Всё началось

Летсплейщики, Twitch (кроссовер)
Слэш
NC-17
Завершён
487
автор
Размер:
31 страница, 7 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
487 Нравится 14 Отзывы 80 В сборник Скачать

7. Наверняка

Настройки текста
Хесус спит плохо, буквально часов пять выходит поспать, а потом он лишь ворочается, едва рассвет занимается. Надоедает быстро и он выбирается из постели, из зеркала на него смотрит какое-то растрёпанное нечто, попытки поправить волосы расчёской успехом особо не увенчались, идти сейчас в душ и строить башню заново, чревато вероятностью перебудить весь дом. Хес спускается на первый этаж и пьёт сок из первой попавшейся пачки, рядом появляется Лаки, смотрит преданными глазами и вертит хвостом. — Что такое? Твой хозяин не здесь, я не знаю, что тебе нужно и что можно тебе дать. Собака поворачивает голову и всё ещё ждёт. — Я бы взял тебя с собой, но не умею выгуливать собак, прости. Хес надевает куртку и выходит во двор, три утра, а небо уже такое светлое. Он идёт к берегу, садится в этот раз ближе к воде и задумавшись кидает камушки. Он и не замечал, что тут так мелко, когда сигаешь чуть ли не в центр озера и даже до дна достать не выходит, хоть рост и не маленький, кажется, что дна вовсе не существует. Мог бы он попробовать? Впрочем, от плавания больше минусов, чем плюсов: мокро, холодно и башня ломается. Можно же прожить всю жизнь и не делая этого? Размышления об этом только расстраивают, да и чувства вызывают смешанные. Хесус гладит себя по бедру, почему-то в память так сильно впечаталась чужая горячая ладонь, а на шее остались фантомные прикосновения и поцелуи. От такого тоже становится не по себе, это лишь игра и случайность, просто сложившиеся таким образом обстоятельства. Хес устало прикрывает глаза, можно пойти подремать на качелях, вдруг на улице лучше спаться будет? Он во всю клюёт носом, когда на него сзади кто-то наваливается, обхватывает руками поперёк груди, в нос ударяет запах перегара и сладковатый аромат парфюма Братишкина. — Страшно? — шёпотом спрашивает Вова. — Да вообще пиздец. — отвечает Хесус, порывисто вздыхая. — Почему не спишь? — А ты? — Ну… — Вова садится рядом, чешет затылок и потягивается. — Я вроде выспался, на самом деле шёл попить и увидел тебя в окно. — Мне не спалось. — Ты всё утро жаловался, что не выспался. — Немного я поспал. Хрен его знает, на непривычном месте, наверное, плохо стало. — Хес отодвигается в сторону. — Хотя я в принципе мало сплю. — Поэтому тебе и нужно развеяться, выпил бы вместе со всеми, расслабился. — Я и так расслабился, а пить меня не тянет. — Хес, а пошли купаться? Сейчас тут никого кроме нас нет. — Ты пьяный? — Да бля, давай, я научу тебя плавать. — Не хочу. — Что ты такой упрямый? — возмущается Вова и дёргает его за рукав. — Это ты упрямый. Братишкин фыркает, а потом принимается снимать с себя кеды и носки. — Вставай. — Что? — Пойдём, походим по воде. — Холодно же. — Хесус упрямится из последних сил, но Вова тянет его за руку. — Чуть-чуть, или я пойду один купаться. Хес всё же встаёт, скидывает шлёпки и идёт за ним следом, но останавливается, не коснувшись воды. Вова, пройдя дальше, шипит от холода и оборачивается. — Ну, ты чего? — спрашивает он и протягивает ему руку снова. — Я подержу тебя, тут совсем мелко, лягушатник для мелкотни. — Меня не глубина сейчас напрягает. — сглатывая, Хесус сжимает его руку, и тот резко дёргает его на себя. — Сука! Блять, нахуй, ебучий ты крысёнок! — Прости. — Пошёл нахуй! Братишкин смеётся и ведёт его ещё дальше. Хесус вздрагивает, холодная вода