***
Прошли годы. После случая с девочкой и птицами проклятий больше не было. Взрослые в городе начали беспокоиться: такое долгий перерыв между инцидентами был неслыханным. За детьми стали очень внимательно следить, чтобы не упустить никаких признаков необычных способностей. Это было так нелепо, что вызывало у Джона смех. Тот день, когда он обнаружил свои способности, закончился тем, что он остался за сараем наедине с самой острой лопаткой, которую только смог найти. Джон прикусил кусок верёвки и выдернул лозы из руки. Было похоже на прополку огорода, если не считать боли и крови. Он почти потерял сознание, но всё ещё был полон решимости. Как только все ушли, он сжёг окровавленные корни зажигалкой, которую украл несколько недель назад. Он оторвал оставшуюся часть порванного рукава и замотал им зияющую рану на руке. Причин, которые он мог использовать, чтобы объяснить это, было множество: на ферме несчастные случаи не были редкостью. Сейчас Джону был двадцать один год, и ничего не случилось. Ни его семья, ни кто-либо из горожан даже не подозревали, что он проклят. И монстров, если они существовали, похоже, обмануть было так же легко. По крайней мере, он так думал. Был поздний вечер, Джон развалился на диване. Ужин был почти готов, а у него не было сил ни на что, кроме ожидания. Кто-то постучал в дверь. Необычно, но такое случается не впервые. Наверно, это был сосед, которому нужна была мука, или кто-то, кто искал потерянную курицу. Джон подошёл к двери и открыл её. — Да? Человек за дверью оказался не соседом. Это был незнакомец, высокий и взъерошенный. Его волосы и одежда были потрёпаны, будто кто-то тащил его по земле к порогу Стейнбека. Даже если бы Джона с детства не учили, что к незнакомцам стоит относиться с подозрением, сейчас он всё равно чувствовал бы тревогу из-за внешности этого человека. Было в нём что-то такое, что заставляло нервничать, и что Джону было трудно определить. Может быть, дело было в том, как он стоял, расставив ноги слишком далеко друг от друга и слишком сильно наклонившись вперёд, или в том, как он смотрел, не мигая. Джон прищурился и как можно более негостеприимным голосом спросил: — Я могу вам помочь? — О. Это оказалось не так сложно, как я ожидал, — сказал мужчина. Его голос был глубоким, тихим и почти полностью безэмоциональным. — Кто ты такой, чёрт возьми? — Тот, кто искал тебя. — Отлично, ты меня нашёл. А теперь убирайся отсюда, пока я не достал дробовик. Едва заметная тень улыбки скользнула по лицу незнакомца, а затем исчезла. — Это было бы… опрометчиво. Несмотря на то, что он нервничал, Джон не собирался отступать. — Да, было бы. Для тебя. Мужчина, наконец, медленно моргнул. — И для тебя тоже. — Это всё, что ты можешь сказать? Я повторю: катись отсюда к чёрту. К удивлению Джона, незнакомец повиновался. Он молча развернулся и зашаркал прочь от дома фермера. Стейнбек вышел на крыльцо и проводил его взглядом. Походка мужчины была неуклюжей; она натолкнула Джона на мысль о падении в замедленной съёмке. Но незнакомец не падал: вместо этого он наклонялся к следующей ступеньке и повторял движение снова и снова. Может быть, это был просто обман зрения, связанный с тем, как длинное пальто скрывало его ноги, или с покачиванием его волос. Какова бы ни была причина, у Джона от этого зрелища разболелась голова. — Кто это был, Джон? — спросила его мать из кухни. — Никто, ма, просто какой-то торговец. — Торговец? Здесь? — Я сказал ему убираться. Всё в порядке. Когда Джон оглянулся на дорогу, мужчина уже исчез. Даже если бы он шёл быстро, то всё равно должен быть виден; местность была равнинной, а на улице всё ещё было светло. Но незнакомец как сквозь землю провалился. До следующего дня, когда прямо перед ужином он снова появился в дверях. А потом на следующий день. И на следующий день после этого. С каждым разом Джон всё больше терял терпение. Спустя неделю этого испытания он открыл дверь с дробовиком в руках. — Я же говорил тебе больше не приходить сюда. — Ты говорил. — Слушай. Если ты появишься снова, ты уже никогда отсюда не уйдёшь. Никто в этом городе не усомнится, если я скажу, что ты вломился к нам или увёл скот, понимаешь? Какой-то незнакомец, которого никто раньше не видел? Им будет плевать на тебя. — он многозначительно посмотрел на свой дробовик. Незнакомец уставился на него. Он не выглядел испуганным или хотя бы обеспокоенным. Выражение его лица оставалось таким же пустым, как и всегда. — Застрелить меня будет не так просто, как ты думаешь. — Да? Я готов принять этот вызов. Пока Джон говорил, голова мужчины начала клониться набок и не остановилась там, где должна была. Его шея продолжала изгибаться, пока ухо не коснулось плеча, а длинные волосы не повисли перпендикулярно голове. Джон начал подозревать, что не так со странным