I'm a freak bitch, baby

— Проходи. Чонгук кидает ключи на тумбочку при входе, снимает кроссовки и уходит вглубь квартиры, мягкими шагами отдаляясь от своего гостя. Тэхен закрывает дверь и разувается, вешая толстую рубашку в роли накидки цвета хаки на крючок. Чисто. В квартире чисто, даже средством для полов все еще пахнет. Это не вяжется с тэхеновым представлением о Чонгуке, хоть и приятно удивляет. Чонгук в тэхеновом представлении отпетый мудак, трахающий баб налево и направо, гоняющий на своем кенигсегге по ночному Сеулу и ублажающий старосту за посещаемость в универе. Чонгук в тэхеновых глазах кого только не трахает, чтобы дела на учебе шли максимально гладко. В чонгуковых глазах Тэхен предстоит не лучше. Тэхен для Чонгука отличник и маменькин сынок, прекрасный актер и сама невинность, курящая на автобусной остановке и посылающая вредных продавщиц в магазинах, где без паспорта ему не продают сигареты. Тэхен для Чонгука лучший притворщик и заучка, любимчик всего педсостава. В чонгуковых глазах он двуличная морда, в универе которая готова жопу преподу лизать, лишь бы своя не пострадала, и за его пределами готовая курить, пить и ругаться матом. Тэхен ненавидит Чонгука, Чонгук ненавидит Тэхена. До такой степени, что при одном лишь взгляде друг на друга оба готовы въебать по первое число. Кто знал, что когда-нибудь это выражение обретет буквальный смысл. Ким, стоя на пороге дома своего заклятого врага, не понимает, как так вышло. Чон действительно привлекательный, даже притягательный, потому что в институте каждая вторая юбка на него машинально вешается, если не первая, и каждый четвертый обладатель члена пускает слюни. Тэхен в список пускающих слюней не входил, но то, что Чонгук был фигуристый, отрицать не брался, однако так и не мог понять, как они, ОНИ, пришли к э т о м у. Пока Ким витал в раздумьях и пытался вспомнить, при каких обстоятельствах они все порешали, из-за угла показалась чонгукова голова с длинными волосами и недовольно сдвинула брови. — Ты че там встал? Раздевайся. Тэхен вынырнул из своих мыслей и засеменил к хозяину дома, дразня того придурошной ухмылкой, мол, поговори мне тут. По-другому общаться они не умели. Да и не пытались особо. У них с самого начала были натянутые отношения, с самого первого курса. Тэхен общительный человек, интересный и веселый, дерзкий, поэтому в компанию шестерых крутых пацанов влился сразу, даже усилий никаких не прилагал. И в тот же момент Чонгуку, уже бывшему тогда членом той шестерки, сразу не понравился. Не любит Чонгук притворщиков. У него только один принцип: либо ведешь себя нормально и не строишь клоуна, либо идешь нахуй. Тэхен же не любит самонадеянных выскочек, у которых член является великим достоянием общественности. И всех пятерых друзей порядком заебали их вечные перепалки и подъебывания. Одним прекрасным днем в их маленьком кругу кто-то ляпнул, что Тэхену с Чонгуком просто надо переспать, потому что любые ссоры между «возлюбленными» решаются именно таким путем. Кажется, это был Намджун, только вот Тэхен тогда ему грозился член оторвать, а Чонгук посмеивался и мотал на ус. Домотался. Что-то было у каждого из них сокрыто под дерзким, уверенным взглядом, что-то было у каждого из них такого, что жило строго глубоко внутри и никогда не имело выхода наружу. Они как будто в первый же день, с первого взгляда разглядели наличие этого интересного «что-то», и не осознавая того, сами стали с интересом друг за другом наблюдать. Каждый хотел достать это «что-то», посмотреть на это, ощутить в руках, интерес съедал их с каждым днем все больше, но понять его они не могли. И только сегодня Чонгук вдруг сошел с ума и решился на пиздецкий бред, который позабавил его же больную фантазию. Может, он даже понял, почему его влечет к тэхенову «что-то». Кухня тоже была чистая и убранная, горы посуды как будто никогда здесь не вырастали, а со стола, казалось, только сдували пылинки. В этот раз Тэхен своего восхищения сдержать не смог, потому как чистоту ценил и грязь разводить привычки не имел. — А ты чистоплотный, — с ноткой сарказма прозвучало низким тэхеновым баритоном. Чонгук многозначительно хмыкнул. — Ты думал, я в свинарнике живу? — облокотившись на гарнитур и попивая из кружки воду, Чонгук смерил Кима горящим взглядом и облизнулся, ни секунды не скрывая огромного желания увидеть... Все. — В гляделки будем играть? Или, может, в молчанку? — он ставит кружку и толкает язык за щеку. Тэхен лишь хмыкает и прячет в наклоне головы с какого-то черта алеющие щеки. Чонгук ведет себя, как мачо, так, как если бы он соблазнял очередную влюбчивую пустышку, у которой по ляжкам бы потекло лишь от одного его взгляда. Сразу видно, что у Гука проблем с одноразовыми связями не было абсолютно, и снять самую красивую девушку универа ему не составило бы никакого труда. Однако Тэхен не эти глупышки. И он парень. — Более взрослые игры ты не рассматриваешь? — снова саркастично отвечает Тэ. — Ну, я не удивлен, знаешь, — он копирует Чона и, скрестив руки, облокачивается на сзади стоящий стол, создавая натяжение ткани джинс на зоне паха. Ширинка давит на самую чувствительную часть тела, и Тэхен готов поклясться, что сейчас играет свою лучшую роль, выказывая безразличие к накаляющейся атмосфере. Чонгук же не справляется совсем, с легкой ухмылкой одаряя взглядом тэхеновы размеры. — Ты предлагаешь членами помериться? — вена на его шее набухает от напряжения, и у Тэхена по виску предательски стекает капля пота. — Это мы обязательно успеем, — ответил на свой же вопрос Чонгук, не моргая смотря в чужие глаза. Воздух резко стал ощутимо нагреваться, и Тэхену пришлось сглотнуть отчего-то накопившуюся слюну. — Я сказал тебе раздеваться, — уже без былой ухмылки вдруг выдал Гук. — Чего ждем? Ким