***
Кажется, это не закончится никогда. Я застряла в собственном аду, где ты, Мёрфи, есть только в эфемерном мире, что наши друзья с хохотом воссоздают, перебивая друг друга. Мы вспоминаем наши прошлые встречи, шутим, и все правда выглядит неплохо, но твое физическое отсутствие все лишает смысла. Что это за соединение без самого важного элемента? Эдриан, кажется, чувствует мою тоску. И как он только научился так чутко все улавливать? Нужно подышать воздухом, иначе все решат, что у меня депрессия, и Хизер переедет ко мне, а ребята вывесят в коридоре график дежурства у моей двери. Хвала богам, никто не противится моему уходу. Тео вспомнил разбитое лобовое стекло отцовского Форда и напомнил, что все еще ждет признание от того, кто это сделал. Он почти на сто процентов уверен, что это был Джейсон, но тот вполне себе правдоподобно закатывает глаза и обещает в самом деле разбить ему автомобиль, если он не заткнется. Волна смеха беспрепятственно выносит меня за пределы комнаты, и я наконец перевожу дух. Вечерняя прохлада заднего двора успокаивает, и я подумываю просто пойти наверх лечь спать. В конце концов Эдриан забеспокоится и отправится на мои поиски, а его удивительное чутье обязательно приведет его в спальню. Он бесшумно поправит мне одеяло и уйдет, а я и дальше продолжу пользоваться его добротой и гостеприимством, не давая ему взамен ничего, кроме немого желания видеть в его глазах чужие. Но ведь Эдриан ничего не просил взамен и это главная причина, почему я здесь, а не в номере отеля. Он просто помог мне, как помог бы любому из нас. Но почему мне все равно так паршиво? Становится прохладно, но я продолжаю стоять, словно наказывая себя за собственную слабость. Всматриваюсь в силуэты двора, надеясь, что тени подскажут мне решение всех моих проблем; терпеливо вслушиваюсь в шелест листьев. И боги вознаграждают меня за терпение. Мёрфи появляется из ниоткуда: бесшумно и осторожно. Словно живая изгородь в какой-то момент расступилась, пропуская его, а затем сомкнулась вновь. Мёрфи — самый искренний. Сколько мы не виделись? Неделю? Кажется, целую вечность. Он подлетает ко мне с молниеносной скоростью. Его руки, такие крепкие, цепкие, обвивают талию, и ноги отрываются от земли. И кажется, душа покидает тело, стремительно уносится куда-то вверх. Я судорожно цепляюсь за его плечи, но как же хочется обвить ладонями шею, запустить пальцы в черные пряди, как же хочется его поцеловать. Он держит меня непозволительно долго, дольше, чем держат просто друзья. Или мне все кажется? Прижимает так сильно, что я чувствую, как бешено бьется его сердце. Он ведь наверняка чувствует, как заходится мое. Когда он опускает меня, я выдыхаю. Все это время я не дышала? Мёрфи, еще минута, и ты мог меня убить. — Привет, — голос чуть дрогнул, но какая разница? Я смотрю на его улыбку и широко улыбаюсь в ответ: — рада тебя видеть, Мёрфи. — Прекрасно выглядишь, принцесса, — он обнажает острые клыки, и они делают изящный разрез в моем сердце, из которого тут же выливается кровавая горечь. Если я так прекрасна, то почему ты каждый раз выпускаешь меня из своих рук? Щемящее чувство стыда с воплем врывается в сознание, напоминая о том, что за стеной Эдриан ждет меня с бокалом вина. Кровь ударяет в голову не хуже алкоголя; мир плывет перед глазами. — Какая очаровательная змейка, — прищуривается Мёрфи и тянет ко мне свои тонкие пальцы, и весь мой мир собирается снова, обретает звенящую резкость и концентрируется на кончиках его пальцев. — Знала, что тебе понравится, — ликую я: рыба проглотила наживку. Он едва касается металла, кончики пальцев сразу же соскальзывают к ключице и проводят полосу из мурашек по коже. Если наживка для него, то почему пойманной ощущаю себя я? — Если ты подбирала наряд для меня, то на мой вкус на тебе слишком много лишнего, — шепчет он, наклоняясь чуть ближе, — одной змейки было бы достаточно. В его глазах сверкают