Страшная болезнь

У Санджи почему-то с утра все валилось из рук. То бокалы с напитками едва не нашли свое последнее пристанище на груди прекрасного археолога, то миска с супом, качнувшись, пролилась на руку Усоппу, а про ножи и прочие колюще-режущие предметы и говорить нет смысла. Пострадавшие старались держаться от кока подальше, лишь Луффи все было нипочем: он требовал еды в своем привычном ритме, как ни крути, а пища в его организм должна поступать чем чаще, тем лучше. Пожалуй, позволь ему Санджи есть днями напролет, запасов продуктов не хватило бы и на неделю. Причина странной падучести кухонной утвари крылась в волнении мужчины. Он считал себя ответственным за каждого члена экипажа, да-да, и за проклятое Маримо тоже, и когда один из накама второй день подряд не прикасается к еде, это настораживает. Чоппер слабо улыбался и говорил, что с ним все хорошо, просто пропал аппетит, а готовит Санжи как всегда чудесно, пальчики оближешь! Санджи был готов грызть собственные пальцы, лишь бы олененок прекратил изображать стратегический запас мяса, и сказал, черт возьми, в чем дело. Аппетит просто так не исчезает, об этом знают даже дети. Увы, единственный родной врач умело скрывался от обеспокоенного кока, а к неродному идти было не комильфо. Прошло еще два дня, и Черная Нога, наконец, решился. Пока он повар на этом корабле, ни один зверь, человек или скелет не уйдет от него голодным! Трафальгар нашелся в лазарете. Хирург Смерти читал книгу и обратил на вошедшего внимание, только когда Санджи нетерпеливо побарабанил пальцами по дверному косяку. Сигарета, уже вторая за десять минут и Дейви Джонс знает какая за день, медленно тлела, испуская ровный, горький дым. Ло закрыл книгу, положив перед этим какой-то лист в качестве закладки, и ровно спросил: ― Чем обязан? ― Почему Чоппер не ест? Трафальгар посмотрел на Санджи, как на больного. Он что, ветеринар или бесплатная ходячая энциклопедия симптомов и диагнозов? Если судить по отношению к нему Мугивар, то да. Подсыпать бы им в еду чего-нибудь расслабляющего, да не выйдет: боевой кок на Санни слишком уж боевой. А разрушать относительно доброжелательное мнение о себе человека, которому обязан трехразовым питанием, не есть разумно. И безопасно. ― Возможно, просто не хочет. Такое бывает, не всем же быть, как Мугивара-я. Раздосадованно цыкнув, блондин прошел вглубь лазарета и принялся внимательно рассматривать корешки медицинских книг, силясь найти что-то в духе «Сто ответов, почему олени не желают выходить к завтраку». К вящему сожалению повара, названия пестрели сложными и непонятными для далекого от врачевания разума терминами, а единственный человек, который мог бы спасти ситуацию, сверлил светлый затылок мрачным взглядом и периодически хмыкал. Больше терпеть насмешку со стороны бывшего Шичибукая Санджи не мог. Стремительно развернувшись, он остановил начищенный до блеска ботинок в опасной близости от лица Трафальгара. Удар был такой силы, что ветер от него распахнул лежавшую на коленях Хирурга книгу и перелистнул несколько страниц. ― Ты врач, черт возьми! – обвиняющее процедил Санджи, не думая опускать ногу. ― Неужели ты не в силах помочь одному несчастному ребенку?! ― Ло давно понял, что Мугивары относятся к каждому члену своей команды как к члену семьи, и, удивительно даже, иногда ему казалось, что эта странная, ненормальная привязанность льется и на чью-то пятнистую шапку. Правда, сейчас в пирата испускали лучи концентрированной ненависти. Да, повар завелся не на шутку. ― Сделаю все, что в моих силах, - книга аккуратно легла на столик возле кресла, в котором сидел Трафальгар. Санджи фыркнул, неохотно опустил ногу, стукнув каблуком по полу, и вышел. Спасибо хоть дверью хлопать не стал. Но что все же случилось с Тони-я? *** Щека болела уже третий день. Нет, не щека, а зуб, однако от этого было не легче. Холодные компрессы не помогали от слова совсем, витаминки и лекарства снимали боль на краткое время. Удавалось только выйти к друзьям и сделать вид, что все хорошо, хотя даже обычно весьма ветреный Луффи заметил перемены. Не то чтобы Чоппер хотел врать накама или обманывать их, но признаться самому себе, что он, врач, поступал опрометчиво и довел самого себя до такого, невыносимо стыдно. Ой-ой, как же больно… Припухшая щека предательски выдавала истинное состояние олененка. Вспышки острой боли заставляли его всхлипывать и крутиться с боку на бок. Ни сидеть, ни стоять он уже не мог, оставалось лишь укутываться в одеяльце с головой и тихо хныкать, надеясь, что мука закончится. Однако выстрелы, как будто во рту обосновались два корабля – пиратский и дозорный – ведущие бой из пушек, все не прекращались. Ядра, видимо, бесконечные. Чоппер со слезами на глазах выглядывал из кокона, вздыхал и нырял в него всякий раз, когда кто-то из команды стучал в дверь. Распахнуть ее с ноги никто пока не решался, но кто знает, как скоро