опешил, не готовый раздеваться на кухне и не готовый к таким резким и большим шагам в их, насколько это возможно так назвать, отношениях. Тэ вообще-то был удивлен, как Чонгук так легко принял то, что сейчас они потрахаются в его квартире и, возможно, на его кухне. В глазах его читалось дикое желание, и Тэхен соврал бы, если бы сказал, что не чувствует себя под этим взглядом уязвимым. Однако внутри у себя Тэхен тоже чувствовал желание увидеть Гука без одежды, лежащим на этом сверкающем столе с раздвинутыми ногами. Дико было осознавать это влечение, но так же глупо было его отрицать. Тэхен проводит кончиком языка по налитым красным губам и из-под длинных ресниц смотрит на Чонгука. Тот всем своим видом показывает, что ждет выполнения приказа, причем незамедлительно. Но Тэхен у нас не кисейная барышня, чтобы стелиться перед этим мачо. Он снимает носки, вертит ими в воздухе, мол, посмотри, я раздеваюсь, и бросает на пол. — Твоя очередь снимать одежду. Чонгук лишь фыркнул, отведя взгляд в сторону, на долю секунды задержав его на чужих изящных ступнях, и снова уставился горячими глазами на Тэхена. — Стесняешься, неженка? — улыбаясь, дразнится тот, и мигом стягивает черную водолазку, оголяя накаченную грудь и видимые кубики пресса. Тату на всю руку перекатывается от напряженных мышц, и Тэ открыто залипает. Чонгук выглядит охуенно: в меру подкаченный, с тату на весь рукав и... бусинками пирсинга в темных бусинах сосков. — Нравится? — почти шепотом басит он. — Не дождешься. Тэхен смущается совсем каплю, не придавая этому большого значения, и сам стягивает свою безразмерную толстовку, кладя ту на стол и не поднимая взгляда из-под нахмуренных бровей. Почему-то реакцию Чонгука на свое не такое уж и мускулистое тело видеть не хочется, пусть даже он и скажет сейчас какие-нибудь колкости. Однако ответом служит тишина, разбавляемая чужими вздохами. Тэ нехотя поднимает взгляд. — Нравится? — вторит он чонгуковым словам, не скрывая самоиронии в голосе. Тот стоит с красными ушами и в открытую разглядывает каждый сантиметр чужой плоти. Сжирает взглядом, раскладывает на всех поверхностях, теряется в изгибах чужого тела и тонет в глубоких впадинах ключиц. — Неплохо, — сглатывая и сильнее сжимая пальцами гарнитур, отвечает Чонгук. — Ни при каких условиях не смей стонать. Тэхен от таких заявлений просто забывает дышать. От чужой самоуверенности хочется повеситься и в то же время открыть все свои секреты. Чонгук ни капли не сомневается, что Тэхену з а х о ч е т с я стонать, и это чертовски сильно разгоняет по организму кровь. — Соседи не одобрят твоих вокальных способностей, — вдогонку добавил Гук, направившись в ванную. — Хули тогда ты сюда нас привел, — зачем-то возмутился Ким. Чонгук останавливается на полпути и со спины чуть ли не рычит: — Либо ты не стонешь, либо мы идем в обоссанный клуб или расходимся вообще. Тэхен думает всего лишь пять секунд. — Не буду, блять, — он запрокидывает голову и жмурится — от такого Чонгука ширинка сильнее давит на возбужденный член. — Иди мойся уже. — Спасибо, е-мае, — удаляясь, отвечают ему. Где-то из ванной Тэхен слышит: — Я выйду, чтобы был раздет. — На хуй иди. — Ага. Дверь закрывается, и Тэхен слышит журчание воды. В воздухе витает напряжение, оставляя за собой приятный шлейф возбуждения. Раздеться хочется просто потому ,что в одежде уже элементарно тесно и жарко в придачу, и Ким решает избавить себя от осточертевших кусков ткани как раз по этой причине, а не потому что Чонгук приказным тоном потребовал это. Он сам находит спальню, чинно расхаживая по чужой немаленькой квартире, и раздеваться решает почему-то на кухне. Никакой связи между Чонгуком и его приказами, конечно, не было, просто Тэхену очень захотелось сделать это на кухне. Стоя перед отполированным столом, который от чистоты весь блестит, Ким дополняет картинку у себя перед глазами чужим подтянутым телом, обмякшим на этом столе. Возбуждение с каждой минутой накатывает все большими волнами, от чего дышать становится тяжело. Мысль, что Тэхен и Гук могут запачкать этот стол, именно Гук кончит на эту безупречно чистую поверхность черного дерева от умелых рук Тэхена, заставляли внутреннего демона Кима ликовать и искушать своего хозяина все больше и больше. Мысль, что Тэхена, избавляющего себя от остатков ткани на своем теле на кухне, может увидеть выходящий из душа Гук, пускала мурашки по позвонкам и дрожь в коленки. От этого внутри все загоралось. Мысли, мысли, мысли... Они съедали Тэхена и будто смеялись над ним, не пропуская ни одной приличной в его разум. А Тэхен стоял на гребаной кухне перед гребаным столом и возбуждался от своих фантазий. Он снимает джинсы, кладя их на стол рядом с толстовкой, и остается снять только боксеры, которые уже бесстыдно намокли от природной смазки, но вместо этого Тэхен через их ткань дотрагивается до сочащейся головки кончиками пальцев и предательски выпускает первый негромкий стон, тут же накрывая рот ладонью. Если соседи действительно придут устраивать разборки, то участвовать в них им придется обоим. А Тэхен совсем не хочет никаких разборок, разве что с Чонгуком в его большой кровати. Чонгук действительно почти все время своего существования сексуален и горяч донельзя. Рядом с ним стоять — себе дороже, будь ты парень или девушка. Парень, хочешь не хочешь, почувствует себя ущемленным, девушка превратится в неприспособленную к жизни лужицу.