искорки, и становится невыносимо жарко. Если его пальцы продолжат исследовать мою кожу вместо змеиной, выжигая на мне полосы, от меня останется кучка пепла. — Мёрфи… — по привычке с упреком говорю я и заливаюсь краской. — Я шучу, принцесса, ты же знаешь, — хмыкает он и убирает руку. Раньше, когда мы еще встречались с Эдрианом, его шутки на грани пошлости меня смешили, теперь же мне не до смеха. Наверное, потому, что прямо сейчас я представляю себя с одним лишь ожерельем на шее и его дыханием на обнаженной коже. Если для тебя это все шутки, для меня — самая настоящая пытка. Все, что ты скажешь, я запомню и буду воссоздавать ночами. Интересно, перестал бы ты шутить, если бы узнал об этом? — Знаю, — улыбаюсь я и мягко толкаю его в плечо. И на мгновение мне кажется, что в его глазах плещется та же тоска, что и в моих. И очень хочется поговорить серьезно, без улыбок, пока еще есть возможность. Пока нас разделяет пара ничтожных сантиметров, и кожа еще ощущает тепло искр, оставленных его пальцами. Но зычный голос Тео грубо вышвыривает меня обратно в реальность: — Я думал ты не придешь, — Тео раскидывает свои огромные лапищи, и Мёрфи с радостью раскрывает ему свои объятья. Тео одновременно и палач и спаситель: он тушит искры, но тоска по нашему уединению застревает острым комом в горле, стремительно набухает и раздувается, грозясь разорвать гортань на части. Не сгорю, так задохнусь. По крайней мере, их объятия точно длятся меньше наших, и это меня утешает. — Справился с делами быстрее, — отвечает Мёрфи, и Тео вытягивает нас из укрытия, возвращая в общий зал. Ребята уже разбрелись по комнате, усевшись хаотично, кто на чем: Хизер восседает на уютном кресле-гнезде, Тео плюхается рядом на высокий барный стул. Непонятно, откуда он его притащил. Может, с кухни? Джейсон облюбовал подоконник, вероятно, поленился тащить мебель из другой комнаты, а Тео принципиально не стал напрягаться ради друга, которого все еще подозревает в порче имущества. Эдриан предусмотрительно выбрал небольшой диванчик на двоих. Думать наперед — то, что Эдриану всегда удавалось лучше всех. Я сажусь рядом с ним, потому что по мнению всех в этой комнате именно там мое место и стараюсь не смотреть на Мёрфи. Даже если ему плевать — мне так спокойнее. Но он устраивается на широком кресле напротив. Теперь между нами не самый широкий столик с закусками и не самая крепкая мужская дружба. Вверх взмывают бокалы, и я присоединяюсь к групповому вою: «За нас!». Мы как стая собак. Интересно, если Эдриан — вожак, меня выгонят из стаи, когда я от него отсяду? Вино растекается по глотке, поднимая волну кислоты, а от волнения крутит живот. Меня тошнит от спиртного, от ситуации в целом или от себя? Мёрфи сидит слишком близко. И смотрит так проникновенно. Разве никто не видит этот взгляд? Что он пытается мне сказать? — Ребята, я так рада, что у нас все, как раньше! — взвизгивает Хизер, и мы все согласно киваем. Эдриан накрывает ладонью мою ладонь, и зубы непроизвольно сжимаются. Наверное, моя улыбка сейчас выглядит максимально по-уебски. Не знаю, что именно он прочитал в моем умоляющем взгляде, но я просила точно не об этом: Эдриан поднимает мою вспотевшую ладонь и оставляет ласковый поцелуй на тыльной стороне. Я тут же вскакиваю, и галдеж мгновенно прерывается. Все смотрят на меня, но только от одного взгляда мне хочется убежать: он больше не мечет обжигающие искры, в его зрачках лед. Острые льдинки дробью разлетаются по моему телу: ранят в сердце, пробивают легкие, попадают в глаза. — Я схожу за белым вином, — виновато улыбаюсь я и непроизвольно соскребаю невидимый поцелуй с кожи ногтями. Если не уйду немедленно, доскребусь до кости у всех на глазах. — Я помогу? — Мёрфи поднимается следом. — Помоги, — прошу я так, словно решается моя судьба, а не бутылки из винного погреба нашего дохрена богатого друга. Когда веселые возгласы нашей стаи становятся