- Ты опять не стал принимать подавители запаха? Как легкомысленно с твоей стороны, Чуя. Мы отправляемся на встречу с представителями другого мафиозного клана. Ты уверен, что справишься? - Тебе ли не знать, что я не собираюсь пить подавители запаха ни при каких обстоятельствах? Мы уже обсуждали это. Тупые альфы теряют контроль от моего запаха, сосредоточенность внимания. Разве это не то, что нам нужно? Подсунь им любую бумагу, выдохни тёплым воздухом на ухо, и подписи у тебя в кармане. - Но Чуя ведь тоже чувствует чужие запахи, разве нет? Неужели концентрация альфа-феромона и в самом деле никак на тебе не отражается? Другой омега скулил бы и ползал в ногах, рыдал от страха или раздвинул бы ноги в природном инстинкте угодить альфе и так избежать давления аурой. Впрочем... Если задуматься, это глупый вопрос. Насколько я помню, Чуя обычно только злится и бесится. - Потому что они воняют. Альфы. Запах любого альфы омерзителен. Меня от них тошнит. - Даже от меня? Увааа, как жестоко, Чиби! Ты разбиваешь моё сердце! - Скажи «спасибо», что не лицо. Твой запах, как и запахи Мори-доно, Хироцу-сана и Коё-анэ-сан - исключение. В тебе меня раздражает не твой запах, а твой ебучий характер. - Ах, Чуя, какие грубые выражения! Разве Коё-сан это понравилось бы? - Коё-сан здесь нет, а тебе лучше закрыть рот, пока зубы целы.
... Чуя абсолютно равнодушен к его запаху. Занятно, что он вообще никогда не выказывал особого пренебрежения к его природному запаху. С другой стороны, Дазай прекрасно знает, что они с Чуей - истинные. Это не редкость, пары часто находят друг друга, но не в каждой паре омега вот такой - строптивый, жестокий, непримиримый и готовый перегрызть глотку любому, кто даже просто подумает о вторжении в его личное пространство. Дазай ещё в шестнадцать попробовал из любопытства, ткнулся носом в его шею, чтобы вдохнуть поглубже омежий запах, распробовать каждую ноту. Носом и поплатился. Удар у Чуи был хорошим ещё до того, как они столкнулись в Сурибачи, и Дазай втянул его вслед за собой в Портовую мафию, где Коё-сан взялась за его уже профессиональное обучение. Впрочем, Чуя не принимает их истинность близко к сердцу, и Дазай, в общем и целом, разделяет его мнение. Истинность как таковая лишь обозначает идеальную физическую и психологическую совместимость для образования пары и заведения потомства. Вот только ни Дазаю, ни Чуе всё это не сдалось. Это помимо того, что Чую раздражает до цветных мушек перед глазами романтизация этой темы в СМИ. Омегам забивают голову навязанными мыслями и стереотипами о том, что их судьба - найти своего альфу, раздвинуть ноги, нарожать детей и сидеть их воспитывать. При всём равноправии, о котором болтают на каждом углу, на деле никакого равноправия нет. И Чую это бесконечно бесит, потому что он прекрасно осознаёт - не был бы эспером, прямо сейчас не ломал бы пальцы очередному обрюзглому альфе, а послушно раздвигал ноги в борделе Коё-сан перед вот такой же старой свиньёй, капающей от жадности и вожделения слюной на нежные молочные бёдра. Представив эту картину, Дазай чувствует волну отвращения и тошноты, встряхивает головой и вновь смотрит на Чую. Тот уже закончил ломать чужие пальцы и медленно вытаскивает лезвие из прибитой к полу руки; но лишь для того, чтобы вновь загнать его в плоть как в масло. Кодама Таока издаёт последний булькающий хрип и отключается. А может, таки не выдерживает сердце. Дазай склоняет голову к плечу и наблюдает за тем, как Чуя вновь вытаскивает лезвие ножа и вытирает его о чужой пиджак. Голубые глаза, совсем шалые, жадно следят за растекающейся по полу кровью. У Дазая дыхание перехватывает от того, как Чуя красив в этот момент: в своей маниакальности, в своей жестокости, в своей ненависти к альфам. Все в Порту и за его пределами знают о Дазае как о мастере пыток, как о самом лучшем дознавателе, но мало кто знает, что Чуя тоже любит и умеет выбивать информацию, особенно если в его руки попадает пленный альфа - как обычно и бывает, ведь омеги в мафии - редкость. Изначально это проявлялось только в стенах пыточной и выглядело обычным обучением одного из будущих Руководителей, но в настоящем половина их совместных миссий постоянно растягивается во времени, потому что Дазай закладывает во временные рамки планов излишки и позволяет Чуе насладиться сломом - буквальным - очередного альфы, пока сам неторопливо выкуривает сигарету, развалившись в кресле или на диване, или на полу, или столе - зависит от места и желания, от настроения. Мысленно Дазай называет эти сигареты сигаретами счастья, потому что в такие минуты ему открывается подлинная натура Накахары Чуи. Чуя может быть сколько угодно обольстительным и завлекающим, кокетливым и игривым. Чуя может сколько угодно соблазнять взглядами и движениями, жестами и словами, своим запахом и своим внешним видом. Чуя может сколько угодно томно смотреть из-под ресниц и строить из себя слабого и покорного омегу, беззащитного омегу, нежного и ранимого омегу, но... Правда в том, что настоящий Чуя - это кровь на руках, ледяной блеск холодных голубых глаз и жестокость, являющаяся самой его сущностью. И от такого Чуи, от настоящего Чуи, а не от взращенной вокруг подлинной смертоносной натуры заботливыми руками Коё-сан фальшивой куклы, которой Чуя часто притворяется на благо общего дела, у Дазая яйца поджимаются и в голове становится мутно. - Я закончил, - бросает Чуя, поднимаясь с корточек. Сморгнув, Дазай переводит взгляд с его безразличного лица на очередной - и последний на сегодня - остывающий труп с перерезанной глоткой и вновь смотрит в голубые глаза. - Выпьем? Чуя щурится, скользя по лицу Дазая задумчивым взглядом, а после согласно кивает, разворачивается на каблуках, подбитых металлическими вставками, чтобы удары ногами были ещё сильнее, и покидает кабинет. Окинув безразличным взглядом тела ещё шести замученных альф, пустыми мёртвыми глазами сверлящих нечто за пределами пространства и времени, Дазай берёт со стола приглянувшуюся ему до этого вычурную зажигалку и поднимается из кресла. Прихватив папку с нужными бумагами, он покидает кабинет вслед за Чуей, со щелчком открывая зажёгшуюся зажигалку и бросая её за спину. От клубка из фитилей во все стороны разбегается пламя. К тому времени, как Дазай догоняет Чую на выходе, в северном крыле слышится первый взрыв заложенной им ещё до начала банкета взрывчатки. К тому моменту, как любимая тёмно-синяя ламборгини Чуи срывается с места, и Дазай начинает голодно пялиться на его руки на руле, не скрытые больше пропитавшимися кровью, а потому снятыми перчатками, но покрытые засохшими багровыми разводами, которые так и тянет слизать языком, чтобы очистить кремовую кожу, весь особняк теряется в охватившем его пламени.***
Дазай любит смотреть, как Чуя убивает. Он всегда бросается в бой с азартом и крушит своих врагов с искренним удовольствием. Даже когда он передаёт контроль Арахабаки, выпуская на волю «Порчу», дикий заливистый смех принадлежит именно ему, а не отзвукам потустороннего голоса сингулярности. В такие моменты Чуя отпускает себя, сбрасывает все маски и просто... Живёт. Однако есть одно зрелище, что может посоперничать с картиной, на которой Чуя устилает землю трупами врагов, омывая её свежей кровью, и зрелище это - Чуя за барной стойкой. При своей непереносимости алкоголя и норме в два бокала крепкого вина или один стакан крепкого виски, обязательно со льдом, Чуя умеет растягивать свою порцию и умеет ею наслаждаться. Это целое искусство - то, как он делает первый глоток, только пробуя алкоголь, как довольно щурит глаза, катая вкус на кончике языка, и как прикуривает первую сигарету, зажимая фильтр с золотым оттиском между тонких губ и поднося к лицу зажигалку, пламя которой оставляет на его скулах золотистые отблески. Сигарета между пальцев и лисий прищур голубых глаз сквозь сизую пелену сигаретного дыма - Дазай готов смотреть на это вечность. Особенно в те моменты, когда посиделки в баре не спонтанный, пусть и совместный порыв - напарники из них неплохие, несмотря