Свои методы

Чунмена хочется везде: в раздевалке, в учительской, в коридоре, даже на этой чертовой парте, а все потому, что он – просто идеальный, начиная от очаровательной улыбки и заканчивая потрясающим характером. Единственный его недостаток состоит в том, что Чунмен старше на десять лет и преподает второкурсникам теорию государства и права. Чонин – один из второкурсников. Учитель из Чунмена отличный. Он говорит легко, интересно – заслушаешься. Чонин слушает и еще как, правда, еще и засматривается, потому что Чунмен красив до мурашек на затылке. Чунмену уже 29, и это не шуточки, потому что Чонину всего 19, а оттого хочется выть в голос, учитель даже на 20 не выглядит, что уж там… Чунмена хочется слишком сильно. Вот только сказать ему об этом – никак. А он все улыбается, смеется, треплет по плечу, а Чонину только и остается, что вздыхать да закусывать губу. Занятия для Чонина – настоящая мука и пользы особой не приносят. Разве можно чему-то научиться, когда прямо перед тобой твое божество, твой идеал, твоя, черт возьми, любовь? Приходится проходить все дома, изучать самому, ведь оплошать тоже не хочется. Тяга к учителю началась давно, где-то между словами «с первого взгляда» и «всегда» и продолжается день ото дня, становясь еще сильнее с каждой встречей. Чунмен ассоциируется со словом «нельзя» - неприступный, недозволенный, и оттого неимоверно желанный. Чонин боится даже в глаза посмотреть ровно и прямо, как это делают нормальные люди, лишь бросает короткие косые взгляды из-под челки, прячась в тени на задней парте. - Чонин-а сегодня выйдет и расскажет нам тему, – Чунмен улыбается своей чертовски привлекательной улыбкой. - Мм… я думаю, что не расскажет, – мнется Чонин, сползая на стуле чуть ниже. – Давайте я лучше завтра, а? – и глазки делает, как у маленького котенка из мультфильма, большие такие. - Останешься после занятия,– хмурится Чунмен и оборачивается к следующему ученику. А Чонин свалился бы, если бы не сидел на стуле, сердце вот внутри куда-то упало и сейчас, вероятно, на уровне пяток, ну, или как там говорится – Чонин вспомнить не может. Мысль о том, что придется остаться с ним наедине не то, что пугает, она вводит в шок. Остаток занятия Чонин проводит, положив голову на руки и разглядывая крышку парты. Парта интересная, на ней много инициалов, признаний в любви и даже просто глупых рисунков, но пара заканчивается, и все ученики, довольные, выходят из кабинета. Чонин же остается сидеть, где сидел, задаваясь вопросом «Почему так быстро?». Пары сегодня длились как-то совсем недолго. Чунмен ждет, пока все выйдут, прикрывает дверь и веселой походкой направляется к задней парте. У него вообще как-то все весело. Слышится скрип придвигаемого стула – Чунмен садится так близко, что дышать уже невозможно, не то что там пошевелиться или сказать что-нибудь. - Чонин-аа… - голос у него красивый, мягкий, таким песни надо петь, а не детей учить. – Ты что-то запустил учебу, не думаешь? Чонин опускает глаза. Да, думает, и еще как, это и дураку понятно. Чтобы хорошо учиться, нужно слушать учителя, а не глазеть на него, размышляя о том, какой он замечательный и чудесный. - Ну, да… – бормочет Чонин скорее себе под нос, чем учителю. – Я это… отвлекаюсь много. - Хочешь, я позанимаюсь с тобой отдельно, помогу? Чунмен говорит, как добрый любящий папаша, слишком уж тепло, учителя так обычно не говорят. Чонин смотрит виновато: - У вас, наверное, свободного времени немного, а еще я буду отнимать. – Надо как-нибудь отмазаться, отвязаться, ведь допустить совместных занятий нельзя, выдержать это будет невозможно. - Нет, что ты. Для тебя у меня найдется, давай, я должен подтянуть тебя. После четырёх можешь по субботам? Чонин сглатывает и кивает. Может. - Приходи ко мне домой, я, помню, занимался репетиторством… - Чунмен мечтательно закрывает глаза, видимо, вспоминая чудесные времена. Чонин понимает, что попал конкретно, но ничего не говорит, лишь берет маленький желтый листочек, на котором записан адрес, мобильный телефон и время встречи. А