тише, Мерфи обеспокоено косится на меня не сбавляя шага: — Что с тобой происходит, принцесса? — Ты веришь, что все будет так, как и раньше? — врать не хочется, но и как сказать правду я не знаю. Поэтому захожу издалека: — веришь, что мы все снова будем лучшими друзьями? Мы спускаемся вниз по витиеватой лестнице, погружаясь в интимный полумрак погреба. — Разве что-то изменилось? — невинно спрашивает он, галантно пропуская меня к широкому винному шкафу, уставленному головокружительным разнообразием алкоголя. — Все изменилось, Мёрфи, — я беру в руки первую попавшуюся бутылку, вероятно даже не белого вина, и ловлю его взгляд. Желтые глаза Мёрфи в полутьме погреба темнеют и напоминают янтарь. Только на самом деле в его глазницах камень куда драгоценней. И я, похоже, продала свою душу просто за возможность смотреть на него изредка. — Хизер ошибается, все уже не так, как раньше. Она так просто разбрасывается словами, делает вид, что выражает общее мнение, но делает только хуже. Тео злится на всех нас; Джейсон и вовсе кажется мне чужим; Эдриан думает, что разлука только укрепила мои чувства, но она их стерла окончательно; Хизер считает, что нашу дружбу хотела убить ссора, но ее почти уничтожило время. Кажется, я и вовсе забыла, что у меня когда-то были друзья. Мёрфи выглядит обеспокоенным, и мне жаль, что я вылила это на него. Мне ведь хотелось сказать ему вовсе не об этом. Я бы с легкостью закрыла глаза на все вышесказанное, но мои чувства, так внезапно и ярко вспыхнувшие к нему, ослепляют меня даже тогда, когда я с закрытыми глазами. — Сколько бы времени ни прошло, я всегда буду рядом, Андреа, всегда буду твоим другом. Мёрфи — самый чуткий. Но тут он промахивается, и его слова делают мне только больнее. Быть его другом я не хочу. — Лучше будь для меня никем, чем просто другом. Все мои мучительные мысли, рвущиеся наружу признания, невысказанные чувства, поместились в одно предложение. В погребе становится очень тихо; молчание давит на уши, и я впервые за сегодня хочу оказаться наверху. Там, где шумно, где нет тебя, Мёрфи и твоего, прожигающего во мне дыру, взгляда. Где кто-нибудь, например, Хизер или Джейсон, превратят всё в шутку, и мы все вместе посмеемся, да, Мёрфи? Главное выбраться отсюда. Еще секунда в этой тишине и сказанные мною слова обретут плотность, станут острым лезвием, которым я вскроюсь у тебя на глазах. Пожалуйста, отойди. Я стараюсь обогнуть высокое препятствие с янтарными глазами, стоящее между мной и спасительной лестницей, но сбежать не успеваю. Мерфи подлетает так стремительно, что я растерянно замираю. Бутылка выскальзывает из моих рук и разбивается, когда его пальцы зарываются в мои волосы и мягко впечатывают спину в стену. Кто ждал этого дольше: ты или я? Он ведет себя как вор: быстро и жадно впивается в мои губы, и я даже не успеваю понять, что происходит, прежде чем он отстраняется. В глазах Мёрфи плещется вопрос и что-то похожее на ненависть. Ненавидишь меня или себя? Не страшно, я сама себя за это ненавижу. — Прости… — шепчет он, но рук не опускает. — Нет, — я ждала слишком долго и одного «прости» за мое ожидание мало. Я остервенело хватаюсь за воротник его рубашки и тяну его обратно. Кажется, ткань жалобно треснула или по швам пошла наша хваленая выдержка, наша титаническая вера в дружбу, в любовь к Эдриану, преданность стае. Похоже, скоро в нашей своре будет два вакантных местечка. Боги, как же мне на это насрать. Мёрфи, похоже, думает точно так же. Свое мнение он буквально объясняет на пальцах: они бесцеремонно проникают под блузку и выжигают на моей пояснице клеймо позора. Под каблуком трещит осколок, и Мёрфи отрывается от меня снова, озабоченно шепчет и смотрит куда-то в пол: — Чёрт, Андреа, ты поранишься… Я не собираюсь тратить наши драгоценные секунды на разговоры о стекле под ногами и накрываю его рот губами, заставляя молчать. Наконец пропускаю черные пряди сквозь