие тонкие, а пальцы длинные и изящные. Ел он неторопливо и выглядел, будто сам здесь, а мысли совсем в другом месте. — Эй парень! Долго ещё ждать? — вывел меня из мыслей старческий голос.       Я запоздало понял, что засмотрелся на парня, и не заметил, что очередь ещё не закончилась.       После обеда я закончил свои дела и был свободен. Я ходил вокруг и делал вид будто помогаю пациентам или персоналу больницы. Но краем глаза смотрел за Гарольдом.       Вел он себя нормально, читал книгу, рисовал что-то или изредка дремал в беседке. Но всегда один. Он если и общался с кем-то, то только когда его о чём-то спрашивали. До этого он всё время молчал и не лез к другим.       Я разрывался на две части: учился в школе, следил за парнем и ночью учился по заметкам Карлайла. И в таком темпе пролетело две недели.       В один день я плохо выспался, широко зевал и искал Эванса в толпе пациентов. Но его нигде не было. Даже когда обед пришел, Гарольда всё так же не видно было.       Я сильно забеспокоился, всем наложил еду, и в спешке выбежал из столовой. Я искал в его излюбленных местах, сперва на первом этаже перед огромными окнами с широкими подоконниками. Он здесь любил читать или рисовать.       Но и здесь не было, обыскал каждый этаж. Нигде его не было. Беспокойство начало понемногу съедать изнутри. Вроде бы парень и взрослый, ну не пришёл один день в больницу. Чего тут такого?       В общем-то ничего, если бы это был обычный здоровый человек. Но никак больной подросток с шизофренией. За эти две недели он произвел на меня хорошее впечатление. И я просто так закрыть глаза не могу. Я обыскал везде и последнее место была беседка.       Я не различал дороги перед собой, дыхание сбилось и я весь вспотел. Прибежал в беседку я там никого не застал. И внутри что-то ухнуло. Я опустил голову и попытался выровнять дыхание. Получалось плохо. — Тише, ты так громко дышишь что даже мёртвых разбудишь, — раздается шепот за моей спиной.       Я резко оборачиваюсь. — Черт!       И хватаюсь за сердце — перепугался до ужаса. — Сказал же, не кричи, — устало выдыхает Эванс подходит вплотную и прикладывает палец к губам.       Я попытался выровнять дыхание, но получалось паршиво. Сердце колотилось как бешеное и парень был слишком близко. Чтобы смотреть прямо мне в глаза он слегка приподнял голову. Вблизи понимаешь насколько он ниже меня. — Ты следишь за мной? Парень вдруг спросил лукаво прищурившись. — Кто? Я?! Вот еще. Зачем мне за тобой следить? — затараторил я, понимая что этим только могу себя выдать. И тут же более спокойно добавил. — Я тут решил немного отдохнуть, а ты что делаешь? Время обеда, не пойдёшь кушать? — Я-то тут как раз по делу. Я имею полное право отказаться от обеда и заняться чём-то своим. А вот что ты делаешь в такое время, твоё рабочее время уже закончилось? — усмехается он.       Его раскосые глаза вытягиваются в две узких линии. И он сейчас больше похож на змея искусителя. — Пока всё не доели, решил немного отдохнуть. Это запрещено? — Нет, конечно. — но все еще смотрит на меня с недоверием, а затем решительно протягивает руку. — Ладно, я — Гарольд. — Эдвард. — поспешно представляюсь я, принимая рукопожатие.       Его рука оказалась на редкость груба, и на ней были небольшие шрамы. Она была сильная, не смотря на общую худощавость парня. В этот день мы впервые поговорили…

***

      Гарри, — он позволил называть так себя, — среди большинства больных показался самым здравомыслящим, на мой взгляд. Да и умом не был обделен. Мы с ним общались, обсуждали медицинские исследования и проводили большую часть времени вместе.       Сам не понял, как я сдружился с ним.       Он рассказывал многое из своей жизни. Как психиатрическая больница отличалась от обычной. Какие там пустынные парки со старыми зданиями, скорая, полиция, которая насильно госпитализировала людей, части дверей, которых нет (остальные закрывали на ключ), большие решётки на окнах (просто так никуда не пройти), обыск на входе (у пациентов всё отбирают) и ещё многое другое…       Слушая его, я просто не понимал: «Как всё это можно пережить?!». А он говорил, с легкой улыбкой на устах и усмешкой во взгляде. — Извини за вопрос Гарри, но что ты чувствовал, когда тебя настигали галлюцинации? — я не мог больше терпеть и спросил напрямую.       