Чонгук ходячий секс. Он есть само его воплощение. Тэхен знает это. Знает этот факт и полностью с ним согласен. Ему не стыдно будет признаться в том, что на парах часто на Чонгука залипает, что его накаченная задница пользуется особым вниманием и расположением Тэхена (всего универа, если быть точным), что все тату, видимые и нет, повышают кровоток в тэхеновом теле. Не стыдно даже признать, что сотни раз хотелось того во всех позах. Не стыдно было бы признать, что Тэхен с радостью осуществил бы свое последнее желание, не будь Чонгук такой скотиной. Правда, теперь, поздно взвешивать все за и против. Поздно, потому что животным инстинктам уступили принципы, и Тэхен отнекиваться уже не собирается. Да и что мешает трахнуть своего врага номер один? Снимать трусы желание в миг отшибло, как только Тэхен попытался представить реакцию Чонгука. «Возбудился так быстро, еще и течешь по мне, как сучка?» — говорит Чонгук в тэхеновых мыслях, заставляя того от своей же дурной фантазии залиться красным. Долбанное смущение накрыло с головой, и Ким элементарно постеснялся стягивать с себя трусы и стоять на чужой кухне с сочащимся членом, поэтому боксеры все-таки оставил. Внезапно дверь ванной открывается, и Тэхен неосознанно вздрагивает. Его, считайте, реально застукали. Тэ вдруг резко понял, что выглядят они как пришибленные извращуги, еще и фразочками всякими пошлыми кидаются. От этой мысли опять внутри стало жарко, и узел внизу живота завязался с трехкратной силой. Хозяин дома вальяжными движениями проходит мимо кухни, зачесывая мокрые волосы, открывая лоб, и резко делает шаг назад, видя своего гостя облокотившимся на стол, скрестив руки, только теперь в одном нижнем белье. Разгоряченный после душа Чонгук сглатывает от накатившего жара и просто зависает на чужих длинных ногах. Оба такие предсказуемые и озабоченные друг другом, но в такой же степени гордые и из принципов шанса друг друга подъебать не упустят. Только сейчас подкалывать друг друга совсем не хочется ни первому, ни второму. Сейчас совсем не до шуток, все слишком серьезно, чтобы смеяться. Тут толком просто и пошутить не успеешь, слишком стремительно развивается действие. У Гука на бедрах полотенце, под которым теперь тоже красуется колом стоящий член, и Тэхен не сдерживается от скользящего взгляда по чужому телу. По рельефным мышцам стекают капли воды, грудь вздымается от тяжелого дыхания, полотенце бесстыдно выпирает, а глаза горят. Ким сглатывает, то ли от желания разложить это прекрасное тело, то ли желая оказаться под ним. — Ты стонал, — осуждающе подняв бровь, начал Чон. Тэхен краснеет, плечи и предплечья его тоже, выдавая с головой, однако он все равно дает отрицательный ответ. — Ты стонал, Тэхен-а, — подходя ближе и гадко улыбаясь, стоит на своем Гук. Тэхен машинально сглатывает снова. — Что же ты такого делал, а? Оперевшись на стол и скрестив ноги, Тэхен мог скрыть свое возбуждение еще пять секунд назад, однако приближающемуся Чонгуку сложно было не заметить внушительных размеров член Кима, и взгляд его темных глаз упал именно туда, и Тэхену показалось, что именно на это позорное пятно. Плечи и предплечья красиво переливались алым на фоне медовой кожи его тела, а скрещенные руки заметно напряглись, предвкушая очередную колкость в адрес своей эрекции. Однако Чон молчал, просто смотрел то на вьющиеся волосы, то на вены чужих рук, то на длинные ноги, одаривая их взглядом с пяток до желанных бедер, то прямо в глаза. Он смотрел так... завороженно, что Тэхен просто терялся от такого Гука, и образ хамоватого парня подозрительно быстро рушились у Кима в голове. Почему Чонгук смотрит т а к? — Ты... ты трогал себя, что ли? — сглатывая и, кажется, с трудом стоя на ногах, Гук с силой отрывает взгляд от чужого тела и заглядывает в глаза, опираясь рукой на этот несчастный стол. От такого вопроса Тэхен даже взгляд в сторону отводит, этим безмолвием выкладывая всю правду. Он сам не понял, почему так позорно не сдержался и прикоснулся к себе. Этого очень требовало его тело, буквально не подчиняясь приказам двигательной системы, как, впрочем, и вся ситуация в целом здравого смысла не имела. — Серьезно? Хен у нас, оказывается, совсем не терпеливый? — Мне надо в душ тоже! Не готовый к объяснениям, Тэхен выскакивает из кухни, гневно сжимая пальцы на своих скрещенных предплечьях, и запирается в ванной, тут же шумно выдыхая, смотря на свое растерянное лицо в отражение зеркала. Он абсолютно точно теряет хватку. Кончить от одного лишь взгляда... голоса этого гребаного Чон Чонгука, своего заклятого врага... Да это переходит все границы его моральных принципов! Да какой там, всех его принципов и установок, черт возьми. Однако возмущаться уже поздно, корить себя и отрицать чужую сексуальность глупо до чертиков, потому что Тэхен у ж е стоит в е г о ванной голый и в обконченных трусах. Все пути на отступление закрыл сам Тэхен, поэтому сейчас уже метаться поздно и совсем не ответственно. Свои скрытые желания тоже отрицать неимоверное глупо, просто Тэхену нужно еще немного времени, чтобы окончательно принять их и тот факт, что сейчас они, мать вашу, все сбудутся. Черные боксеры летят на пол, смущая своего хозяина мокрыми подтеками, а сам Тэхен заходит в душ, подставляясь под стури горячей воды, так необходимо снимающие напряжение. Член стоял по стойке смирно и болезненно отдавался возбуждением по всему телу, кажется, даже в мозгу. Думать не хотелось совсем, отслеживать происходящее — тоже, однако Тэхен все же возвращается в реальность и мысленно бьет себя по рукам, не желая снова кончать так скоро и без чонгукова участия. Тэхен намыливает каждый сантиметр своего тела, нежится под градусом воды и встречается с новой насущной проблемой: кто кого? Вопрос, в общем-то, важный, вполне требует серьезного разговора, выяснения возможностей чужого тела, однако Ким ухмыляется и, смывая пену с головы, окунается в события двухчасовой давности... — Да блять... Ты не веришь мне? — Чонгук пьет какой-то энергетик, часто мелькающий в рекламе по телеку, облокотившись на столб их университетской остановки, и, делая глоток, испытующе