пальцы, и Мёрфи сдается, перестает быть осторожным. Издает тихий рык и сам давит стекло, неумолимо наступая. Он снова вдавливает меня в стену своим телом, и поцелуй становится требовательней, а ласковые, осторожные пальцы теперь уже по-хозяйски скользят по шее, опускаются ниже. Он подхватывает меня на руки, и кожаная юбка задирается до неприличия высоко, когда я обвиваю ногами его талию. За рыцарское спасение дамы от осколков под ногами, похоже, придется расплатиться бесчестием. Но Мёрфи держит в руках не только меня, но и себя. Мёрфи — самый желанный. В погребе становится так тихо и темно, что, кажется, Мёрфи выпил все мои чувства до дна, и я больше не воспринимаю ничего кроме его мягких, требовательных губ. Кажется, я схожу с ума. Мне чудится шум реки и едва уловимый запах серы, а пол под ногами становится мягким, как глина. Во тьме мне мерещатся тени, они пляшут на стенах в агонизирующем танце, стараются держаться от нас подальше, но не могут вырваться из погреба, будто связанные в узел за хвосты у наших ног. Кожу обжигает холодный металл: серебряная змейка на моей шее ожила, она скользит по груди и тянется к Мёрфи, обвивает его за шею, пытается связать нас друг с другом своим ледяным телом. Но мне не страшно, кажется, я была здесь когда-то очень давно, в другой жизни. В этом холодном месте полном невыразимого ужаса. Мне кажется, я стою в самом сердце ада, но твоя близость, Мёрфи, укрывает меня щитом, и я готова остаться здесь навечно, если ты не разомкнешь своих объятий. — Что за грохот?! Чего вы так долго? — голос Тео сегодня доведет меня до убийства. Он стоит наверху и пытается рассмотреть нас в глубине погреба. — Разбили бутылки, ничего страшного, — кричит Мёрфи, — сейчас поднимаемся. Все призраки растворяются, остается лишь тепло его тела и, сверкающие в полутьме, янтарные глаза. Он целует меня еще раз, отрывается и целует снова. Жадный, голодный, он совсем не похож на чуткого лучшего друга. — Вы знаете сколько они стоят, эти бутылки? — не сдается Тео, и бурчит, передразнивая: — Ничего страшного! А сколько стоит разбитое сердце хозяина этих бутылок, по которому мы топчемся с Мёрфи прямо сейчас? — Я не хочу обратно, — шепчу я ему в губы и прижимаюсь сильнее. Только не сейчас, когда мои удушающие мысли наконец наполнили меня кислородом, и я обрела способность дышать. — Ты исчезнешь, если мы поднимемся наверх. Вместо ответа он бережно ставит меня на пол, чуть подальше от стекла, и смотрит в мои глаза так проникновенно, что мне, наверное, должно быть стыдно за подобные мысли, но я все равно до тошноты боюсь, что все, что между нами произошло, останется здесь, в погребе. — Я никогда не исчезну, принцесса, я бессмертный, — шутит он и ласково щелкает по носу, успокаивая меня и успокаиваясь сам, — а ты сегодня перешла черту, и теперь пройти так просто мимо меня уже не сможешь. Почему-то от этих слов становится немного жутко. Его шутки, кажется, вовсе перестали меня смешить. Но я улавливаю суть и практически обретаю новую веру: теперь он всегда будет рядом.***
Ребята не особо интересуются нами и нашими пустыми руками, только Эдриан, кажется, чувствует что-то, когда я замираю в дверях. На мне можно рассмотреть недавний поцелуй? — Ты в порядке? — его голос полон искренней тревоги. Боги, Эдриан, ты просто золото. Я послушно направляюсь в его сторону, на ходу придумывая десяток причин, почему я должна съехать отсюда сегодня же, но Мёрфи берет за руку и тянет к себе. Стая замолкает и поднимает морды вверх. В воздухе можно унюхать предательство? Его ладонь ложится на талию, а атмосфера вокруг накаляется так сильно, словно он разверз врата ада. Мёрфи доводит меня до своего кресла и щекочет шею словами: — Дай мне пару минут, принцесса, и я увезу тебя отсюда. — Затем оборачивается к Эдриану и скалится: — Поговорим? Мёрфи — самый надежный. И стена, что он уже выстраивает вокруг нас, ощущается физически.