кончится терпение у одного из парней. ― Тони-я, - совершенно неожиданно было слышать голос Трафальгара. Он еще ни разу не пытался вытащить малыша из каюты, и вот, пришел все-таки. Теперь спрятаться не получится! Надо что-то придумать, причем срочно! Накрывшись так, что наружу торчали только кончики рук-копыт, олененок задержал дыхание: а вдруг Ло-сан решит, что дома никого нет, и уйдет? Бывают же на свете чудеса. ― Я вхожу. ― Чудеса помахали Чопперу платочком и скрылись в ореоле заката. Задрожав от охватившего его стыда и ужаса перед неизвестностью, больной врач пропустил момент распутывания из кокона-одеяла. Вспотевшее тельце плюхнулось на прохладную постель, тут же свернулось клубком, держась за щеку, и уставилось на Трафальгара с невыносимым страданием во взгляде. Ло натянул кепку на глаза, уже зная, в чем дело. Неужели из-за такой малости ты заставил всех переживать, дурачок? ― Я очень хочу накричать на тебя, - признался Хирург Смерти, пряча глаза и с трудом сдерживая гнев. Сейчас, увидев все, так сказать, вживую, пират не мог не понять чувств Санджи. Не умей он владеть собой в совершенстве, бесился и ругался бы ничуть не хуже навигатора, которой не дали дорисовать новую карту. У Ло всего-навсего мелко дрожали руки и дергалась бровь – единственные признаки, по которым можно было понять: Ло в ярости. ― Но не стану, потому что не имею на это права. Вставай, Тони-я. ― Ты расскажешь остальным, да? – комкая копытцами угол одеяла, тихо пробормотал Чоппер и поморщился от укола. Зуб разболелся еще сильнее из-за волнения. ― Разумеется, - тон, с которым говорил пират, можно было легко резать на кусочки и добавлять в алкоголь, как кубики льда. Однако в нем нет-нет, да проскальзывали нотки тревоги за маленького упрямца. ― Нельзя оставлять их в неведении. Тони-Тони вздохнул, опустил голову и закусил губу. Какой же он эгоист! Заставил волноваться самых дорогих в мире людей, и из-за чего! Всего лишь какой-то зуб… Ждать Трафальгару быстро надоело. Подняв совсем не тяжелого олененка, он усадил его себе на голову и понес в камбуз, где уже собрались все Мугивары в ожидании диагноза. Когда они появились, Луффи первый возмущенно заявил: ― Ну и заставил ты нас поволноваться, Чоппер! Что с тобой? – при этом неугомонный капитан с аппетитом жевал куриную ножку, что, впрочем, не мешало ему говорить внятно и громко. Санджи устало погрозил обжоре половником и тоже обеспокоенно взглянул на олененка. У того снова слезы на глазах выступили: ребята так о нем волнуются!.. ― Чоппер, серьезно, что случилось? ― Усопп с кривой, но добротной повязкой на руке, которую сотворил провинившийся повар, стукнул себя в грудь кулаком и добавил: ― Великий Капитан Усопп найдет для тебя все лекарства мира, вот увидишь! Трафальгар предупреждающе посмотрел на остальных Мугивар: они явно хотели начать очередной свой вечный диалог-перебранку, но разве сейчас место и время? Осознав и проникнувшись, пираты покорно умолкли, в кои-то веки послушавшись одного из разумных людей на этом безумном корабле. ― Итак, я собрал вас всех здесь, чтобы сообщить печальную весть, - кашлянув, начал Ло, делая вид, что не заметил смешка Робин. Уж она-то должна знать первоисточник этой фразы. ― У Тони-я кариес. И ему нужно вырвать зуб. О, сколько было криков, облегченного смеха, тихих, приглушенных ругательств (авторства старпома) и посулов Санджи в духе «Никакого сладкого, пока не вылечишься!». Напряженная атмосфера, воцарившаяся на Санни с момента болезни олененка, мгновенно растворилась в заботе, сочувствии и бескорыстной помощи ближнему. Для такой сложной и, конечно, опасной (иначе неинтересно!) процедуры, как вырывание зуба, придумали тысячи подбадривающих слоганов, еще больше обещаний, что такого никогда-никогда не повторится, а уж про всеобщий порыв пожалеть несчастного пациента Ло молчал, ибо говорить у него вышло бы только нецензурно. Все кончилось тем, что группу поддержки из Усоппа, Луффи и Брука успешно разогнали силой повара и мечника, которые ради великой цели даже соизволили работать сообща. Нами скрылась в каюте, якобы для того, чтобы закончить работу, но волнение девушки было видно невооруженным глазом. Наверное, это cууупер страшно, вырывать зуб, - эта фраза читалась на лице Френки крупными иероглифами, так что киборга тоже пришлось спровадить в доки, дабы не нервировать пациента. Чоппер был единственным, кто не переживал – он убедился, что друзья не злятся на него из-за переедания сладкого, и стойко перенес операцию. После всего тот же олененок с удовольствием лизал леденец, пока неугомонные члены команды танцевали вокруг него ритуальные танцы, отгоняющие демонов зловредного кариеса. А Трафальгар скрылся от беспредела в лазарете, надеясь, что на следующее утро Санджи не явится к нему с вопросом: «Почему у Нами-суааан болит голова?». К сожалению, против болезни «я-волнуюсь-за-своего-накама» медицина бессильна.