смотрит на Тэхена, тихо курящего в сторонке. — Да я любого без труда нагну, ты о чем. — Любого, но не меня, — усмехаясь и выпуская клубы дыма, отвечает Ким. Ситуация комичная вырисовывается, учитывая, что Тэхен и не помнит толком, как они пришли к этому "увлекательному" спору. Занятия давно кончились, и на улицах во всю горели высокие фонари, освещая холодную асфальтную дорогу для измученных студентов, улыбающихся от одной лишь мысли, что сегодня, хвала Богам, пятница. Тэхен тоже лыбился, куря свои любимые сигареты, предвкушая вечер всякой вкусной гадости за просмотром Игры Престолов, как откуда ни возьмись рядом вырос этот... трах-перетрах всея универа Чон Чонгук и своим еблом модели испортил весь хороший настрой Кима. Ну и таким образом они уже добрые минут двадцать, в ожидании автобуса, на котором, к слову, Чонгук ездить обыкновения не имел, обсуждали горячо и пламенно с пеной у рта, кто кого бы "нагнул", подвернись им такой случай. А ведь людям уже по двадцать два года... — А ты типа особенный? — бурчит саркастично Чонгук. — Я с головой на плечах, окей? Я бы не стал ложиться под такого придурка, а то хрен знает, вдруг слабоумие венерическим путем передается, — снова язвит Тэ. Сигарета трещит от новой затяжки, угрожая музыкальным пальцам Кима пепельными ожогами, и тот бросает ее на землю, туша носком своих кроссовок. — И вообще, не дыши на меня, уйди. Мне зачет последний сдать надо в добром здравии. — Ну ты хамло, конечно, — Гук ведет головой, гадко ухмыляясь и вертя в руке банку из-под напитка, начиная кашлять. — Бля, бросай курить, а. — Без сопливых, — отрезает Ким, в мыслях проклиная все автобусы мира, имеющие привычку опаздывать. — Ты каким макаром на автобусе-то решил проехаться? — переводит он тему, однако, безуспешно. — Тэхен, ну вот спорим, что ты окажешься подо мной, давай? Ну на что хочешь. — Сука, неугомонный какой, а... Тебе шестнадцать, что ли? Гормоны шалят? — начинает закипать Тэхен. — Если тебе поэкспериментировать охота, то без меня, пожалуйста. Гук замолкает ненадолго, и тишину между ними двумя разбавляют лишь легкие падения капель проливного дождя, мирно стуча по крыше остановки и по грустным лужам. Из комичной ситуация становилась все более непонятной, атмосфера напряженнее, и Тэхену все больше хотелось запрыгнуть быстрее в автобус и съебать к себе в хуево-кукуево на другой конец города, лишь бы подальше от одного надоедливого ловеласа. Понятно было, что Чонгук все это не серьезно, но как-то слишком сильно от него исходил энтузиазм, стоило ему заговорить «чисто теоретически... ». Тэхен, совсем чисто теоретически, заехал бы Гуку по его модельному профилю, тогда как Гук, чисто теоретически, нагнул бы Кима во всех позах. Повод, на самом деле, беспокоиться о своей заднице. — Ссыкуешь, вот и все... — спустя минуты тишины, выдавил еле слышимое Чон. Тэхен больше в руках себя держать не мог. — Как же ты задрал... Если тебе так хочется, то я, блять, прямо сейчас могу пойти и вытрахать из тебя всю эту дурь! Откуда у тебя вообще столько самоуверенности? — Тэхен, сдвинув брови, тычет указательным пальцем в чужое самодовольное лицо. — Если на то пошло, то я в этом побольше твоего разбираюсь. Тебе кто наплел, или сам догадался? Ким гей. Свою ориентацию он не скрывает, но и на весь свет об этом не кричит. В своей компании он, вроде, об этом никому не распространялся, однако в памяти стали всплывать пьяные посиделки с Чимином и немного много алкоголя в крови, что обычно очень хорошо развязывает язык. Только все подозрения насчет Чимина тут же отпали. — Да сразу понял, что ты у нас любитель членов побольше, — толкает Чон язык за щеку. — Расслабься, мне твое лицо тоже нравится. Тэхен вдруг резко перестал понимать, что вообще к хуям происходит, и как рыбка с открытым ртом стоял хватал воздух от такого комплимента в лоб, пусть своеобразного и в чоновой манере. А Чонгук, кажется, этого и добивался. Единственное, Тэхен не понял этого самодовольного «тоже», небрежно брошенного Чонгуком, но внимание заострять на этом не стал. Больше его интересовало, как Гук догадался, что он не того поля ягода и играет в другой команде. Но погрузиться в раздумья Тэхену снова не дают. — Так на что спорим? — беспристрастно продолжает Чонгук. Тэхен предпочел отмолчаться, отойти в сторонку и просто переждать, пока этот цирк не кончится. Мысль о том, что Чон все это не серьезно, с завидной скоростью покидала разум Тэхена, заставляя того не на шутку занервничать. Чонгук же, в подтверждение опасениям Кима, продолжал напирать. — Тэ, — Гук в несколько небольших шагов оказался непозволительно близко к своему переврагу-недодругу и позволил себе взглядом мазнуть по чужим губам. — Пожалуйста, пошли ко мне. Я прокачу тебя после на своей тачке. Я видел, как ты смотришь на нее, — Тэхен с замиранием сердца слушает чужую мольбу о совместной ночи, не знает природу такого рвения и на своих губах чувствует чонгуково дыхание, опаляющее кожу на выступающих из-под ворота футболки ключицах. А тачка... Тачка — козырь в рукавах Чона, и Тэхен в шаге от того, чтобы в этих сетях добровольно запутаться. — Если пойдешь сейчас, я... Расскажу кое-что. Чонгук действительно хотел этого всем своим существом: Тэхен видел его блуждающий взгляд, переминания с ноги на ногу, рваное дыхание куда-то в шею и нервное постукивание пальцами по балке автобусной остановки. Свои потаенные желания Ким старался засунуть куда подальше, однако стоило Гуку сократить между ними дистанцию, как все фантазии и темные мечты хлынули фонтаном в мозг, и сдерживать их стало просто физически невозможно. Тэхен почти, почти готов сдаться — слишком вкусен и велик соблазн — однако поиздеваться над Гуком еще немного хочется до ужаса. — Можешь покруче изъебнуться, или на машине