еще там дурацкий смайлик в уголке. Хочется смеяться и плакать одновременно. Когда Чонин впервые заходит в квартиру Чунмена, ему кажется, что он попал в свой маленький рай. Все вокруг такое чунменовское, милое. Внутри уютно и тепло, а еще Чунмен стоит на пороге – тоже уютный и теплый. Хочется убежать, пока все еще не так плохо, пока еще, наверное, можно. - Чонин-ааа, проходи, – гостеприимно мурлычет Чунмен, открывая дверь и провожая нерадивого ученика в комнату. – Садись, давай. В том, что Чунмен – учитель от Бога, Чонин даже не сомневается. Объясняет он так, что даже идиот поймет, Чонин, в принципе, немного идиот – нормальные умные люди в своих учителей не влюбляются. Сосредоточиться на материале сложно лишь потому, что Чунмен сидит слишком близко и пишет что-то, периодически бросая короткие взгляды, чтобы понять, слушают его вообще или нет. Первые полтора часа Чонин держит себя в руках, слушает внимательно и даже все понимает. Но потом становится совсем плохо. У Чунмена глаза теплые, медовые, с непослушными искорками, не свойственными возрасту, у него нежный профиль, губы, наверное, мягкие и сладкие, а еще ресничка, упавшая на щеку. Чонин не понимает, когда он перестал слушать учителя, когда стал разглядывать его так откровенно. Тот распинается, объясняет с упоением про какие-то «узуфрукты» и «сервитуты», а Чонин тянется и легко проводит пальцем по щеке учителя. - Ты чего? – вздрагивает Чунмен. - Ресничка упала, – словно оправдываясь, бормочет Чонин, а взгляда не опускает. Он же не девочка какая-нибудь. Чунмен бросает короткий взгляд на часы: – Хватит на сегодня, ты уже устал… Да и я немного, – улыбка у него самая очаровательная на свете. - Я тогда пойду, – Чонин срочно начинает собирать вещи, но чья-то рука легко ложится ему на плечо. - А чай? - Какой чай? – Чонин просто не догоняет, когда рядом Чунмен, это почти обычно. - Ну… есть зеленый, белый, каркадэ… - смешно хмурит нос Чунмен, загибая пальцы. – Давай, пошли. Печенье у Чунмена сладкое, сахарное, а чай ароматный и вкусный. Чонин сидит чуть сжавшись. Пить чай вдвоем с Чунменом – как-то слишком хорошо, по-домашнему. Он бы все отдал, лишь бы просыпаться здесь, рядом с ним, готовить ему утренний кофе, сидеть вот так вот, как сейчас, болтая о всякой ерунде и улыбаясь друг другу. - Девушка-то есть? – смеется Чунмен. - Нет, – Чонин смотрит прямо в глаза. Где-то там, в груди, сердце уже не бьется. Оно остановилось давно, еще когда он только зашел сюда. – Мне один человек нравится давно, но… - Чонин мнется, – у нас не получится ничего. И вот зачем он все это говорит? Дурак или да? - Ты уверен? Ты хоть признайся, что ли, – Чунмен горазд давать советы. - Не поймут меня, - качает головой Чонин. – да и не умею я. - Научить? – учитель во всем. Все знает, всему научит. Приятно познакомиться, Ким Чунмен. Кто не рискует, тот не Ким Чонин, потому он утвердительно кивает головой. Чунмен хихикает по-мальчишески, не по возрасту и говорит: - Нужно подойти близко, заглянуть в глаза и сказать тихо так, почти шепотом, что любишь. Вот… - Чунмен даже глаза прикрывает. – Ну, потом поцеловать можно. Главное – искренность. - И что, действует? – иронично выгибает бровь Чонин. Он такое читал много раз, фильмов видел миллионы, что-то как-то неубедительно. Но Чунмен уверенно кивает: - Конечно. Доверься мне. Чунмен стоит возле стола, протирая кружки, а Чонин понимает, что он – самый большой дурак на этом свете и терять уже нечего. Он подходит сзади, обнимая со спины и утыкаясь в чужую шею. Чунмен пахнет чем-то цитрусовым, с нотками личи. - Вы мне нравитесь… - шепчет Чонин на ухо, поражаясь собственной смелости. Даже голос не дрожит. Чунмен в руках теплый, домашний, разворачивается и недоуменно смотрит прямо в глаза. - Ты что делаешь? – удивленный учитель выглядит забавно. - Пробую ваши советы. - Но я же не так учил. - А у меня свои методы, – шепчет Чонин близко-близко, жарко. - Плохой ученик, – рвано дышит Чунмен в чужие губы, думая о том, что некоторых учить и не надо – и сами знают все хорошо.