ДОУ "СТРАЙК"

Никто не видел, как это произошло, только грохот выстрела и падающий под ноги Роллинза командир. Хриплый мат и приказ двигаться дальше. Ослушаться никто не посмел, только Мэй присела рядом, разрывая зубами упаковку перевязочного пакета. — Переживу, — усмехнулся Брок и махнул рукой. Роллинз кивнул и на правах заместителя взял командование на себя. Вот только Зимний не слушал никого, кроме Брока, и стоило чужому голосу раздаться в наушнике, пиздой накрылась любая субординация. «Поводок отпустили», и Кулак Гидры сразу нашёл себе цель. Так происходило каждый раз, когда командиру прилетало: у Зимнего отказывали тормоза, и он мчался вперёд со скоростью локомотива, размазывая по пути всех, кто не успел увернуться. То ли мстил за ранение единственного человека, чье мнение для него хоть что-то да значило, то ли просто старался закончить как можно быстрее и снова вернуться под ладонь командира. Роллинза не смущали такие отношения Брока и оружия Гидры ровно до того момента, как этим оружием управлять приходилось ему. В этот раз всё повторилось. Ранение Брока — и Зимний, глухо рыча, унесся куда-то в сторону заката. — Ну, пиздец, чё, — резюмировал Таузиг, оказавшийся в этот раз ближе всех к Роллинзу. Через полчаса всё было кончено. Зимний не брал заложников, его не интересовало, что может сказать противник, не волновал ущерб, да и урон собственному телу им воспринимался как-то не очень адекватно. Но Роллинза это переставало дергать ровно в тот момент, когда последний противник падал без признаков жизни и можно было дать отмашку отряду на возвращение к транспорту. А вот там обычно представление имело продолжение. Никто из бойцов не любил, когда кто-то из своих попадал под пули, а уж когда дело касалось командира, волноваться начинали все. Вот только Брока это повышенное внимание к собственной персоне, особенно когда всё болит и грозит отвалиться, бесило невероятно. Но разве это кому объяснишь? Они же от всего сердца, от души помогать рвались. Броку оставалось только стоически терпеть ласковые издевательства родного коллектива и ждать возвращения на Базу, где можно сдаться в руки врачей и уже со спокойной совестью отдыхать пару дней на больничной койке. Вот только в этот раз так просто отмазаться им не светило, так как отход планировался не до джета или машины, а на конспиративную квартиру. И оставаться там предстояло до дальнейших распоряжений. Едва Роллинз вернулся к Броку, то получил от того сразу пару заманчивых предложений. Первым было — вкатить ему двойную дозу снотворного. А вторым — пристрелить к хренам, а то он сам начнёт отстреливаться от доброжелательных дебилов. Роллинз на всё это не повёлся, а оружие отобрал, во избежание сюрпризов с обеих сторон. Первые ласточки к командиру потянулись, стоило всем ввалиться в достаточно небольшую квартиру и худо бедно разоружиться. Всех интересовало как там командир, удобно ли ему, не болит ли нога-рука-голова-жопа, не нужно ли ему принести чего, спинку помассировать, сказку прочитать. Это можно было бы счесть за издевательство, если бы бойцы искренне не желали помочь. Но ситуация от этого менее идиотской всё равно не становилась. — Чего вы к нему таскаетесь? — вопрошал Роллинз и каждый раз слушал одну и ту же песню про любовь до гроба и «он же меня спас, меня, понимаешь?». Роллинз понимал, как и то, что с любым ранением лучшим лекарством был отдых и желательно в тишине. Но бойцы словно с ума сходили. Как ни странно, самым разумным во всей этой компании выглядел Зимний. Первый час он наблюдал за творящейся вокруг командира вакханалией, а потом поднялся из своего угла и куда-то пропал на целых полчаса, чтобы вернуться назад и при этом не в одиночестве, на его руках мирно посапывал в цветастом свёртке ребенок. — Это что? — вытаращился на младенца Роллинз и едва успел увернуться от участи счастливого родителя. Зимнему его поймать не удалось, но вот Родригес оказался недостаточно ловким и через мгновение остался стоять посреди комнаты, прижимая к себе свёрток с завозившимся в нём младенцем. — Ну не пиздец ли это? — немного испуганно пробормотал он. — Это не пиздец, Майк, а ребёнок, — поправил его нарисовавшийся из ниоткуда Таузиг, заглянул в свёрток и улыбнулся. Остальные бойцы тут же подтянулись к ним, а Зимнего снова как ветром сдуло. — Реально ребёнок, — пророкотал Луис, заглянул в свёрток. — Живой. — Рожу свою убери, ты его пугаешь! — зашипел на него Родригес. Мелкий и правда как-то скуксился, раззявил свой маленький беззубый