твои полномочия все? — У меня есть пятый плейстейшен. — Дашь на неопределенный срок. — Идет. Тэхен в шоке. В полном ахуе, откровенно говоря. У него, правда, довольно противоречивые чувства насчет себестоимости, потому что его оценили размером в одну дорогущую приставку, непонятно откуда взявшуюся у Чона, и в одни покатушки на кенигсегге. Но шанс один на миллион, поэтому Тэхен больше выебываться не собирается. Один вопрос зудит у него под кожей уже очень долгое время, поэтому, игнорируя подъехавший автобус, Ким с прищуром спрашивает: — Ты прям из кожи вон лезешь, лишь бы переспать со мной. Откуда такое влечение, м? Я настолько горяч? Помнится, сегодня днем ты слал меня на три буквы и еще дальше. Что изменилось? — Что изменилось? — переспрашивает Гук, меняясь в лице, становится похож на дикого зверя в сезон охоты, на хищника, играющегося с жертвой. Впервые Тэхен больше не хочет напирать в ответ: есть шанс быть съеденным путем одних только откровенных взглядов. — Эти три буквы у меня очень большие, Тэхен-а. Ты оценишь. Эта перепалка на автобусной остановке заставляет губы Тэхена разъезжаться в двуличной ухмылке. Тэхен нравится Чонгуку, да так сильно, что у последнего буквально фейерверки в глазах от вида обнаженного старшего взрываются тысячами огней. Нечего врать, такое внимание Тэхену до ужаса льстит. Но доминатностью от них обоих пышет за километр, и хоть Тэхен не прочь распластаться под этой татуированной грудой мышц, признаться в этом Чонгуку эго не позволяет. Однако он все равно добротно смазывает пальцы чоновым дорогущим гелем для душа и подставляет их к давно забывшему чувство наполненности заднему проходу. Сердце почему-то учащает свой ритм, предвкушая знакомые и, вообще-то, приятные, но забытые ощущения от пассивной роли. Тэхен облизывается и начинает дышать чаще. Может, это томительное ожидание близости с Чонгуком — эталоном сексуальности —заставляет Тэхена дрожать и зажимать второй рукой рот, а может, он просто нащупал простату. Одназначно, ему сейчас крышу сносит от всего этого в совокупности. Ким успел позабыть, как сильно любит свои длинные пальцы и большую ладонь. А богатая и красочная фантазия, рисующая образ Чона позади себя с зачесанными волосами и вздымающейся влажной грудью, прислоняющегося к чуть живому Киму сзади, просто сводила Тэхена с ума. Черт. Трахнуться с Чонгуком действительно кажется теперь почти сбывшейся мечтой. Еще мгновение, и Тэхен правда откинется от всех своих мыслей и вот-вот ставших явью грязных снов. Почему-то ему кажется, что он точно об этой ночи не пожалеет. Пальцы двигаются внутри на манер ножниц, задевают каждый раз чувствительный комок нервов, и стоны сдерживать становится сложно до смерти. Глаза закатываются, в голове шарики за ролики заехали, Тэхен просто доводит себя сейчас до сумасшествия. Однако руку, плотно смыкающую губы, не убирает. Стонать хочется, даже, может быть, выть и плакать, но он сдерживается. Не хочет ласкать чужие уши своим голосом раньше времени, тем более, когда ему это прямым текстом делать запретили. Кончив и, наконец, вдохнув полной грудью, Тэхен вытаскивает пальцы из разработанного отверстия, не сдерживая разочарованного вздоха. Хотел ведь попридержать коней, не кончать без Чона, а все равно с треском провалился. Внезапно дверь открывается, и видит Бог, если бы дно ванны было чуть более скользким, Тэхен непременно ебнулся бы с грохотом от испуга и сексом, скорее всего, никогда бы уже в своей жизни заняться не смог. Он робко выглядывает из-за шторки, одаривая Гука ошалелым и испуганным взглядом, и все еще пытается оправиться от шока. — Я полотенце принес, — Чон ерошит свои волосы, как-то неловко прокашливается и резко выдает: — Давай, вылезай, хорош намываться уже! А то я без тебя начну. — Нет, как без меня, не надо без меня! — выпаливает Ким. В следующую секунду он хочет въебать себе леща, осознав, что такими возгласами только тешит чужое самолюбие. Но все же, как можно начать без него, без главного героя всего действа?! Он неловко прокашливается, опуская взгляд в пол, и еле слышно добавляет, вызывая довольную ухмылку на чужих губах: — В смысле, выхожу уже... Дверь захлопывается с другой стороны, и Тэхен прикладывает руку к сердцу, что готовится от испуга убежать в какие-то радужные дали. Выходя из ванной, Тэхен своих обконченных трусов на полу не находит, зато находит их в корзине для грязного белья. Догадаться не сложно, кто их заботливо туда забросил. Непонятно почему, но Тэхен смутился. Что думал Чонгук в момент, когда увидел чужие грязные трусы? Да тут гадать незачем даже: ничего, понятное дело, приличного. А если по-честному, то Тэхен сам последние полчаса ни о чем приличном думать не может. Да и не хочет. Поэтому все, чего он хочет по выходу из душа, так это обласкать чужое тело со всех сторон и скорее прикоснуться к твердым мышцам кончиками пальцев, пройтись языком по кубикам пресса, почувствовать холод пирсинга в чужих сосках сухими губами. И совсем уже за свои желания не стыдно. Они оба изначально для этого сюда и пришли, а всякие приставки с тачками лишь предлог и отмазки, так что пора брать быка за рога. Чонгук снова стоял на кухне и залпом осушал стакан воды. Бедный, жарко стало, и воздух куда-то пропал, что даже жажда проснулась. Тэхен понимает. Сам уже от жажды слюнями истекает, только немного от другой. Чонгук, скорее всего, тоже не от сухости в горле воды решил выпить. Тянуть кота за яйца смысла больше не было, кидаться грязными фразами — тоже, а времени тратить зря не хотелось. Ни секунды больше не хотелось ждать. Тэхен со спины подошел к Чону, вдохнул этот гель для душа с нотками «океанской свежести», которым сам тоже намывался буквально пару минут назад, и голову окончательно вскружило. Руки как-то сами