Ведь кто как не человек переживший такое может дать чёткий ответ.       Гарри странно посмотрел на меня: долго, пристально, — а потом, всё также вглядываясь в глаза, проговорил: — Окружающее пространство теряет перспективу, звуки приглушаются, насыщенность цветов уменьшается, время замедляется, как будто ты спишь и видишь сон… Но проснуться не можешь. Основное давление оказывает скорее само ощущение. Всё вокруг кажется каким-то неправильным, чужим, ты понимаешь, что-то не так, но остановиться уже не можешь, — голос его тихий, ровный, без эмоций.       Он не изменился в лице, когда говорил. Я же просто не понимал, как он может быть таким спокойным, когда описывает такое. Мне не понять как устроен его внутренний мир. И какие бредовые идеи может воплощать в реальность его мозг. Он видит мир совсем другим, может и меня видит совсем не так как я сам привык.       Наверное, он что-то почувствовал, потому что сменил тему и больше ни разу не заикался про это.       За всё время его лечения, я каждый день приходил после уроков и оставался с ним. Это был час или два, слишком короткое время, чтобы что-то узнать друг про друга. Но нам не нужны были слова. Он рисовал, сидя на подоконнике, изредка разговаривал и иногда смотрел на меня.       Смотрел так пристально, с таким восхищением во взгляде, когда я оказывался под лучами солнца, что я смущался. А потом он вновь рисовал, полностью отдаваясь искусству, напрочь забыв, что вогнал меня в краску…       Мне казалось, что своим взглядом он гипнотизирует. Ведь как еще объяснить то, что, когда смотрел он, я не мог оторвать глаз? А его улыбки. Почему хотелось улыбнуться в ответ, узнать, почему у него хорошее настроение? Что со мной происходит?       Я не отдавал себе отчета в своём поведении, желании побольше находиться рядом с ним. Как же хотелось сбежать из школы и поскорее увидеть его, посидеть вместе у окна и молчать. Я становлюсь зависимым от него…       Месяц, — всего лишь месяц, — и он захватил весь мой разум. Я всё ещё не знал, почему тянусь к нему, но больше это не пугало. Лишь стало жалко, что он уходит… — Эдвард, ну, что скажешь? — как-то раз спросил меня Карлайл, когда мы всей семьей собрались поужинать.       Эсми заинтересовано взглянула на нас. А я так задумался что не сразу расслышал его вопроса. — Что скажу? — нахмурившись переспросил я. — Про Эванса что скажешь, он хорошо себя вёл, никаких странностей не замечал? Ты уже месяц с ним общаешься, но ничего так и не рассказал мне, — рассматривая свою тарелку сказал Каллен, и я застыл.       В его голосе слышались лёгкие нотки недовольства. А я старался не показывать что нервничаю. За этот месяц я делал всё что угодно, но точно не следил за Гарри. Напрочь забыв об этом, я просто сблизился с ним… — Это, по-моему, он здоров, никаких странностей не наблюдалось, — прокашлявшись сказал я, ни капли не соврав. — Хм, я так и знал, — уже более расслабленно сказал Карлайл улыбнувшись. Я не успел выдохнуть с облегчением, как следующие слова выбили меня из колеи. — Больше не нужно с ним общаться. Гарольд с тетей уезжают в Англию, и наверное, там дальше лечиться будут.       Почему то рука задрожала и в животе все скрутило. Я сглотнул вязкую слюну и выдавил из себя жалостливую улыбку. — Вот как, надеюсь с ним все будет хорошо. — Да, парень заслужил лучшую жизнь. И дальнейшее его лечение зависит только от него и его воли, — кивнул Карлайл и продолжил ужин, Эсми радостно положила ему добавки.       Их разговоры прошли мимо меня, в голове только одно вертелось. Он ушел и даже не попрощался.       Ну да, а чего я собственно ожидал, знакомы не долго. Но все равно, осадочек какой-то остался.