ротик и заголосил так, что «папаша» его чуть из рук не выронил. — Выключи! Уйми его! — тут же зашипели со всех сторон. Родригес и рад был бы, но он мог только ошалело хлопать глазами и судорожно трясти ребёнка в надежде, что он сам успокоится. — Может, у него болит что? — задал вполне справедливый вопрос Кент. Все разом обернулись к Сойеру, единственному человеку в отряде с медицинским образованием. — Охренели? — вылупился тот на сослуживцев, замахал руками, отступая назад, но скрыться в ванной ему не дали. — Ты врач? Врач! Вот и скажи, что тут не так, — велел ему Таузиг. — Это ребёнок! — попытался донести вполне логичную мысль Кент. — А я на ветеринара учился. — А какая разница? — влез Микки, показал ребёнку «козу», отчего тот заорал ещё громче. — Огромная! Я людей лечить не умею! — затряс головой Кент, явно готовый отбиваться на полном серьёзе. — Погоди, а что ты мне тогда пиздел, что это одно и тоже, когда мне бедро шил? — рыкнул на него Микки и тут же схлопотал от Таузига. — Ну ты то ещё животное, а с мелким так нельзя. Он отобрал свёрток с ребенком у Родригеса, уложил в центре журнального столика и склонился над ним. — Обосрался, вот и орёт, — резюмировал он. — Ты откуда знаешь? — удивился Кент. — А ты наклонись и понюхай. Ребенка, оказавшегося настоящим пацаном, мыли, вытирали, переодевали всем составом. Памперсов и детской одежды ни у кого не нашлось, а потому малого завернули в чистую сменную футболку и повалились кто где отдыхать. — Никогда не думал, что забота о ребенке отнимает столько сил, — признался Карповски. Но спокойствие длилось недолго. Малявка, с час поагукав на руках почти у всех бойцов попеременно, сначала тихо захныкал, а потом врубил звук на полную, да такой, что любая сирена позавидует. Роллинз наблюдал за всем этим со стороны, благоразумно не вмешиваясь. Но когда ребёнка развернули с намерением вымыть жопу в пятый раз, не выдержал. — Да жрать он хочет! В гостиной повисла тишина, и все обернулись в сторону Мэй, как единственной девушки. — Нахуй идите! — оскалилась она, скрестив на груди мускулистые руки. — В магазин идти надо. Эта идея устроила всех. Гонца выбирали словно он не за молоком и сосками собрался, а как минимум Форт Нокс в одиночку брать решился. Но и одного его никто не пустил, решив, что тройка — это идеальный вариант. Один выбирать будет, второй тащить всё это, а третий… третий как команда поддержки пойдет. Денег с собой они взяли на всякий случай с запасом, да таким, что вернувшись обратно едва вошли в дверь. Теперь у пацана, имя которому придумывать не стали, оставив это на командира, было абсолютно всё. Одежды сменной два пакета на все сезоны и погодные условия. Две коробки памперсов, игралки разные, погремушки, грызунки. Сосок едва ли не целая коллекция. С десяток банок детского питания. Про такие приблуды, как градусник, ножнички и прочее, и говорить не стоило. — У нашего малого будет всё! Роллинз только головой качал, не понимая, где Зимний вообще раздобыл младенца, а главное — зачем. Но спрашивать было не у кого. Едва вручив ребёнка Родригесу, Солдат с умным видом скрылся в комнате, где отдыхал после ранения командир, щёлкнул замком и всё, больше оттуда никто не показывался до самого утра. — Альфа, прием! — заговорила рация, заставив Роллинза подскочить на месте, нервно оглянуться по сторонам и только через мгновение понять, где он и что происходит. — Эвакуация в точке три через сорок минут. Отбой. Но стоило вновь наступить тишине, как заголосил… Родригес. — Малыш пропал! Где ребёнок? Остальные повскакивали, ошарашенно озираясь, но ни младенца, ни купленных вчера вечером вещей в квартире не было. И если бы не соска, оставшаяся валяться на журнальном столике, то можно было бы решить, что их посетила коллективная шиза. — Ребёнок? — в дверях гостиной появился тяжело ступающий командир, дошел до дивана, сел, вытянув пострадавшую ногу. — Дома, с папой и мамой и тем наследством, что вы ему понакупили. Повисла тишина. Бойцы замерли, переглядываясь. На их лицах мешалась растерянность с огорчением и наоборот. — Вы чё, реально решили усыновить малого? — удивился Брок. — Охренеть, вы даёте. — Но… но зачем? — не выдержал Родригес, за те несколько часов уже привыкший быть отцом. — А хер Зимнего знает, — пожал плечами Брок. — Может, занять вас хотел, чтобы вы от меня отъебались, минимизировал, так сказать, урон от вас. Я-то час назад узнал о мелком и вернуть обратно приказал. Так что сопли утёрли, родители недоделанные, и поскакали домой.