нашли место на чужой талии, губы — за ухом. Сердце вообще сходило с ума, билось, как припадочное, а почему, Тэхен понять до конца не мог. Просто списывал все на животный голод. Чонгук шумно делает последний глоток, с грохотом ставит стакан и разворачивается к старшему лицом. У того взгляд поплывший, блестит нездоровым светом, с ума сводит. Чонгук тоже тянуть больше не собирается. С самого начала не хотел. Он вообще не думал, что они устроят такой извращенский спектакль буквально на ровном месте, станут говорить пошлости, будто обсуждают погоду. Но Чонгуку, как ни странно, зашло. Причем настолько, что от возбуждения уже болело все тело. Мысли были затуманены, перед глазами плыло, а во рту было так тепло, даже горячо, и чужой юркий язык орудовал в нем просто крышесносно. Чонгук предполагал, что Ким хорошо целуется. И да. Тэхен целуется охуенно. Руки блуждали по голому торсу, по плечам, гладили, щипали. Все хотелось почувствовать кончиками пальцев, каждым миллиметром кожи, поэтому они оба тесно прижимались друг к другу, не желая оставлять между собой ни одного свободного атома. Казалось, у них где-то в голове просто щелкнул выключатель, и все тормоза разом сорвало. Жадность до чужого тепла, тела, дыхания друг другу в губы проснулась в мгновение ока. И никто не брался это останавливать. Тэхен, не отрываясь от чоновых губ, взял курс на большой кухонный стол. Он все делал на подсознательном уровне: руки сами ложились на все эрогенные и чувствительные места, ноги сами двигались к манящей дубовой поверхности, мысли вообще вышли из чата. Мало того, Чонгук беспрекословно подчинялся всем тэхеновым манипуляциям. От этого сносило крышу вдвойне. Коснувшись стола пятой точкой, он, будто тоже машинально, запрыгнул на него и раздвинул ноги шире, давая Тэхену больше пространства. Слаженная командная работа, елы-палы. Ким, оторвавшись от запыхавшегося и раскрасневшегося Гука с ядовитой ухмылкой на губах, расставил руки по обе стороны от парня и с издевкой смотрел в чужие глаза. Ну хотелось Тэхену рядом с Чоном быть главной сучкой на районе, и ничего с этим вы не сделаете. — Ты же не вчера понял, что хочешь меня, — хриплым от возбуждения шепотом проговорил он в губы Гука. — Как и ты, прошу заметить. Был во всех этих подъебочных пошлых фразах свой шарм. Пусть со стороны и могло показаться, что они оба немного пришибленные, сейчас это никакой важности не имело. — Тэхен, какая уже нахуй разница... Да, я, блять, хочу, чтобы ты меня трахнул. На этом столе. Во все щели, ясно? — не желая больше тратить время на пустые разговоры, выдал Гук. — Все, доволен? Ты хотел, чтобы я вслух это сказал? Этот монолог возымел такое странное влияние на затихшего Тэхена, что как по команде он вдруг озверел, сорвал с Чона полотенце, подхватил под ягодицы и усадил подальше на стол. — Ты проспорил, Чонгуки, — последнее, что услышал Гук, когда, надавив на нижнюю пухлую губу, Тэхен скользнул двумя пальцами в его горячий рот. А Чонгук и рад подчиниться, ощутить весь этот разврат, что обволок все тело, будто тягучей патокой, и скользить языком между длинных пальцев, посасывать их да еще и постанывать низко, еле слышно. На живот капала природная смазка, а вторая рука Кима с силой сжимала накаченное бедро. Он играл желваками, пытаясь держать огромную страсть в узде. А Чонгук только похабнее открывал рот и ухмылялся. Мокрые пальцы скользнули по гладкому кольцу мышц, когда Тэхен приблизился к красному, невероятно красивому и горячему лицу Гука. — Смотри на меня. И Чонгук смотрел, хоть и было трудно. Длинные пальцы Кима творили что-то невероятное, скользили плавно по и без того разработанным стенкам, раздвигались аки ножницы, ласкали простату. Сложно было не закрыть глаза и не откинуть голову, но Гук справлялся. Заламывал брови, с силой закусывал губу (о соседях он помнил в любом состоянии, даже в таком), хватался за плечи Тэхена, но смотрел. Прямо в чужие глаза, на чужие нахмуренные брови, на мокрую челку, падающую на лицо от любого телодвижения. Смотрел и кончался на этом самом столе, в руках этого гребанного Ким Тэхена. А Тэхен трахал его пальцами, уже тремя, прижимал другой рукой за шею ближе к себе и так же неотрывно смотрел. — Я кончу щас... а-ах, вот прям щас, Тэхен, хватит! Чонгук не выдержал, запрокинул голову, закрыл глаза и увидел цветные круги перед ними. Грудь высоко вздымалась, руки, на которые Чон опирался, уже начинали дрожать, когда он вдруг ощутил внутри холодящую пустоту. Но не успел он жалобно хмыкнуть, как Ким приставил член, дразня и не входя какое-то время, а затем вошел на всю длину, сдавленно промычав сквозь стиснутые губы. Чонгук же коротко вдохнул, а потом просто задержал дыхание — настолько было крышесносно. — С-стой, подожди. Я хочу включить кое-что, — Гук, оглядевшись и найдя что-то взглядом, потянулся к краю стола, где лежал небольшой пульт. Легким движением руки он включает песню, от которой нахрен можно умереть. — Надеюсь, ты не против. Он блаженно ухмылялся, наблюдая за сменяющимися эмоциями на чужом лице. Вместо ответа Тэхен лишь оскалился, а потом стал двигаться, причем сразу с огромной амплитудой, выходя на всю длину и вновь вбиваясь внутрь. — Не против, сексуальный ты маньяк. Да, так хотелось называть Гука, слушая фоном I Want You Now — Depeche Mode. Чонгук, уже не в силах держать себя на руках, упирающихся в стол, просто лег спиной на скользкую от капель пота поверхность. Тэхен, окольцевав пальцами чужие запястья, прижал чоновы руки к дереву, обездвиживая, и стал вбиваться сильнее. С чувством, резко и глубоко, со скрипом столовых ножек о пол, выбивая воздух из гуковых легких. Со звериной страстью. Это были размеренные, может, немного медленные, но самые чувственные и глубокие фрикции. Сила, с которой все