на разнящуюся природу, ставшую пусть и не самым заметным и значимым, но камнем преткновения - а окончание миссии. В такие вечера Чуя особенно ленив и расслаблен, благодушен и даже не смотрит с подозрением, когда Дазай пододвигает свой стул чуть ближе, чем обычно. - Мы оба знаем, что я тебе сломаю и в скольких местах, если ты потянешь ко мне лапы, верно? - лишь однажды уточнил Чуя, и эта тема больше не поднималась. Дазай попытал счастье тоже лишь однажды и то не вполне осознанно. Так уж вышло, что его гон - сущий кошмар, разрывающий и плоть, и сознание, и разум, и обычно Мори всегда рядом, чтобы следить за его состоянием, но когда Дазаю было семнадцать, так получилось, что Мори уехал по делам Порта, лекарств под рукой не оказалось, но зато на пороге нарисовался Чуя, который так не вовремя заглянул к нему, чтобы обсудить их грядущую миссию. Дазай смутно помнит, что тогда произошло. Кажется, он пытался зажать Чую и воздействовать на него альфа-феромоном, подчинить своей воле. Кажется, матерящийся сквозь сцепленные зубы Чуя и в самом деле изначально пытался отцепить его руки от себя мирно, не планируя выбивать коленную чашечку и ломать лучевую кость левой руки. Тем не менее, закончилось всё для Дазая весьма болезненно. Чуя скрутил и вырубил его, а после позвонил Коё, спрашивая, что ему делать с альфой в гоне. Будь это другой омега, Коё, будучи альфой, нашла бы десяток шуток к случаю, но это был Чуя, поэтому она помогла перевезти Дазая в лазарет штаба Порта и лично связалась с Мори, чтобы узнать обо всех подробностях проблемного гона Дазая, отыскать лекарства и ввести ему правильную дозировку подавителя. После, когда Дазай пришёл в себя, навестивший его Чуя долго рассматривал его опухшее со сна под снотворным лицо, а потом подошёл ближе, скрестил руки на груди и громко фыркнул, глядя сверху вниз. И взгляд был таковым вовсе не из-за того, что Чуя стоял и был буквально выше лежащего на больничной кровати Дазая. - Мы оба знаем, что являемся истинными, тупая мумия, - почти ласково начал он, - но это ничего не меняет. Ты был не в себе и только поэтому отделался так легко. Мори-доно уже вернулся и рассказал мне обо всём. Понимаю и сочувствую. Течки тоже то ещё дерьмо, и мои начались, когда я ещё жил в трущобах Сурибачи, где шаталось то ещё отребье, и никого не волновало, двенадцать омеге или двадцать. Но если ты ещё хоть раз попытаешься, нет, даже подумаешь о том, чтобы попытаться надавить на меня альфа-феромоном, клянусь, я сделаю всё, чтобы ты подох самой мучительной и медленной, самой болезненной смертью из всех. - Если бы это не было так жестоко, я бы подумал, что Чиби признаётся мне в любви, - только и смог что криво улыбнуться Дазай, ощущая ненавистную боль во всём своём несчастном, измученном теле и в тайне находя успокоение, личное обезболивающее в терпком вишнёвом омежьем запахе. - Приму к сведению, Чуя. А теперь купи мне запечённого краба, ладно? Я заслужил. Ты сломал мне руку. Опять. Скоро у меня выработается аллергия на гипс. - Сам виноват. Твой гон - твои проблемы. Ты сам должен был озаботиться состоянием своей вечно ищущей приключения задницы, - фыркнул Чуя и направился к выходу из палаты. Но всё же вернулся полчаса спустя с большим пластиковым контейнером, издающим заветный аппетитный аромат. В настоящем Дазай больше не посягает на личное пространство Чуи. На самом деле в здравом уме он никогда этого и не делал, не считая того раза, когда хотел получше распробовать чужой аромат. Чуя отреагировал агрессивно, и с учётом его характера Дазай может понять такую реакцию. Ему бы даже стоило предсказать её, однако он никогда не смотрел на Чую с одним только сексуальным подтекстом. Нет, манят Дазая не ярко-рыжие волосы, не завораживающие голубые глаза, не тонкие розовые губы и миловидное, красивое лицо. Манит Дазая не запах, не сущность омеги, не плавные изгибы тела, хотя Чуей и приятно любоваться. Нет, Дазай не хочет омегу. Дазай хочет Чую. Такого, каким тот является на самом деле: жестокого хищника, опасного и непримиримого, пропитавшегося кровью и пропахшего острым перчёным запахом опасности. Иногда Дазай думает, что даже будь Чуя альфой, он бы всё равно хотел его, потому что неважно, альфа или омега - Чуя всегда Чуя. - Наконец-то ты здесь, Рю. Скучал по мне? Вынырнув из своих мыслей, Дазай прослеживает взгляд Чуи и невольно хмурится перед тем, как нацепить маску безразличия на лицо. Акутагава. Чёртов Акутагава неуверенно топчется в нескольких метрах от них; но спешно подходит ближе, как только Чуя легко взмахивает рукой, подзывая его. Мгновение, и вот Чуя уже разворачивается на высоком барном стуле, а Акутагава стоит между его разведённых коленей с запрокинутой головой, позволяя вести носом по своему горлу. Сколько раз Дазай ни принюхивался, так и не почувствовал от него никакого запаха, а ведь это было ещё до того, как омега пропитался не принадлежащим ему терпким запахом вишни. Да, омега. И эта одна из причин, порой - и в самом деле не так уж часто - порождающих желание свернуть чужую тощую шею, наслаждаясь щелчком каждого сломанного шейного позвонка. Дазай был тем, кто подобрал Акутагаву с улицы и привёл в Порт. Тот никогда не интересовал его сам по себе, но зато Дазая очень интересовал «Расёмон». Подобная способность была бы весьма и весьма полезна в среде мафиози, и он с радостью взялся за обучение. Правда, так же быстро разочаровался, потому что способность-то у Акутагавы была сильная, а вот мозгов в голове - ноль. Слишком много гонора для такого щуплого жалкого мешка с костями. Дазай честно пытался быть хорошим учителем, но после того, как Акутагава убил взятых в плен людей «Мимик», из-за которых Дазай потерял время и чуть не упустил возможность предотвратить смерть Одасаку... Что ж, Дазай никогда не был особенно терпеливым и уж точно никогда не был снисходительным или добрым. Ему всегда был важен лишь результат, и если Акутагава не хотел по-хорошему, Дазай не особенно расстроился, взявшись за кнут вместо пряника. Подобные методы вообще всегда нравились ему намного больше. Боль и страх любого сделают шёлковым и послушным, любого заставят держать себя в узде. - Я поговорил с Мори-доно, и он внял моим доводам и разрешил мне забрать твоего ученика, - сказал Чуя, когда дожидающийся Акутагаву Дазай поинтересовался, что он забыл в его личном тренировочном зале, больше похожем на мрачный склад. - Ты совсем его загонял, а толку никакого. У него и без твоих агрессивных срывов проблем со здоровьем выше крыши. Недавно ещё и аллергия началась на блокаторы запаха. Он и без тебя сомнамбулой бродит. - Блокаторы? - вскинул брови Дазай, склоняя голову к плечу. - Зачем он вообще их пил? Разве он не из этой редкой подкасты бет? У него нет запаха. Если бы был, я бы почувствовал, но ничего такого не было. Я даже его медкарту не стал смотреть после обследования, лишь на словах узнал от Мори-сана, что у сопляка плеврит, и надо быть поосторожнее с его лёгкими. - А то я и смотрю, кто это осторожен, постоянно впечатывая кулаки в его диафрагму, - фыркнул Чуя и прислонился спиной к стене, блуждая взглядом по пыльному бетонному полу. - У него есть запах. Не знаю, какого чёрта ты ничего не почувствовал, но он есть. Слабый, едва уловимый, но типичный омежий. Свежесть. Утренняя роса. Сладость летнего ливня после долгой духоты. Что-то такое, эфемерное. Как шлейфовые духи. Дазай ничего не хотел знать о запахе Акутагавы, и уж тем более его не взволновала омежья природа подчинённого. Это объяснило некоторые моменты зажатости Акутагавы и его готовность соглашаться с каждым словом Дазая, но на этом всё. Было жаль терять «Расёмон», но не жаль терять столь бездарного ученика. Дазай легко передал Акутагаву Чуе и забыл о нём, будто и не было. Хотя, если быть совсем честным, он всё же заранее придумал утешительные слова для Гин, уродившейся альфой, чтобы произнести их в тот момент, когда станет известно, что Акутагава Рюноске подох. Это только казалось, что Чуя весь такой из себя заботливый для своих