поведением незнакомца. Но тогда бы это доказывало то, что его страхи были реальны. Кем бы ни было это существо, человеком оно не было точно. И оно искало его. Джон подавил страх, который проснулся в нём, и заставил себя уверенно ухмыльнуться. — Что, думаешь, если у тебя нет костей, это что-то доказывает? Или ты просто пытаешься меня напугать? Думаешь, я ещё не понял, кто ты такой? Уголки губ существа поднялись в тонкой улыбке. — А ты понял? — Я не мог не понять. Я слышал о тебе всю свою чертову жизнь. Но это не значит, что я боюсь тебя. — Нет, ты боишься, иначе не прятался бы, а встретился со мной лицом к лицу. Джон вспылил. — Полный бред. Оставь меня в покое! Незнакомец наклонился так близко, что Джон ощутил окружающий его холод и услышал запах разложения. — Я заберу тебя. Мрачный голос эхом отдавался в голове Джона, нашептывая самым первобытным, уязвимым его частям. Его зрение затуманилось, мышцы ослабли, и на мучительную секунду он, будучи на грани обморока, пошатнулся вперёд. Падая, Джон сделал единственное, что пришло ему в голову, — ударил незнакомца по лицу. Его кожа была влажной и холодной. А потом всё погрузилось в темноту. Когда Джон пришёл в себя, он лежал на полу гостиной у входной двери, которая теперь была закрыта. Что это было? Почему незнакомец, который пришёл, чтобы забрать его, оставил его здесь, хотя он был без сознания и абсолютно беспомощен? Не желая надеяться на то, что ему может повезти так дважды, Джон стал гораздо осторожнее. Если мужчина подходил к двери, Джон лишь приоткрывал её, убеждаясь, что это именно он, и снова закрывал, не говоря ни слова. Если незнакомец приближался, пока Джон работал на улице, тот молча указывал на дробовик, который теперь всегда был рядом с ним. Какое-то время спустя незнакомец вообще перестал подходить к нему. Джон иногда видел его вдалеке, смотрящего в его сторону, но он так и не приближался на достаточное расстояние, чтобы заговорить. Это вполне устраивало Джона.***
Почти каждый вечер Джон заканчивал свой день в баре. Это было унылое, невпечатляющее место, но всё же это было лучше, чем сидеть и слушать, как его семья жалуется на погоду. Только он вышел из своего грузовика, как услышал знакомый голос. — Скоро увидимся, Джон. Резко обернувшись, он прищурился в темноте, ища незнакомца, но того нигде не было видно. Несмотря на беспокойство, Джон направился в бар. В тот вечер он пил больше обычного.***
В бар вошёл очередной посетитель. Джон сразу узнал его: мужчина, который когда-то был мальчиком, который издевался над теми, кто был меньше и слабее его. Увидев Джона, он злобно рассмеялся. — Ну и ну! Джон, ты ещё жив? Я думал, что такой паршивый коротышка, как ты, должен был давно подохнуть. Видит Бог, я даже пытался помочь тебе с этим. Джон свирепо посмотрел на него. — Закрой рот, Том, или я заставлю тебя сделать это. — Хах, разбрасываешься словами, а? Разве ты не усвоил урок много лет назад, когда я чуть не вскрыл тебе горло? — Думаю, что нет. — Знаешь, в последнее время в этом городе больше дерьма, чем обычно. Может быть, старикашки и правы. Городу действительно нужны жертвоприношения. Жаль, что тебя так и не прокляли, Джон. Никто бы и не скучал по тебе. Твои родители даже не заметили бы, что тебя нет. Кстати, сколько у них детей? Пятнадцать? Двадцать? Одним меньше, одним больше — какая им разница? — Прекрати болтать об этом дурацком проклятии, — грубо бросил Джон. — Почему? Ты всё ещё расстроен из-за той маленькой сучки? Она была ни на что не годна, прям как ты. — Ты должен уважительно относиться к мёртвым. Том рассмеялся, громко и отвратительно. — Она была грёбаным монстром, Джон! Она не заслуживает уважения. Если бы у неё была могила, я бы плюнул на неё. Джон был более чем немного пьян, а теперь он был ещё и зол. Он даже не мог объяснить, почему именно: Дженнифер была его подругой, но они никогда не были близки, а насмехались над ним из-за роста и его семьи и так всю жизнь. Может быть, это был эффект слов незнакомца, всё ещё звучавших в его ушах. Полный пугающей энергии и кипящего гнева, Джон со стуком поставил стакан и встал. — Я сказал тебе заткнуться. — Заставь меня. — Я заставлю. Я убью тебя.***