происходило, заставляла Чонгука таять на этом дубовом столе и растекаться по нему. — Ох, блять... — рвано выдыхал еле различимое он. — Еще... Ах! сука! И Тэхен давал Чонгуку «еще». Он давал ему все и даже больше. Давал все и забирал последние капли сознания. Последние, самые сильные, страстные и резкие толчки, и оргазм накрывает обоих с головой. Это не был нежный секс с ласками, желанием согреть, уберечь и защитить от посторонних глаз и всего мира. Это был животный, наполненный голодом и искрометной ненавистью, жесткий секс. Они вложили в него все: желание быть первым, желание доказать силу, желание эту силу проявить. И у обоих от этого снесло крышу нахрен. — Я... я знаю, что ты растягивал себя там, Тэхена... — лежа на грязном столе и накрывая предплечьем глаза, выдал Чонгук. — И я знаю, что будет второй заход. — У-у-у, ну нет уж, спасибо, — стоя к парню задом и вливая в себя воду из стакана, завыл Тэхен. — Я тебе что, бык с виагрой, что ли? Тэхен, может, и любил хороший секс, но силы из воздуха он брать не умел. Хотя, конечно, предложение было весьма заманчивым. Ким повернулся к Гуку, довольно выдыхая от холодной выпитой воды, и, честно, был сражен наповал. Чонгук, сидящий на столе, купающийся в лучах закатного солнца, подобравший под себя одну ногу и зачесывающий мокрую челку назад — чистый рай для глаз. Ничего эстетичнее Тэхен не видел. Потный от их жаркой любви, с красными искусанными губами, с растрепанной челкой и засосами на шее Гук вызывал в груди что-то, отдаленно похожее на нежность. Тэхену хотелось просто смотреть на него, вот такого оттраханного и красивого. Странно, но Ким этой зарождающейся нежности противиться не стал. Подошел к парню, поставив руки по обе стороны от бедер, заглянул в глаза, улыбаясь уже не ядовито, а как будто наслаждаясь видом. И прильнул к губам. Чонгук ответил спустя секунд пять, потому что, видимо, не въехал сначала, что с Тэхеном произошло. А сейчас с такой же нежностью целовал его. Страсть отступила, осталась всепоглощающая нежность и тяга друг к другу. Странно, несвойственно и чуждо им — врагам номер один — но так хорошо. — Останься... — прошептал Чон будто под гипнозом. — Останусь, — так же машинально ответили ему. В кровати они лениво целовались и тесно-тесно к друг другу жались. Почему-то всей это нежности, ласке, целомудренным объятиям никто противиться не хотел до самого утра. Так в обнимку они и уснули, улыбаясь каждый своим мыслям.

***

Тэхен просыпается один. Лучи солнца облизывают все его лицо, отчего он хмурит нос, а запах какой-то вкусной еды забивается в легкие, задевая по пути все вкусовые рецепторы. Чонгука нет рядом, и Тэхен ловит себя на мысли, что, ему бы наоборот хотелось проваляться с тем весь день в кровати. Тут же он широко открывает глаза и охуевает. «Я? С ним в обнимку?» — проносятся мысли в голове одна за другой, — «Пизда рулям, все. Трахнуть — трахнул, теперь давай в обнимку нежиться по утрам». Садясь на кровати, Тэхен все же продирает глаза и гуляет взглядом по комнате в поисках своей одежды. Находит он аккуратно сложенную стопочку вещей на стуле, полотенце и зубную щетку. — Охренеть забота, — сонно хрипит он себе под нос. На кухне вовсю шла работа. Что-то кипело, шипело, еще и вкусно пахло при этом, а хозяин квартиры двигался от плиты к раковине, от холодильника к шкафчикам в одних пижамных штанах и напевал под нос. Комната была залита солнечным светом, что падал и на тот самый дубовый стол, за которым парни совсем скоро собираются завтракать. Вместе. За столом. Заебись утро. Тэхен растерянно треплет спутанные волосы, думая обо всем случившемся. Ситуация щепитильная, ничего не скажешь. Особенно его волновал вопрос о том, как себя теперь с Чонгуком вести. Они кто друг другу вообще? И почему так много нежности к Гуку в груди Тэхена со вчерашнего вечера зародилось? Куда вся ненависть девалась? А была ли это вообще ненависть, или просто сводящаяся к чему-то большему фальшивая эмоция? Тэхен встряхнулся, помахал головой и засунул все эти вопросы куда подальше. Не хотелось думать, что будет потом — Тэхену до жути нравилось красивое и теплое сейчас. Поэтому, недолго думая или не думая вообще, он просто подходит к Гуку, целует того в оголенный загривок, задерживая губы на чужой теплой коже, и с улыбкой отходит к столу. — Ничего себе доброе утро, — чуть смутившись, улыбаясь, сказал Чон. — Тебе что-то нужно, да?Ты же точно сделал это не просто так. — Захотелось, — легко отвечает Ким, откидываясь на спинку стула, устремив взгляд в окно, щурясь от солнца. Больше никто ничего не говорит. Чонгук чинно расхаживает по кухне, гремит тарелками, ставя те на стол, наливает кофе в кружки и изредка кидает на Кима непонятные взгляды. Во всяком случае Тэхену сложно было эти взгляды прочесть. А потом, когда стол накрыт и, вроде, можно приступать, Чонгук вдруг облокачивается рукой на спинку стула позади Тэхена, нависает над ним и долго смотрит в глаза. Что-то в груди Кима екает. И это что-то точно не ненависть, и уж тем более не отторжение. Это что-то очень приятное. Когда сердце стучит в ушах, и кислород словно перекрыт. И ладони потеют. Как в школе, когда стоишь рядом с той самой девочкой. Кажется, со школы Тэхен такого и не ощущал. А глаза напротив такие глубокие, все смотрят куда-то слишком далеко, куда-то внутрь Тэхена. В них он теперь не видит глаза врага. Те смотрят по-другому. — Что ж ты со мной делаешь? — слышит как сквозь вату Ким. Чонгук поправил пальцем упавшую тэхенову челку. — У меня в животе что-то неприятно дергается при виде тебя, диафрагму с легкими щекочет. Такое себе ощущение, — все так же нависая над старшим, говорил Гук. — И вот я все думал, что же это за чертовщина творится. А потом дошло. Знаешь, что это? Тэхен помотал головой