подчинённых, сердобольный и переживает за каждую вверенную в его руки жизнь. На деле его личный отряд, состоящий из сорока трёх человек, считался элитным из-за высокого уровня физической и боевой подготовки, и каждый из матёрых альф познал, каково это: когда твой щуплый омега-командир перекрашивает твоей окровавленной разбитой мордой тёмно-синее покрытие матов. Чуя никому не давал спуску, как и самому себе. Он постоянно тренировался сам и тренировал своих бойцов, и забота и мягкость не были его козырем, как не были и козырем Дазая. Поэтому Дазай понятия не имел, как Чуя будет вбивать в Акутагаву здравый смысл, и в итоге сделал банальную ставку на то, что омега всегда поймёт другого омегу. Чего Дазай не ожидал, так это того, что понимание родится через постель. Он не пересекался с Акутагавой почти два месяца, почти позабыв о бледной тени Порта, когда они столкнулись в одном из лифтов, и Дазай почувствовал это - терпкий, насыщенный вишнёвый запах. Запах Чуи. Исходящий от склонившего перед ним в приветствии и подчинении голову Акутагавы. Дазай даже не может вспомнить, что ощутил в тот момент, пусть вспышка и была мимолётна. Ревность? Нет. Зависть? Смешно. Это было что-то совершенно другое. Что-то на глубинном альфа-уровне. Осознание того, что его омега, его пара, предпочёл другого омегу. И ладно бы кого-то красивого, привлекательного, способного очаровать, так нет же. Чуя выбрал безликого заморыша, на которого без слёз не взглянешь. - Ты и Акутагава? - прямо спросил Дазай, спустя несколько дней выследив Чую в одном из баров. - Никогда бы не подумал. Это, конечно, весьма пикантно, ведь вы оба - омеги, но... Акутагава, Чуя? Серьёзно? У тебя явные проблемы со вкусом. - Заткнись, - усмехнулся Чуя, делая глоток вина и глядя на него поверх кромки бокала. - Ты бы знал, как его запах раскрывается и усиливается во время секса. Какой он шумный и податливый, каким мокрым становится, стоит лишь прикоснуться к его бёдрам. Порой мне хочется его сожрать. Дазай определённо не понимал этого выбора и определённо не хотел ничего знать о том, какой хиляк Акутагава в постели, однако ему всё равно довелось увидеть, как Чуя трахает этого слабака. Получилось всё это случайно. Мори-сан неожиданно вызвал его к себе и вручил папку с незапланированной миссией для «Двойного Чёрного», которую нужно было впихнуть в и без того насыщенный график на текущий месяц, а Чуя не отвечал на звонки. Зная, что он должен тренировать Акутагаву, Дазай направился прямиком в тренировочный зал и то, что он увидел, развидеть, увы, не удалось. Или не «увы»? Торчащие ключицы и рёбра Акутагавы, выглядящие так, будто их можно сломать, лишь нажав пальцами посильнее, Дазая нисколько не привлекли, даже вызвали лёгкую брезгливость. А вот Чуя... Они устроились на матах посреди зала, и Чуя даже не снял с себя одежду - спортивные штаны и майку - лишь приспустил резинку спортивок вместе с резинкой нижнего белья. Освещение было хорошим, ярким, и Дазай рассмотрел всё в деталях: и взъерошенные, взмокшие от пота рыжие волосы, и залитое румянцем лицо, и потемневшие до синевы глаза, и закушенную в удовольствии нижнюю губу. Чуя опирался ладонями по обе стороны от плеч Акутагавы, и мышцы его крепких, покрытых испариной плеч так красиво лоснились на свету. Низ майки собрался на торчащих тазовых костях, то и дело задираясь выше и вновь соскальзывая вниз во время грубых, несдержанный толчков, и взгляду Дазая то и дело открывалась часть накаченного живота, сексуально выглядящая глубокая «V» косых мышц и лобок, покрытый рыжими завитками волос. «Прекрасен», - только и подумал тогда Дазай, облизывая пересохшие губы и поглубже вдыхая пряный вишнёвый запах, заполнивший помещение. - «Чертовски прекрасен». В какой-то момент Чуя заметил его, но не остановился, даже не сбился с ритма. Акутагава тонко стонал под ним и извивался, цеплялся пальцами за плечи, но Чуя смотрел только в глаза Дазая и не отводил взгляда до тех пор, пока не содрогнулся всем телом, кончая. Ощущая давление нижнего белья на собственный полувставший член, Дазай тогда порадовался тому, что давно научился неплохо контролировать свой альфа-феромон, и что сильный омега-феромон возбуждённого Чуи глушил все другие запахи в помещении. Потому что Чуя вышел из Акутагавы, не глядя ласково потрепал его по щеке, а после откинулся назад, на мгновение усаживаясь на пятки, чтобы упаковать своё хозяйство обратно под одежду, и волной поднялся на ноги, лениво потягиваясь и направляясь не куда-нибудь - например, в душ - а прямиком к нему. - Должно быть, это удобно. Сперматозоиды омег неактивны, поэтому ты можешь хоть до глотки переполнить его своей спермой, и не будет никаких последствий. И о контрацептивах задумываться не нужно, - с нотой безразличия первым начал разговор Дазай. - Что ты здесь забыл, Дазай? - спросил Чуя. И незаметно повёл носом. Действительно незаметно. Если бы Дазай не ждал этого, то и не обратил бы внимания. Но на то и был расчёт. Он знал, что Чуе будет интересна его реакция на открывшееся зрелище. На то, как один омега трахает другого омегу. На то, как его пара трахает другого омегу. И Дазай был чертовски доволен собой, когда заметил мелькнувшее на лице Чуи разочарование. Тот явно ждал каких-то эмоций, действий, слов или резкой реакции, но Дазай не дал ему ничего. Впрочем, что он как альфа мог дать своему не признающему их парность омеге? Да, Чуя был невероятен, и Дазай хотел обладать им целиком и полностью, и разгорячённый сексом Чуя выглядел великолепно, но всё испортил вид костлявого Акутагавы рядом. Зрелище в целом нисколько не взбудоражило. К тому же, в глубине души Дазай ожидал чего-то подобного. Чуя со своим темпераментом порой так сильно напоминал альфу, что Дазай не раз и не два задумывался о том, что однажды Чуя точно начнёт прогибать под себя слабых ранимых омег и пользоваться их податливостью. Правда, он ожидал визитов в дома любви Коё-сан, где омеги обоих полов с симпатичными кукольными лицами и ухоженными руками будут гнуться красивыми дугами и сладко скулить, пока Чуя будет трахать их часы напролёт. Вот на это Дазай бы посмотрел. То, что он увидел перед собой в реальности? Сплошное разочарование. Ничего волнующего в щуплом теле Акутагавы под Чуей не было. Как вообще не развалился на части? А прочие эмоции... Дазай предполагал, что мог бы разозлиться, если бы Чуя трахнулся с другим альфой, и неважно, у него на глазах или нет, но так уж вышло, что альфы Чую интересовали только в виде окровавленных кусков мяса под лезвием его ножа, а Акутагаву альфа-сущность Дазая не принимала за соперника. Если уж на то пошло, его альфа-сущность не признавала Акутагаву даже как омегу: он так и не почувствовал ни разу его запаха. Поэтому в целом Акутагава Рюноске был для него пустым местом и лишь изредка бесил тем фактом, что Чуя подпустил его к себе и намного ближе, чем самого Дазая. - Я здесь забыл тебя, - выдержав паузу, чтобы насладиться чужим разочарованием, ответил Дазай и помахал перед лицом Чуи папкой с документами. - Мори-сан осчастливил очередной внеплановой зачисткой. Приглашаю тебя на свидание. Обещаю заложить во временные параметры миссии на тридцать минут больше необходимого. - Сорок, - по-лисьи прищурился Чуя, проходясь мазком языка по губам. Дазай только усмехнулся от столь явного проявления нетерпения. Очередная зачистка, на которой можно будет сломать парочку альф, явно взволновала Чую намного больше, чем только что случившийся секс. Во всём его теле появились признаки желания рвануть на дело прямо вот так, без подготовки, экипировки и плана. Зрачки расширились, чуть сбилось дыхание, и Дазай был уверен, что у Чуи шало скакнул пульс. К тому же, Чуя даже не огрызнулся на его замечание о свидании, как делал обычно, и это говорило лучше любых слов. - Будешь хорошо себя вести, заложу целый час, - пообещал Дазай и, мысленно задохнувшись от того, какой радостью вспыхнули голубые глаза, развернулся на каблуках, чтобы удалиться. Краем глаза он тогда взглянул на маты и увидел там лишь пустоту. Когда