начинает лизать лодыжки, но привыкает к ней быстро. — Круто же. — восхищённо говорит Вова и пинает воду, создавая брызги. — Холодно. — Освежает. — Замораживает. Только попробуй начать брызгаться в меня! — Не буду. — Вова наклоняется, опуская руки в воду, так его хитрую улыбку не видно, и когда Хесус вроде расслабляется, ничего не подозревая, он резко выпрямляется и засовывает руки ему под футболку, прижимая мокрые и холодные ладони к его напрягшемуся животу. — Реально убить меня пытаешься. — у него даже голос дрожит, Хес сжимает его запястья, не позволяя скользнуть ими выше. — Вов… — Я же не брызгался. — Ну да. Просто решил полапать. — Ага. — хмыкает Братишкин, но руки убирает. — Полегчало? — Хочется тебя утопить. — Разозлился? — Немного. — Хесус не понимает, почему у него глаза так горят, и почему он сам в них так тонет. — Зачем ты это делаешь? — Чтобы ты перестал так тухнуть. И ходить с мрачным лицом. — Нормальное у меня лицо. — Что? Возвращаемся на берег? — Да. Вова разворачивается и делает пару шагов, а Хес застывает, разглядывая свои ноги под водой, песок под ступнями — необычное ощущение. — У тебя паничка началась? — интересуется Братишкин, неуверенно касаясь его плеча. — Нет, просто задумался. Раньше я не делал ничего подобного. — Нравится? — В тёплой воде было бы приятнее. — Тогда съездим ещё, если лето тёплым будет? И чтобы ты купался тоже. — Может быть, ничего не обещаю. — Хес тоже разворачивается, и они пересекаются взглядами. — Хес… — Да? — Ну… Я хотел сказать, что ты… Что… Спасибо тебе за всё. — Я ничего не сделал. — Ты много делаешь, даже если не понимаешь этого. — Ну… Пошли? Давай, пока не простыл. — засмущавшись, Хесус идёт к берегу и тянет Вову за руку. Они возвращаются и садятся снова на землю. Вова вытягивает мокрые ноги, решая дождаться, пока они высохнут, прежде чем обуться обратно. Где-то в кронах деревьев поют птицы, их звонкие голоса заполняют наступившую тишину между ними. — Хес… — зовёт Вова, и Хесус в ожидании поворачивается к нему, но он больше ничего не говорит, лишь смотрит пронзительно, а после двигается ближе, тянется вперёд и прижимается к его губам своими. Так быстро и тепло. — Что… — у Хеса в голове начинают скакать перепуганные мысли. — Мне почему-то показалось, что сейчас был тот самый момент. — Момент для… Вов… — Поцелуя. — Зачем? — Тебе не понравилось? — расстраивается Вова, опуская голову. — Не то чтобы… Просто… Блять. — Хесус растерянно хлопает глазами. — Понравилось. Братишкин резко смотрит на него, мир останавливается, пока они пялятся растерянно друг на друга. Вова приближается медленно, не отводя взгляд от его губ, почти прижимается щекой к плечу. Хесус старается не дышать, у него глаза по его лицу бегают, не получается сосредоточиться, он чуть наклоняется, обжигает дыханием. Между ними минимально, мало настолько, что голова кружится. Вова закрывает глаза и преодолевает последние миллиметры, их губы снова сливаются в нежном поцелуе. Хес наклоняется сильнее и зарывается пальцами в волосы на его затылке, на закрытых веках искрятся звёзды, но они не торопятся, медленно увлажняют губы друг друга, ласкают и использовать язык не решаются. Время останавливается, мира вокруг больше не существует, даже птицы не раздражают слух. Есть только сладкий поцелуй, тепло друг друга и руки Вовы, обвивающие его шею. Хесус первым решает переступить черту между ними, которая уже так размылась, приоткрывает рот и касается его губ языком. Братишкин дёргается, ахает в поцелуй, и он успокаивающе гладит его по щеке, сжимает его голову двумя