из стороны в сторону. — Это бабочки ебучие, Тэ. А потом Чонгук как ни в чем не бывало отпрянул и уселся напротив, приступая к еде с каким-то зверским аппетитом. Ебануться-захлебнуться, думается Тэхену. — И что прикажешь делать с этим, а, Тэхен? Ты должен взять за это ответственность. — Пиздец, то есть, по приколу, на спор, потрахаться на твоем столе, это пожалуйста, без проблем, — в шоках говорит Ким. — А за то, что какие-то там щекотания у тебя под легкими появились, так это бери ответственность? Чонгук лишь часто закивал и пожал плечами. Весь его вид кричал о том, что старший сам виноват, и Чонгук тут не при делах. Кажется, за пять минут, что Тэхен провел в трансе, он успел изучить кусочек укропа у себя в омлете с микроскопической точностью, даже молекулярное строение. Мозг кипел, Тэхен блуждал между своих многочисленных мыслей, пытаясь одной альтернативе найти сотни других, пробуя найти любой выход из этой ситуации, только не тот, что набатом дубасил его по всем извилинам, как бы говоря: «Але, блять, я единственное правильное решение». Но, естественно, не находил. А потом, как и привык делать, просто забил хуй. — Ладно. Чонгук подавился. Тэхен вскочил и от души похлопал того по спине, сразу двигая кружку с кофе ближе к Чону. В пределах дома, на своей собственной территории, Чонгук был другим. Сразу словно расслаблялся, глаза у него становились милее, и привычки маленькие лезли наружу. Тэхен заметил, как Гук подпевает себе под нос, когда занят чем-то. Тэхен знает, что тот смотрит вверх, когда о чем-то усердно думает. Как кусает губы, когда нервничает. Как каждый раз протирает стол перед тем, как сесть кушать и после того, как поест. Как садится на стул, подгибая одну ногу под себя. И все это почему-то до жути Тэхену нравилось. А раз нравится, значит, надо брать, пока другие тоже глаз не положили. — Ты даже минуты в статусе моего парня прожить не успел, а уже сдохнуть хочешь? Чонгук только покачал головой в отрицании, потому что говорить еще толком не мог, все откашливался. А потом, успокоившись, просто обвил руками талию Тэхена, прикрыл глаза и прижался щекой к его животу. Он так нежно обнимал его, так бережно касался пальцами его спины и сильно прижимался к нему, что старший просто стоял, возвышаясь над Гуком, и все больше ему удивлялся. В голове крутилось лишь одно: «За что я его так ненавидел?». Тэхен так и не мог вспомнить. Он так же нежно запустил пальцы в чужую шевелюру, другую руку положив на плечо. — Чонгук, — тихо спросил Ким. — Почему мы с тобой воюем? — он смотрел на чужие темные локоны и любовно перебирал их. — В смысле... воевали? — Не знаю... Просто не выносили, видимо, что оба слишком крутые. Считали, что на квадратный метр двух крутых парней многовато. Они оба посмеялись. После Чонгук поднял взгляд на Тэхена, все еще сидя на стуле и обнимая его. — Хотя, знаешь, — продолжил Гук, сажая Кима к себе на колени. — Ненависть тоже рождается только если человеку интересен тот, кого он недолюбливает. Когда человек нам действительно не нужен, нам на него до лампочки. — То есть ненависть вызвана интересом? — Конечно, — Чонгук медленно стал прокладывать пальцами дорожку по чужим оголенным бедрам. — Тебе было интересно, почему за мной гоняется пол-универа. Мне было интересно, почему ты такой двуличный и скрытный. Ненависть — совсем не безразличие. Безразличие сильнее бьет, — Чонгук ухмыляется, когда доходит пальцами до кромки Тэхеновых шорт. А Тэхен почему-то выпускает судорожный вздох. — А ненависть — это просто взрослые кошки-мышки. Тэхен улыбается, а у Гука в глазах снова пляшут искры, и он утягивает старшего в поцелуй со вкусом кофе. Тэхену нравится целоваться, Чонгук понял это еще вчера, а целоваться с ним — особенно. Потому что Ким не перестает улыбаться ему в губы, оставляет следы от пальцев на его шее и вжимается всем телом в гукову голую грудь... Тэхен крышесносный, и Чон бесился, видимо, как раз из-за того, что старший его тайно с ума сводил. — Мгхм... Ай, Гук, полегче. Чон открывает глаза и видит, как Тэ пытается разжать его пальцы, которые до побеления сжимают чужое смуглое бедро. — Прости, прелесть, — Чонгук тут же стал нежно поглаживать тэхенову кожу. — Просто ты так заводишь, блять, я прямо теряю контроль. От любви до ненависти один шаг — всем известный факт. Но в обратку это действует точно так же. Ни Тэхен, ни Гук вообще не понимали, как в один миг у них внутри взорвалось все к хуям, разлив по всем внутренностям вселенскую нежность. Да, видимо, и не хотели понимать. И эти чувства, скапливающиеся на кончиках пальцев, до ужаса им нравились. Потому что такого не было раньше. — Я хочу в душ, с тобой, и чтобы ты меня трахнул во все щели, — шепчет Тэхен на ухо Чону. А тому два раза говорить не нужно. Про плойку с тачкой никто уже не вспоминал. Вечером, после всех их ненормальных утех, Чонгук подвез Кима до дома. Потом у Гука появилась вторая щетка, затем вторая кружка, после дурацкие тапочки в виде кроликов. Еще через месяц появился Ентан (маленький комочек хаоса, тявкающий по утрам), еще через полгода дубликат чонгуковых ключей. — Кстати, — задыхаясь, спросил однажды Ким, объезжая Гука в их кровати при свете красных арома-свечей. — Кто тогда, в самом начале, выиграл этот дурацкий спор кто кого нагнет? А Чонгук, тонув в глазах этого парня с сучьим характером, опять так же приторно нежно ответил: — Мы оба, прелесть. Нежность — самое сильное оружие в арсенале человека. Ну, еще желание, страсть, и так далее по списку. Но нежность — голова всему. Она любое сердце растопит и, казалось бы, лютую ненависть обратит в любовь, желание и безудержную страсть. P.S.: Их подъебы не прекратились, гейские шутки вошли в повседневный обиход, ну а любовь окончательно поселилась в чоновой квартире.