Дазай столкнулся с Акутагавой в следующий раз, через несколько дней после этого инцидента, тот покраснел до ушей и не смел поднять на него взгляд. Безразлично кивнув в ответ на тихое приветственное «Дазай-сан», Дазай прошёл мимо, будто рядом никого и не было. Он не собирался придавать произошедшему большого значения. Связь Акутагавы и Чуи его не касалась и в целом не волновала, и он сразу дал это понять. И вот теперь, пусть и всего лишь второй раз в жизни, но Дазай вновь вынужден наблюдать за тисканьем этих двоих. Чуя не пьян, но достаточно расслаблен, чтобы позволить себе фривольность на людях. Он обнимает Акутагаву за талию, вжимая в себя, и всё скользит носом по его горлу, будто не может надышаться его запахом, а после начинает покрывать тонкую бледную кожу поцелуями. Щёки Акутагавы заливает румянец. Ресницы зажмуренных глаз начинают дрожать, трепетать. Дазай наблюдает за тем, как тонкие костлявые пальцы опускаются на плечи Чуи, сжимая. Как беззвучно раскрываются сухие бледно-розовые губы, когда Чуя прикусывает кожу, оставляя красную метку, которая позже наверняка превратится в некрасивый синяк. Акутагава выглядит... Всё ещё никак. Дазай может признать, что он не так уж и плох на лицо, даже миловиден, но... То ли дело в личном вкусе, требующем яркости и огня перца чили; то ли всё дело в запахе, который Дазай не чувствует, из-за чего в нём не рождается даже эхо гормонального альфа-отклика; то ли... Чёрт его знает, в чём конкретно дело, но Акутагава и в самом деле не вызывает у него никаких чувств. Только раздражение по поводу того, что рядом с его прекрасным Чуей находится кто-то такой... Такой. - Ты пялишься, Дазай, - самодовольно замечает Чуя. Вскинув брови, Дазай переводит на него взгляд. Так это было планом Чуи? Незаметно написать Акутагаве и пригласить присоединиться, чтобы вновь попытаться получить от Дазая какую-то реакцию? Но зачем? Чуе нужна его ревность? Или доказательства его небезразличия? Но Чуя и так прекрасно знает, что при первом же намёке на зелёный свет Дазай тут же окажется рядом. Не потому, что сходит по Чуе с ума, и не потому, что одержим желанием трахнуть его, подмять под себя, а просто потому, что Чуя - это Чуя, и Дазай никогда не скрывал, что хочет его себе. Чуя прекрасно знает о его железобетонном терпении, которое распространяется не только на выжидание в засаде. Это просто факт, известный им обоим: если Чуя захочет, Дазай будет рядом. Так к чему всё это? - Пялюсь, - не видит смысла отрицать Дазай и вновь переводит взгляд на смущённо косящегося на него Акутагаву, которому явно некомфортно, но который способен терпеть не самую приятную атмосферу, пока руки Чуи успокаивающе поглаживают его по пояснице. - Столько времени знаю о вашей связи и всё ещё не могу понять. В нём же нет ничего особенного, Чуя. Почему мой омега выбрал кого-то вроде него? Ты достаточно красив и обаятелен, чтобы соблазнить любого, невзирая на природную принадлежность. И из всех - Акутагава? Может, у тебя просто не было достаточно свободного времени? Я могу заняться этим вопросом лично и выбрать для тебя самых лучших омег из домов любви Коё-сан. - В-ваш омега? - заикаясь, шепчет Акутагава, невольно затыкая открывшего было рот недовольно нахмурившегося Чую, смотрит полными ужаса глазами сначала на Чую, после - на Дазая и дёргается в сторону из кольца обнимающих его рук. - Вы... Дазай-сан, я... - Спокойно, - отмахивается Дазай; и лениво потягивается, а после спрыгивает с барного стула, накидывает на плечи свой плащ и бросает на барную стойку пару купюр. - Неудивительно, что ты не знал. Мы не распространяемся об этом. К тому же, Чиби за редким исключением ненавидит всех альф в мире, и я достаточно уважаю его право выбора и его предпочтения, чтобы не навязываться. Мне достаточно того, что мы напарники, и он в безопасности рядом со мной на поле боя. Остальное меня не касается. - Дазай-сан... - теперь больше растерянно и удивлённо выдыхает Акутагава, уже явно готовый к тому, что его труп никто никогда не найдёт. - Приятного вам вечера, - не глядя, лениво машет рукой Дазай и направляется к выходу. И из-за этого не видит, каким взглядом одаривает его спину Чуя: чуточку удивлённым, немного взволнованным и полным разгоревшихся искр затаённого интереса.***
Это случается спустя несколько недель. Очередной особняк превращён в дымящиеся руины, всё вокруг залито кровью, а в центре хаоса стоит Чуя, и с его ножа капает ещё не успевшая остыть и свернуться кровь. Дазай подходит ближе, пробираясь через валуны, которые ещё несколько минут назад служили снарядами для гравитации, и только хочет поинтересоваться, не поехать ли им выпить, как обернувшийся к нему Чуя слегка пошатывается и встряхивает головой. - Дазай, - напряжённо зовёт он и смотрит помутневшими глазами, - что-то мне как-то дерьмово... - Чуя? - зовёт Дазай и оказывается рядом как раз вовремя, чтобы подхватить начавшее оседать на землю тело. - Чуя, что не так? Тебя всё-таки ранили? - Кажется, - судорожно шепчет Чуя и сглатывает ставшую вязкой слюну, - мои кишки прямо сейчас завяжутся в морской узел. И это всё, чего Дазай добивается, потому что Чуя теряет сознание. Никогда прежде такого не случалось, если только Чуя не использовал «Порчу», поэтому Дазай невольно начинает нервничать, когда подхватывает его тело на руки и почти бежит к машине. Отзвонившись Хироцу и перекинув на него уборку территории, он устраивает Чую на пассажирском сиденье ламборгини и прыгает за руль. Будь Чуя в сознании, оторвал бы руки за прикосновение к его любимой детке, но он свернулся в клубок и лишь едва слышно стонет от боли в своей бессознательности, поэтому никто не мешает Дазаю сорваться с места, превышая все возможные скоростные ограничения, чтобы как можно быстрее доставить его в лазарет Порта, в штабе которого их уже встречает с подачи предусмотрительного Хироцу натягивающий на руки медицинские перчатки Мори. - Что произошло? - переходит он сразу к делу, спешно направляясь к лифту. - Цитирую: «Мои кишки прямо сейчас завяжутся в морской узел», а после он потерял сознание, - рапортует Дазай, направляясь вслед за Мори и теснее прижимая к себе Чую, в бессознательном состоянии невольно льнущего ближе к источнику запаха своей природной пары. Дазай бы порадовался и насладился ситуацией, не будь всё так серьёзно. - Мы закончили задание. Чуя чувствовал себя отлично и не выказывал никаких признаков болезни или слабости. Не думаю, что его ранили. Я уточнил, и он не ответил, но обычно, когда Чую ранят, он впадает в ярость, близкую к «Порче» без самой активации «Порчи». - Не думаю, что дело в ранах, - качает головой Мори, проверяя реакцию зрачков Чуи на свет карманного мини-фонарика, пока лифт везёт их к этажу с больничным крылом. - Думается мне, всё дело в его природе. Дазай-кун, ты знаешь, что Чуя-кун с малых лет пьёт блокаторы, подавляющие омега-сущность, то есть периоды течек? - дождавшись кивка, он продолжает. - Эти лекарства отнюдь не так безопасны, как кажется. При малом употреблении и с профилактическими перерывами никаких проблем не возникает, но Чуя-кун не любит выпускать свою природу на свободу. Течка - сложный физиологический процесс, завязанный и на психике, и на гормональном уровне, и на изменениях в теле. Если механизм не работает, как надо, он сломан. Все омеги, принимающие блокаторы, по-своему сломаны. Вот только иногда эти поломки никак не мешают жить - как вечно отстающие на пять минут часы, к примеру - а иногда это приводит к печальным последствиям. - Он будет жить? - первым делом спрашивает Дазай и, когда дверцы лифта распахиваются на нужном этаже, обгоняет Мори и первым входит в первую же свободную палату, осторожно опуская Чую на больничную кровать и подсовывая под его голову подушку. - Если бы это ударило по нему серьёзно, изменения были бы замечены намного раньше, начиная с плохого самочувствия и заканчивая более серьёзными инцидентами, так? - Верно, - согласно кивает Мори, проходя к дальним застеклённым стеллажам и доставая пакеты с физраствором и стерильные