ладонями. Воздуха катастрофически не хватает, но остановиться подобно смерти, невозможно. Они в обнимку падают набок, трутся коленками, Хес всё сильнее наваливается на него сверху, упирается коленом ему между ног, пока не становится слишком горячо. Вова не даёт ему отстраниться, всё ещё крепко держа его за плечи, соскальзывает поцелуями к нему на шею, в этот раз даже не пытаясь сдержать желание куснуть за тонкую кожу. Хес поверхностно дышит, утыкаясь ему в макушку носом, локтем упирается в землю, а другой рукой сжимает его плечо, ведёт вниз, оглаживая рёбра и тёплый бок через футболку. — Вов… — зовёт он, забираясь пальцами под его одежду, целует в висок и дальше, пока их губы снова не находят друг друга. — Хес… Я… — Братишкин прижимает его к себе плотнее и переваливается вместе с ним, усаживаясь на него сверху, так откровенно трётся стояком о живот и снова целует. — Блять. — Стой, Вов… — Нет. — Сука. — О, ещё не всего вылизал. — сообщает Вова, оттягивая ворот футболки и спускаясь поцелуями ниже. — Наставишь засосов, угандошу. — предупреждает Хесус, стискивая футболку у его лопаток, проводит руками ниже на ягодицы, подтягивает его к себе и ловит его губы своими, чувствуя кислинку от лимона на них. — Ты прав, нас здесь из окна слишком просто увидеть, пошли в комнату? — Какой же ты… — Какой? Вместо ответа Хесус прикусывает ему нижнюю губу, снова укладывает его на лопатки и уже сам целует в шею. Они всё же находят в себе силы оторваться друг от друга и встать, ещё немного целуются стоя, и идут домой. В дверях их встречает Лаки. — Она гулять хочет. — говорит Вова и опускается на колени, обнимая собаку. — Бедняжка. Хес? — Ты когда-нибудь выгуливал собаку? — Этим дети занимаются, не думаю, что для этого нужно особое обучение. — Ну… Мы не можем без разрешения. — замечает Хесус, его мысли вообще о другом, и от них он невольно облизывается, смотря на Вову сверху вниз. — Бля… Ты прав. — Братишкин закусывает губу и встаёт к нему вплотную. — Зайдёшь ко мне? — Зачем ты спрашиваешь? — Я не знаю, что мне стоит сказать, чтобы ты не ушёл. — Пошли. — Хес хватает его за руку и тащит с собой наверх в его комнату, дверь запирается изнутри, он снимает куртку, вешает её на спинку кресла и не оборачивается. Температура зашкаливает, кончики ушей пылают, а кончики пальцев покалывают от одних воспоминаний о нежной коже. Вова его волнение чувствует через расстояние, а уж когда прижимается к его спине, ощущает дрожь так явно, что скрыть уже не выйдет. Он трётся носом об его ухо, прижимается губами к шее, забирается руками под футболку, касается ладонями живота, прижимая его к себе ближе, и улыбается, когда Хес цепляется за его локти, выгибается и вздыхает. Сердце колотится в ушах, коленки дрожат, бьёт всего, в этом можно потеряться навсегда. — Хес… Хес, скажи… — Братишкину нечего спрашивать, ему лишь нужно услышать его голос, чтобы убедиться, что он всё ещё с ним. — Что, Вов? — Всё хорошо. — отвечает Вова, улыбается, ведь это так глупо, утыкается лицом ему между лопаток и просто обнимает. — Ты так хотел с кем-то пососаться? — Да, с тобой. — Долбаёб. — Хесус отрывает резко его руки от себя, разворачивается и сцеловывает его улыбку, осторожно касается ладонями мягких тёплых щёк. Братишкин встаёт на носочки, углубляет поцелуй, не давая отстраниться, сжимает тонкие запястья и мычание нетерпеливо вырывается изнутри, тёплым комочком сворачивается в груди. Хес бедром отталкивает его к постели, сначала аккуратно сажает, подцепляя край футболки, та запросто снимается, а потом и Вова легко