иглы и трубки для капельницы. - Я предвидел такой расклад и знаю, что нужно сделать, чтобы облегчить его состояние. Но, Дазай-кун, есть одна сложность. На время - примерно на полгода, не меньше - Чуе-куну придётся отказаться от блокаторов. Это означает, что у него будут течки. Как минимум, по одной на окончание каждого месяца, периодом от трёх до семи дней, пока цикл не восстановится. Если верить рассказам Коё-кун, течки Чуи-куна, которые она застала по первой поре, такие же тяжёлые и выматывающие, как твой гон. Но его положить под снотворное мы не сможем. Ты понимаешь, что это значит? - Что вы всё-таки решили убить меня чужими руками спустя столько лет, Мори-сан, - криво улыбается Дазай, цепко отслеживая каждое чужое прикосновение к руке Чуи, подготавливаемой под капельницу. - Вы знаете о том, что между мной и Чуей нет никаких отношений. Подойти к нему в период течки? Он не из тех омег, что растекаются и хнычат, желая секса и сцепки. Он сломает мне хребет за одно только нахождение рядом. - Не волнуйся, Дазай-кун, ты мне ещё пригодишься, - усмехается Мори, лукаво сверкая глазами. - Я поговорю с Чуей-куном о том, что произошло и что произойдёт дальше. Он умный мальчик и, я уверен, послушает меня. - Если что-то пойдёт не так, я принесу букет красных камелий на вашу могилу, - фыркает Дазай и покидает палату.***
Наверное, Мори-доно ожидал, что он взбесится, и поэтому после своей долгой полупоучительной лекции поспешил удалиться из палаты. Проспавший до вечера Чуя смотрит через окно на закатное небо над заливом и до боли прикусывает щёку изнутри. Чёрт побери, он и сам знал, что однажды всё это дерьмо приключится с ним, но надеялся, что не так скоро. Впрочем, надежда эта и в самом деле была пустой и глупой, потому что Мори-доно сказал правду - действие блокаторов не такое эффективное, если рядом постоянно маячит истинная пара, а у них с Дазаем с кажущихся бесконечно далёкими пятнадцати лет ещё и кабинет один на двоих, в котором их запахи давно перемешались, будто они признали друг друга и закрепили связь сексом, подтвердили её метками на шеях друг друга. Это был лишь вопрос времени: когда его организм взбунтуется и потребует своё. - Грёбаная сучья природа, - рычит Чуя и нервно сжимает, комкает одеяло в пальцах. Он всегда ненавидел свою природу. С самого детства, когда понял, что значит быть омегой в трущобах. И стало только хуже, когда он узнал правду о своём прошлом и понял, что больные психованные учёные специально выбрали для эксперимента омегу, чтобы после превратить его в инкубатор для потомства с искусственным геном трансцендентальных способностей у детей, вытащенных из его чрева. Когда оказался в мафии, где омеги были редкостью. Когда попал под опеку Коё-сан и осознал, что на деле никакого равноправия нет, и все считают омег грязью под ногами и лишь придатком к альфам, способным вертеть ими, как вздумается. - Чего ты хочешь, мальчик? - спросила Коё-сан, впервые встав против него в своём личном тренировочном зале. - Чего ты ждёшь от этих тренировок? - Я хочу стать сильным, - без раздумий ответил Чуя, без страха, с вызовом смотря в её глаза. - Настолько сильным, чтобы альфы склоняли голову от давления моей ауры, а не наоборот. - Прелестное дитя, - рассмеялась Коё-сан, смотря на него почти ласково, а после её губы изогнулись в хищной ухмылке. - Мне нравится твой ответ, мальчик. Я обучу тебя. Она сдержала своё слово. Она стала первой альфой в жизни Чуи, которая никогда не смотрела на него свысока. Она никогда не была особенно добра или снисходительна по отношении к нему, но вся её жестокость оставалась в пределах тренировочной комнаты. Коё-сан обучала, наставляла и направляла его. Она помогла ему встать на ноги и добиться того, что у него есть в настоящем. И если бы не блокаторы, Чуя и вовсе давно позабыл бы о том, что является омегой, потому что с его характером и темпераментом ему бы родиться стопроцентным доминантным альфой. Но он родился омегой, и его организм решил в очередной раз напомнить ему об этом. Дерьмо. Чуя сразу понял, что они с Дазаем истинные. Это невозможно объяснить словами. Эту связь можно только почувствовать. Одного вдоха хватило, чтобы распробовать чужой запах и осознать - моё и только моё. Но Чуя не обрадовался новому знакомству и не был рад тому, что нашёл свою пару. Дазай был таким же, как остальные альфы: наглым, заносчивым, высокомерным ублюдком с манией величия. Он постоянно издевался, подкалывал, подшучивал и нисколько не боялся ни гнева Чуи, ни боли от переломов, когда акцентировал внимание на его омежьей природе и отпускал ненавистные Чуе комментарии о том, что не будь он таким дерзким, стал бы самым лучшим украшением элитных домов любви Коё-сан. Чуя не знает, когда их отношения изменились. Может, всё дело в том, что они повзрослели? Или Коё-сан была права, и Дазая просто бесило, что парный омега игнорирует его? Наверное, это не лишено смысла, ведь когда они стали напарниками, образовав дуэт «Двойной Чёрный», Дазай стал тише и спокойнее, сдержаннее. Он всё ещё дразнил, но уже не так жестоко. Он всё ещё задевал омежью природу, но уже не при подчинённых. Он самолично затыкал рты тем, кто смел болтать о природе Чуи у него за спиной и распускать грязные сплетни. Чуя сам не заметил, как они стали не только напарниками, но и друзьями. Не заметил, как вверил в руки Дазая не только свою жизнь, но и бессознательное тело после всплесков непомерной силы «Порчи». Акутагава не стал любовью всей его жизни, вовсе нет. Чуя и сам не знает, как всё так получилось. Точнее, знает, но не хочет этого признавать. Он и вправду чувствует запах Акутагавы, который почему-то абсолютно незаметен для Дазая. Всё та же Коё-сан однажды предположила, что посторонние запахи просто потеряли для Дазая смысл после того, как он полюбил запах своей истинной пары, что заставило щёки Чуи загореться. Он и сам тогда не понял причины своего смущения. Если слова Коё-сан были правдой, это просто очередная прихоть природной связи омеги и альфы, ничего особенного. Но почему-то мысль о том, что Дазай зациклился на его запахе, казалась иррационально приятной при всём отвращении Чуи к альфам. Грёбаная омежья природа порой совершенно не поддавалась контролю, что изрядно его бесило. В любом случае, всё началось с запаха Дазая на Акутагаве. Тот был омегой, казался в глазах Чуи безвредным и по-своему притягательным со своими тонкими запястьями, белоснежной кожей и красивыми чёрно-серыми, стальными радужками глаз. Шлейф запаха Дазая на нём что-то перевернул внутри Чуи, и он пригласил его выпить. В итоге Акутагаву развело с непривычки, и всё закончилось так, как закончилось. На утро он краснел и боялся показать нос из-под одеяла, хотя после и принял их связь довольно легко. Возможно, потому что из-за перманентного раздражения запах Чуи был острым и резким, напоминал запах альфы, тогда как сам он был с Акутагавой достаточно нежен и осторожен, из-за чего тот невольно чувствовал себя под его защитой - выверты психики омег. Чуя же только рассеянно поглаживал его по макушке, перебирая чёрные пряди, скользящие между пальцев прохладным шёлком, и размышлял о том, что за очередной выверт подкинула ему его искалеченная, осознанно извращённая психика и восприятие. Трахнуть омегу, пахнущую Дазаем? Ну что за дерьмо? Уже позднее, когда отпечаток запаха Дазая полностью исчез с Акутагавы, Чуя проникся его собственным природным ароматом. Он всегда любил запах крови и пороха, пропитавший Порт насквозь, и тем слаще было вдыхать его полной грудью после ночей с Акутагавой, когда Чуя зарывался носом в его шею и дышал травяной сладковатой свежестью, на контрасте такой яркой и живительной, после которой от тяжёлого запаха свежей крови ныло в низу живота, и мурашки удовольствия сбегали вниз по спине. А ещё на контрасте с запахом Акутагавы становился ярче и насыщеннее терпкий запах Дазая: запах мокрой земли и перетёртых цветов ликориса. У Чуи от него порой слюна собиралась за щеками - так хотелось вцепиться в шею Дазая зубами, собрать пьянящий вкус с его кожи языком. Но Чуя не собирался потакать своим желаниям, потому что это означало прогнуться под Дазая, а даже мысль о подобной слабости вызывала у него тошнотворное отвращение. Однако в настоящем... Что ж, Мори-доно чётко обрисовал ситуацию, да и Чуя прекрасно знает свою омежью природу. Его течки - грёбаный Ад. Все внутренности скручивает, тошнит и лихорадит, отваливается поясница и ноют кости. Это всегда чертовски больно. Ничего общего с течками бульварных романов, в которых омега всегда скулит от нужды, растекаясь по постели, и только и знает, что крутить мокрой от смазки задницей перед желанным альфой. Чуя в периоды течек готов грызть глотки собственными зубами. Всплески агрессии невероятно выматывают, да ещё и «Смутная печаль» часто выходит из-под контроля. Боль и раздражение, тошнота и затаённый страх, что совсем потеряет себя и выпустит «Порчу» - вот что такое течки для Чуи. Именно поэтому он всегда пил блокаторы, невзирая на тяжесть любых последствий, которые могли или не могли случиться, неважно. Секс с Дазаем... Чуя никогда особо не думал об этом. Эта связь виделась для него проблемой и только; даже когда они с Дазаем сблизились достаточно, чтобы называться пусть и заклятыми, но друзьями. Потому что не играло роли, Дазай или кто-то другой - Чуя не собирался прогибаться и не собирался подставляться ни под кого. Он не для того проделал такой долгий путь к ощущению самодостаточности, чтобы в итоге всё покатилось к чертям. В первую очередь он - человек, а не омега, и сам решает, какой будет его жизнь и кто будет находиться в его постели. Но слова Мори-доно обо всей ситуации в целом - печать неизбежности перед грядущим нерадужным будущим. И, наверное, ещё месяц назад при таких обстоятельствах Чуя уже был бы на полпути к одному из тайных бункеров Порта, чтобы там, вдали от других людей, позволить себе провалиться в мутное марево и не бояться убить кого-то ненароком, орать от боли в кишках, рыдать навзрыд от этой грёбаной пытки природой, крушить всё вокруг вышедшей из-под контроля способностью, но... «Чиби за редким исключением ненавидит всех альф в мире, и я достаточно уважаю его право выбора и его предпочтения, чтобы не навязываться. Мне достаточно того, что мы напарники, и он в безопасности рядом со мной на поле боя. Остальное меня не касается», - эхом звучит в памяти голос Дазая. Это... Не те слова, которые Чуя ожидал от него услышать. Это не та реакция, которую он ждал. Чуя думал, Дазай взорвётся после того, как увидел, как он трахает Акутагаву - они слишком разошлись во время тренировки, в крови внезапно вскипело возбуждение, и Чуя не стал подавлять спонтанный порыв, как и Акутагава привычно не стал отталкивать - но Дазай не отреагировал вообще. Позже, когда он не раз и не два чувствовал запах Чуи на Акутагаве, он тоже никак не реагировал, ничего не говорил. И там, в баре, он лишь привычно поинтересовался, почему Чуя не выбрал кого-то получше, покрасивее. Судя по всему, его действительно не волнует тот факт, что его пара предпочла кого-то другого. Чуя понимает, что это может быть связано с тем, что Акутагава тоже омега, и альфа-сущность Дазая просто не воспринимает его как соперника, однако эти слова... Дазай прозвучал неожиданно взросло и зрело. Впервые на памяти Чуи он выказал к его омежьей сущности уважение. Впервые дал понять, что не считает, будто Чуя принадлежит ему, что-то ему должен лишь потому, что омега, потому, что является его парой. И это... Неожиданно приятно взволновало. Дазай взмахнул рукой на прощание и в очередной раз просто ушёл, игнорируя присутствие Акутагавы, а Чуя вдруг понял, что, несмотря на то, что Дазай никогда особо не скрывал того, что хочет присвоить его себе, он никогда не считал его лишь «украшением» и не считал, что дело Чуи - раздвигать ноги. Он не принижал его из-за природы, если только это не были их привычные ядовитые склоки на пустом месте, и никоим образом не показывал, будто считает себя выше Чуи, будто считает себя лучше него. Всё это неожиданное осознание просто свалилось на голову Чуи, и он понятия не имел, что с ним делать. Он и сейчас этого не знает, если говорить честно. Но одно Чуя знает точно - именно из-за этих слов и открывшегося истинного отношения Дазая к нему встреча с ним ради секса уже не будет восприниматься таким уж прогибом под свою природу и сильнейших мира сего.***
Дазай не может скрыть удивления, отпечатавшегося на его лице, когда в начале второго ночи его телефон неожиданно начинает звонить, и голос Чуи по ту сторону требует приехать к нему. Он даже не успевает ничего толком ответить, как Чуя кладёт трубку, и только переводит растерянный взгляд на Мори, в кабинете которого засиделся, обсуждая очередную долгоиграющую стратегию. Мори вскидывает бровь, а после будто читает всё в его глазах и со смешком достаёт из верхнего ящика своего рабочего стола пакет со стерильным шприцом, иглой и ампулой, полной прозрачного содержимого. - Пригодится. Чуе-куну сейчас нельзя ничего принимать. Введёшь, и подождите около десяти минут, - инструктирует он; а после пододвигает всё необходимое к Дазаю и лукаво улыбается. - Удачи, Дазай-кун. Удача ему точно пригодится, как думает Дазай, пока добирается до дома Чуи, потому что тот звучал крайне раздражённо, а когда Накахара Чуя по-настоящему раздражён, к нему лучше не приближаться. Проблема в том, что на этот раз такой расклад невозможен, и поэтому вскоре Дазай уже смотрит в потемневшие до синевы глаза и почти задыхается от насыщенного запаха переспелой вишни, пропитавшего всю квартиру. Отойдя в сторону, Чуя пропускает его внутрь и захлопывает дверь с такой силой, что по этажам расходится гулкое эхо. Стараясь вдыхать редко и неглубоко, Дазай разувается и проходит в гостиную, попутно доставая вручённый Мори пакет. - Мори-сан сказал, мне нужно ввести это себе, - сообщает он, стараясь говорить ровно, монотонно. - Вали в душ и не забудь снять свои идиотские бинты, - бросает Чуя и проходит мимо него, открывая нараспашку балкон и хватаясь за сигареты. К тому времени, как Дазай выходит из душевой кабины и оборачивает вокруг бёдер полотенце, запах течного омеги уже не так сильно бьёт по обонянию в проветренном помещении. Взглянув на застывшего возле балконной двери Чую, нервно выкуривающего явно не первую сигарету, Дазай садится на диван и достаёт шприц и ампулу. Сделав инъекцию, которая наверняка является личным изобретением Мори, каким-нибудь жидким контрацептивом специально для альф, Дазай откидывается на спинку дивана и шумно выдыхает. - Эй, Чуя, - зовёт он и слегка машет кистью. - Иди сюда. Нам нужно всё это обсудить. - Что тут обсуждать? - огрызается Чуя, но всё же вдавливает остатки сигареты в пепельницу и подходит к нему, останавливаясь напротив со скрещенными на груди руками. - У меня течка. Она только началась, поэтому пока что только усилился запах. Минут через сорок начнёт выделяться смазка. Дальше пойдут гормональные скачки, из-за которых мне захочется кого-нибудь убить, и вспышки бесконтрольного проявления способности. Твоя задача, чёртов Дазай, засунуть в меня свой член и постараться при этом выжить. - Всегда любил сложные задачи, - криво улыбается Дазай, а после пересаживается в угол дивана и раздвигает, насколько позволяет полотенце, ноги, похлопывая по сиденью между ними. - А теперь иди сюда, откинься спиной на мою грудь и позволь тебя обнять. - А руку тебе не сломать в трёх местах? - тут же подбирается Чуя, на что Дазай лишь закатывает глаза. - Не тупи, Чиби. Нам с тобой предстоит долгий тесный физический контакт. В твоём нынешнем состоянии ты и вправду оторвёшь мне голову, даже если я случайно прикоснусь к тебе. Это поможет. Мы напарники, помнишь? Разве я когда-нибудь вёлся на твой запах? Я не отреагировал, даже когда ты трахал Акутагаву, и он стал чертовски насыщенным. Я привык думать головой, а не членом, и знаю, что без труда удержу себя в руках. У тебя же нет гармонии со своей сущностью. Омега желает связи с альфой. Ты жалеешь, что деление на альфа- и