ложится на смятое одеяло и тянет его за собой. — А сам снимешь? — интересуется Братишкин, оглаживая плечи, рассматривает руки, не скрытые короткими рукавами, замечает покрасневшие щёки, у него и самого они красные, и выглядел бы даже невинно, если б не томный взгляд. Хесус и смотрит в них, в возбуждённо горящие глаза, теряется, отвлекает от вопроса, прижимаясь губами к грудной клетке, а ладонью скользит по обнажённому животу, накрывает чужой стояк через шорты. — Ах! Су-ка… Хес… Чёрт, как же у меня горит. — бормочет Вова и сжимает его коленками, чтобы самому не ёрзать так сильно в надежде получить больше прикосновений. Невозмутимо с ухмылкой Хес проходится поцелуями вверх, мокро затягивает мочку уха в рот, обжигает горячим дыханием влажную кожу и крепче сжимает ладонь, проходясь большим пальцем по всей длине члена. Вова рычит через сжатые губы, изворачивается, сталкивая его с себя, прижимает его руки за запястья к кровати, пытается отдышаться, утыкаясь лбом ему в плечо, трясёт и очень хочется потереться об него. Он поднимает голову, сверкая глазами, отпускает одну руку и забирается ему в шорты, где на нём всё ещё нет белья. — Я тоже так могу, как тебе? — спрашивает Братишкин, почти угрожающе, садится к нему на бёдра, вытаскивает его член и водит по нему ладонью так близко от своего. — Охуенно. — хрипит Хесус, тянет его на себя прямо за цепочку, заставляя снова наклониться, перехватывает, цепляясь за затылок, целует и спускает с него шорты вместе с трусами. Они рвано дрочат друг другу и заглушают стоны в рты друг друга. У Вовы коленки скользят по простыне, с губ срывается бессмысленное бормотание, Хес вслушивается, ведь на самое ухо, но не может разобрать. Быстрее и вот сейчас — то, что носится в голове. Хорошо, пиздато. Вова охуенски сладкий, нежный и такой родной, горячий. Они пачкают животы друг друга вязкой спермой, смеются от дурости происходящего и отрубаются, забросав пол грязными салфетками.

***

Утро наступает по-настоящему под тихие разговоры в коридоре, весёлый собачий вой во дворе через приоткрытое окно, солнечными зайчиками по потолку и всё так же поющими птичками. Хес зевает, ему охота поспать ещё, он переворачивается с одного бока на другой, попадает носом под чужое запястье, разлепляет лениво глаза. Братишкин, развалившись звёздочкой, уткнувшись лицом в подушку, во всю дрыхнет и никакие шумы ему не мешают. Хесус невольно улыбается, тянется вперёд, чмокает в щёку, но этого мало, и до губ он тоже добирается. Вова всё такой же сладкий, всё такой же охуенски желанный и во сне мило дёргает носиком, ему тоже достаётся поцелуйчик. — М… Хес, откуда в тебе столько нежности с утра? — ворчит Вова, не открывая глаз, и крепче обнимает подушку. — Все уже проснулись. — сообщает Хес тихо, улыбается в ответ на его улыбку и находит его ладонь под подушкой, переплетая пальцы. — Похуй, у нас заперто. А ехать нам только днём. — Вов… — М? — Спасибо, что вытащил меня. — Хесус перебирает спутавшиеся волосы у него на макушке и гладит большим пальцем скулу. — Из озера? — уточняет Братишкин, всё-таки открывая заспанные глаза. — И это тоже. И за тот самый момент спасибо. — А ведь такая ебанутая фраза. — Потому что ты ебанутый. — Ты тоже, Хес, ты тоже. Фыркнув, Хес щипает его за бок и смеётся, Вова дёргается и хватает его за руки, сердито пихается, и общий смех заглушается поцелуем. Никуда идти не хочется, хочется лишь разглядывать потемневшие зрачки в красивых глазах и целовать улыбки. Время есть. Времени ещё так много.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.