омега-природу вообще существует. Из-за этого твоя повышенная агрессивность. Ты пытаешься плыть против течения. Это твой выбор, и я не собираюсь ничего говорить по этому поводу, но сейчас тебе нужно перестать это делать. Просто сядь и расслабься, доверься мне, будто мы на поле боя, чтобы твоя квартира не стала им на самом деле. Я не раз носил твоё бессознательное тело на своих руках и не раз доставлял домой пьяного тебя. У меня было достаточно удобных моментов, чтобы воспользоваться твоей слабостью или затащить в постель, но мне это не нужно. - Что же тебе тогда нужно? - язвит Чуя, и не думая двигаться с места. Дазай тяжело, устало вздыхает. - Мне нужен ты, Чуя. Неужели непонятно? Не омега и не альфа, не красивая внешность и не сильная способность. Мне нужен ты. И если ты не хочешь быть со мной, чёрт с тобой, мы и так неплохо спелись. Но сейчас тебе нужна моя помощь, и я хочу её оказать. Не потому, что мне так хочется трахнуть твою задницу, а потому, что иначе ты будешь больше недели загибаться от мучительной боли и физиологического и психологического диссонанса. Мне не нужно, чтобы ты спятил и начал пускать слюни, и не нужно, чтобы прибил сам себя тумбой или комодом, когда «Смутная печаль» выйдет из-под контроля, и всё взлетит на воздух. Сколько длится тишина, Дазай не знает, но в итоге Чуя всё-таки подходит и медленно, будто собирается засунуть голову в пасть тигра, садится между его ног. Сначала на самый край дивана, и его спина такая напряжённая, будто под тканью домашней футболки - камень. Но постепенно Чуя придвигается всё ближе и под конец с глубоким вдохом, как перед прыжком в воду, откидывается спиной на его грудь. Но не расслабляется, и Дазай отворачивает голову в сторону, чтобы не дышать ему в затылок, и спокойно, без лишних эмоций говорит: - Неплохо. А теперь возьми мои руки и положи себе на живот. Можешь держать меня за запястья, так тебе будет спокойнее. На этот раз Чуя не спрашивает, зачем всё это. Он немного расслабляет плечи и берёт безвольные руки Дазая за запястье, опуская на свой ноющий до тошноты живот. Его пальцы горячие, а их кончики - ледяные, и Дазай прикрывает глаза, впитывая этот контраст температур, пока Чуя привыкает к новому контакту. Минуты будто растягиваются в часы, и успевший вымотаться за долгий рабочий день Дазай почти задрёмывает, когда вдруг чувствует усиление давления на свою грудь. Полностью расслабившись в его руках, Чуя наконец-то усаживается поудобнее и вытягивает ноги вдоль спинки дивана. Повернув голову, он перехватывает его взгляд и криво усмехается. - Ты там что, спать собрался? - Неплохая идея, - не скрываясь, зевает Дазай и сползает чуть ниже по одной из декоративных подушек. - Не то чтобы мне нужно участвовать в процессе, верно? Моё гормональное возбуждение перебито всплеском адреналина. Я рассматриваю эту ситуацию как настоящее поле боя, а не сексуальную сцену. У нас с тобой есть миссия, и её нужно выполнить, вот и всё. Если я усну, барьеры на моём сознании падут, и тело инстинктивно отреагирует на твой запах. А так как я здесь за тем, чтобы именно что вставить свой член в твою задницу и выжить, ты и сам прекрасно со всем управишься. Тебе нужно будет только дождаться того момента, когда у тебя начнёт вырабатываться смазка, и снять с меня полотенце. - Она уже вырабатывается, - передёргивает плечами в отвращении Чуя и чуть переворачивается, удерживая вес на бедре и заглядывая в сонные карие глаза. - Эй, Дазай, не смей и вправду уснуть, сволочь. Какого хрена я должен проходить через всё это дерьмо один? Блокаторы перестали действовать в том числе из-за тебя. - Чуя не может винить в своём сдвиге в мозгах мою природу, - парирует Дазай и медленно, осторожно начинает поглаживать обнажившуюся из-за задравшейся при развороте футболки Чуи кожу. - Я не виноват, что родился альфой, не виноват, что мы - парные, и уж тем более не виноват в том, что у Чуи проблемы с принятием собственной природы. К тому же, я вообще тебя не понимаю. Ты уже достиг всего, чего хотел, и находишься на своей территории и в полной безопасности. Ты доверяешь мне, и я прекрасно это знаю, но всё равно продолжаешь выпускать шипы. Расслабься, Чуя. То, что из твоей задницы периодически вырабатывается смазка, не отменяет того, кем ты стал за эти годы. По крайней мере, не для меня. Впрочем, и не для большинства людей в Порту, не для твоих подчинённых. Уже как три года никто не думает, что твоё место под крылом Коё-сан в качестве куртизанки. Может, и тебе пора перестать параноить? - Заткнись, умник, - закатив глаза, бросает Чуя. Но не отворачивается. Вместо этого он начинает рассматривать лицо Дазая, будто пытается найти в его выражении что-то помимо отпечатка усталости и недосыпа, а после придвигается чуть плотнее и опирается ладонью о его плечо. Сквозь ресницы прикрытых глаз, теперь уже Дазай начинает наблюдать за выражением чужого лица, пока Чуя водит пальцами свободной руки по его тёплой коже, задевая въевшуюся в кожу шеи странгуляционную борозду, обычно скрытую бинтами, и поглаживая большим пальцем ключицу. Во взгляде Чуи нет желания, и он всё ещё остаётся напряжённым, Дазай отлично это чувствует, но всё же явно понемногу отпускает себя, когда поглаживает его ладонью по груди и задерживает её над сердцем, пытаясь прочувствовать его мерное биение. - Эй, Дазай, - негромко зовёт он. - Поцелуешь меня? - Это какая-то уловка? - усмехается Дазай. - Я поцелую Чую, и Чуя откусит мне язык? - Знаешь, я целовался лишь однажды, - зеркалит его усмешку Чуя. - Подвыпивший Ширасэ полез ко мне, и я не успел его оттолкнуть из-за неожиданности. Это было слюняво и противно, и от него несло дешёвой выпивкой. Я сломал ему два ребра. - А я говорил, что тебе не место среди них, - фыркает Дазай, хотя и сверкает довольно глазами при мысли о том, что ненавистный сопливый альфа хлебнул в своё время заслуженной боли. - Может, поэтому Чуя и вырос таким? В «Агнцах» тебя только и считали, что цепным псом. Хоть кто-то видел в тебе человека? Неудивительно, что с таким отношением у тебя деформировалось восприятие межличностных отношений. А ещё тебя проткнули ножом из-за твоей доверчивости, и теперь ты спишь с ножом под подушкой, и не то чтобы я хотел узнать об этом, чуть не получив лезвие в свои кишки, когда всего лишь заглянул к тебе в гости от бессонницы и... Лучший способ, как уже понял Дазай, это чтобы Чуя делал все первые шаги сам, да и вообще вёл в этой непростой для них обоих ситуации. Именно поэтому он болтает до тех пор, пока Чуя сам не целует его, лишь бы заткнуть. Это довольно приятно, несмотря на то, что они оба не умеют целоваться. Для Чуи поцелуи явно что-то личное, если учесть его связь с Акутагавой, тогда как Дазай просто никогда не горел желанием узнать, каково ощущать чужую слюну на своём языке - одна мысль об этом вызывала тошноту. Однако с Чуей это перестаёт иметь значение; особенно когда он льнёт ближе и приобнимает одной рукой Дазая за шею, пальцами второй зарываясь в его подсохшие и пушащиеся после душа кудри. Он не дёргается и не отстраняется, когда Дазай осторожно обнимает его под футболкой, продолжая поглаживать ладонями тёплую кожу, и Дазай позволяет себе немного ослабить бдительность и просто насладиться ощущением мягких губ на своих губах. И пусть их поцелуй излишне влажный и неловкий с непривычки, Дазаю он всё равно кажется самым лучшим. - Ладно, - отстранившись от него, выдыхает Чуя и вытирает губы тыльной стороной ладони. - Ладно, хорошо. Нам нужно это сделать, верно? И желательно, чтобы ты остался жив, и обошлось без переломов. Мы... Мы сделаем это здесь. И ты... Я буду сверху, на твоих коленях. И тебе лучше держать руки при себе. И будь готов использовать «Исповедь» в любой момент. - Как скажешь, Чуя, - пожимает плечами Дазай и закидывает руки за голову. Нервно, шумно выдохнув, Чуя приподнимается над ним и стаскивает с его бёдер полотенце, открывая взгляду наполовину затвердевший член. Ещё один шумный выдох, мимолётный дёрганый взгляд, и когда Чуя цепляет резинку своих домашних шорт, Дазай прикрывает глаза. Полностью расслабившись, он даёт понять, что Чуя и в самом деле может пользоваться им, как угодно. Наградой становится приятная тяжесть и тепло кожи упругих обнажённых ягодиц на его коленях. Дазай незаметно сжимает кулаки, впиваясь ногтями в ладони - так хотелось бы впиться пальцами в крепкие аппетитные бёдра. В темноте под его веками от ощущения близости накрывшего его своим обнажённым телом Чуи взрывается, сверкая, целая Вселенная.***
- Увааа, я умираю... Моё тело... Чуя, ты и вправду собака! - Заткнись, слабак! Звонкий шлепок по обнажённой ягодице заставляет дёрнуться и широко распахнуть глаза, почти интуитивно наигранно-обиженно надуть губы. Только что вышедший из душа Чуя с довольной ухмылкой плюхается перед ним на диван и протягивает бутылку с водой, встряхивая гривой мокрых волос. За окном занимается рассвет, и темнота в гостиной постепенно рассеивается. Так и не закрытый балкон постепенно выветривает концентрацию смешавшегося альфа- и омега-феромона. Приподнявшись на локте, Дазай принимает бутылку и делает несколько жадных глотков, при этом пристально вглядываясь в умиротворённое выражение лица Чуи и позу его расслабленного тела. - Я потребую в своём завещании, чтобы на моей надгробной плите в постскриптуме выгравировали: «Выжил после секса с Накахарой Чуей. Герой». - Продолжишь болтать глупости и не успеешь написать его из-за свёрнутой шеи, - почти ласково отвечает Чуя и зарывается пальцами в его сырые от пота кудри. Они закончили полчаса назад, и это было... Дазай даже не знает. Прекрасно? Или всё-таки ужасно? С одной стороны, секс с Чуей ему понравился, несмотря на то, что пришлось изображать из себя бревно. Это было не так уж и плохо для такого ленивца, как он, когда всё, что ему нужно было делать, это лежать и получать удовольствие. Буквально. Чуя сам приласкал его рукой, заставив полностью затвердеть, и сам медленно насадился, цедя проклятия сквозь стиснутые зубы. Он сам опустил ладони Дазая на свои бёдра и сам целовал его, когда хотел, в остальное время проникшись любовью к укусам, из-за чего Дазай ощущает жжение по всему телу и точно не хочет знать, в самом ли деле у него есть след от зубов на левой ягодице. Когда Чуя вообще успел? Дазай и вправду не помнит. Зато он хорошо помнит, каким тугим Чуя был внутри, каким горячим и влажным, и как пошло его ягодицы шлёпались о его бёдра. Как громко он стонал от удовольствия, постепенно набирая темп и двигаясь всё грубее и резче. Вот только вместе с тем Дазай ощущает и чрезмерную эмоциональную усталость. Его тело в восторге от секса с омегой - с его омегой - а вот его разум... Даже когда Чуя почувствовал себя комфортно и свободно, Дазаю пришлось держать себя в руках, контролировать желание перехватить контроль или хотя бы выпустить альфа-давление. Природа требовала, чтобы Чуя улёгся ему на грудь и сладко заскулил на ухо, признавая своё подчинение. Умом Дазай понимал, что это не закончится ничем хорошим. У него тоже случился - пусть и мимолётный - диссонанс со своей природой, потому что это альфа-сущность хотела подчинения омеги. Дазай же всегда принимал Чую за равного и считал, что они стоят на одной ступени, несмотря ни на что. Он никогда не хотел прогибать Чую под себя всерьёз: ни как человека, ни как омегу. - Тебе нужно в душ, - негромко напоминает Чуя, стекая пальцами на его загривок. - Скоро начнётся вторая волна. У меня сбиты «настройки», так что может быть легче, а может быть хуже. Надо поесть и перебраться в спальню. Ещё нужно найти лубрикант в аптечке, у меня непропорционально выделяется смазка. Что с инъекцией лекарства от Мори-доно? Сколько она действует? - Мори-сан не сказал, значит, на стандартные пять дней течки точно хватит, - с ленцой отвечает Дазай и позволяет себе подползти повыше и пристроить голову на бедре Чуи, предварительно задрав полу махрового халата и потеревшись носом о горячую после душа кожу, глубоко вдохнув чистый свежий вишнёвый запах. - Если что, Акутагава привезёт ещё одну. У меня на него нулевая реакция, так что сунуться сюда не будет его подписью под желанием умереть. - Что за жестокий ублюдок, - усмехается Чуя и обводит пальцами следы от своих зубов на его плече. - Эй, Дазай... Пока я мылся, то подумал... Ты ведь понимаешь, что всё это ничего между нами не меняет? Я не собираюсь создавать с тобой сопливо-ванильную природную пару, переставать спать с Акутагавой и всё такое. - Разумеется, - вздыхает Дазай и всё-таки поднимается с дивана, от души потягиваясь и нисколько не смущаясь своей наготы и потёков омежьей смазки и спермы в низу живота и на бёдрах. - Я уже говорил: я уважаю твоё решение и твой выбор. Ты довольно быстро принял меня. Пусть мы парные, я всё равно не ждал, что ты так быстро расслабишься рядом со мной. Но оно и к лучшему, ведь нам придётся провести вместе ещё несколько твоих течек. Думается мне, что Мори-сан на этот раз и мне не позволит отсыпаться во время гона, а попросит тебя быть рядом. Как бы там ни было, всё не так уж и плохо, верно? Это просто секс, который нужен нам обоим. Я не собираюсь посягать на твою свободу. Дазай не оборачивается, чтобы увидеть реакцию Чуи на свои слова, вместо этого предпочтя отправиться в душ, чтобы отмыться и заодно взбодриться холодной водой, потому что, как оказалось, после секса он становится ленивым и сонным и не хочет ничего делать даже больше обычного. Дазай знает, что омега-феромон быстро заставит его затвердеть и разожжёт желание, когда Чую накроет новой волной течки, но до этого ещё есть время, и уснуть - не вариант, что бы Дазай ни говорил до этого, потому что он хочет насладиться каждым моментом, каждым прикосновением, каждым взглядом и поцелуем своего омеги. Стоя в душе, подставляя лицо прохладной воде, он довольно улыбается. Кажется, его план и в самом деле сработал. Не план, как расслабить Чую и при этом выжить, а план, как начать путь по его привязке себе. Дазай никогда не стал бы откровенничать просто так, и пусть его слова были честными и искренними, это не меняет того факта, что он - альфа и собственник и хочет Чую целиком и полностью себе. Он не собирается навязываться и не собирается манипулировать, чтобы заполучить желаемое, но и без того уже понял, как можно добиться расположения Чуи. Ответ прост - просто продолжать быть рядом с ним, держаться с ним на равных и почаще напоминать о том, что в глазах Дазая они на одной ступени. Всегда. Несмотря ни на что.***
Очередной загородный особняк, считанные часы назад наполненный звуками музыки и смехом гостей и минуты назад - криками, воплями, грохотом и выстрелами, окутан зловещей тишиной. Но так кажется лишь со стороны окружающего территорию пролеска. Стоит оказаться за массивными входными дверями, и уже из устланного трупами просторного холла можно услышать громкие пронзительные вопли: резкие и короткие, срывающиеся на визг, будто режут свинью. Сидя в кресле, покачиваясь в нём из стороны в сторону, Дазай упирается в край сиденья каблуком правого ботинка и опускает на согнутое колено локоть, расслаблено удерживая в пальцах дымящуюся сигарету. - Может, хватит уже ломать кости этому несчастному? - с нескрываемым безразличием интересуется он и неторопливо затягивается, выпуская сизый дым носом. - Сколько ты ещё собираешься с ним возиться? - Он пытался меня облапать, - морщится Чуя и медленно, с садистским блеском в ледяных голубых глазах вдавливает каблук в следующий палец чужой руки, пришпиленной его любимым ножом к полу. - Что за мерзкий ублюдок? Я собираюсь после выпустить ему кишки. Дазай щурится, делая новую затяжку, и улыбается на выдохе. Кольца дыма плывут перед ним, размывая пространство, и на мгновение кажется, что на пустых местах кабинета появляется массивная мебель из тёмного дерева, портьеры на окнах становятся красными, а не чёрными, и на голом полу появляется дорогой ворсистый белоснежный ковёр, заляпанный пятнами крови. Но вот Дазай смаргивает, и воспоминание из прошлого растворяется. Взгляд коньячно-карих глаз скользит по пытаемому|End|