За старой лачугой на окраине города было похоронено тело, а на руках Джона была кровь, которая не принадлежала ему. А ещё был бар, полный свидетелей, которые слышали, как он угрожал убить Тома. Какой бы странной и уединённой ни была эта община, убийство здесь всё ещё считалось преступлением. И именно его он и совершил: позволил своему характеру взять верх, оттащил Тома и забил его до смерти. Джон уставился на землю, на которой виднелась неглубокая могила. Всё это ощущалось так, будто произошло с кем-то другим. Джон даже не мог вспомнить всех подробностей. Он застал Тома врасплох, тем более, несмотря на весь выпитый алкоголь, он всё ещё был трезвее, чем более крупный мужчина; каким-то образом он победил. Всё было расплывчато, словно во сне. Но ощущение тошноты в животе и паника, растекающаяся по венам, были настоящими. Полотенце на земле, настолько пропитавшееся кровью, что под ним осталось красное пятно, было настоящим. Его грузовик, припаркованный позади него, с брызгами крови на дверце, был настоящим. Том был мёртв. И Джон убил его. Он чувствовал то же самое, что и много лет назад, в тот день, когда виноградная лоза проросла из его руки. В одну долю секунды ему показалось, что всё его будущее исчезло. Но скрыть всё на этот раз не удастся. Если Джону повезёт, он попадёт в тюрьму. Если же не повезёт, друзья Тома объединятся и отомстят ему. Око за око; это был простой закон. Город закроет глаза, если он исчезнет при таких обстоятельствах. Если он исчезнет… Это его единственный шанс, не так ли? Никому не будет до этого дела, по крайней мере, в первое время. Люди стараются избегать трагедий. Большинство горожан даже не заметят его исчезновения. Какое-то время его семья будет скучать по нему. Возможно, они даже будут задаваться вопросом, что они сделали не так. Но они смирятся с этим, погрязнув в рутине. Тупая уверенность поселилась в его груди. Он должен бежать. Джон забрался в свой грузовик. Ему нужно было выбраться на дорогу и ехать до тех пор, пока он может, но внезапно его охватила апатия, и вместо этого он упал на руль, уставившись в окно на место своего преступления. Не всё ли равно, сбежит он или нет? Конечно, он мог бы убежать от горожан, может быть, даже от копов, если спрячется достаточно хорошо. Но он всегда будет знать о том, что сделал. Это было то, с чем он должен жить до конца своей жизни. Он стал убийцей. Неважно, каким придурком был Том, теперь он — жертва. А Джон — всего лишь убийца. Он начал задаваться вопросом, правдивы ли суеверия, в конце концов. Может быть, он на самом деле был проклят, и вот так выглядит естественный конец того, кто решил бросить вызов судьбе. Волосы у него на затылке встали дыбом. Кто-то наблюдал за ним. Кто-то знакомый. Джон застонал. Может быть, эта тварь в конце концов просто убьёт его и избавит от страданий. — Я знаю, что ты там. — Весьма проницательно, — ответил ему низкий голос незнакомца. — Не сказал бы. От тебя воздух становится каким-то странным. Он вышел из тени и подошёл к грузовику. — Я всегда буду здесь, в темноте, ждать тебя. Я буду в твоей тени до тех пор, пока у тебя её не станет. — Я сегодня не в настроении, — проворчал Джон. — Наверно, мне следует сказать тебе, чтобы ты больше не ходил к дому. Меня там не будет, а моя семья не будет знать, где я, так что не беспокой их. Ты меня слышишь? Оставь их в покое. — Ты уезжаешь, — это было утверждение, а не вопрос, и поэтому Джон не чувствовал необходимости отвечать. Вместо этого он повернул ключ и, когда двигатель взревел, он высунулся в окно. — Уйди лучше с дороги. Но мужчина не двинулся с места. — Джон? — он впервые назвал Джона по имени, и у того по спине пробежала дрожь. — Если я уеду достаточно далеко, может быть, от тебя мне тоже удастся сбежать. Прощай, кем бы ты ни был. — Лавкрафт. — Что? — Я Лавкрафт. Ты никогда не спрашивал, но это я, — звучал ли его голос немного грустно? Наверно, это просто воображение Джона. Грузовик был слишком громким, чтобы его вообще можно было услышать. Любая интонация полностью заглушалась. — Отлично. Замечательно. Меня не волнует. А теперь убирайся с дороги, пока я не переехал тебя и не прикопал твоё тело рядом с Томом, который вон там лежит, — он дал задний ход и отъехал от Лавкрафта. Если Лавкрафт и говорил что-то ещё, Джон этого уже не слышал. Он выехал на дорогу и направился к шоссе. Было так темно, что казалось, будто фары его грузовика создают дорогу перед ним, пока он едет через пустоту, бесконечную и неизведанную. Джона такой расклад вполне устраивал. Ему было всё равно, куда ехать, главное — быть подальше от города.***
Джон ехал всю ночь, но с восходом солнца адреналин в его крови иссяк. Он не мог продолжать путь. В голове пульсировала кровь, зрение затуманилось, и он едва ли мог бодрствовать. Оставалось надеяться, что он уехал достаточно далеко от места, которое когда-то было его домом. Он остановился на уединенной площадке для отдыха и свернулся калачиком на сиденье, измученный. Сны его были полны крови. Крови и виноградных лоз. Они опутывали Джона, пока он пытался убежать, зная, что в любой момент смерть найдёт его. Дрожа, он попытался побороть растущее чувство паники. Вот что случается с теми, кто уходит. Внешний мир был опасен. В безопасности он был только дома, и— Джон проснулся в ужасе и одиночестве. Даже не остановившись позавтракать, он снова отправился в путь. Шоссе теперь было оживлённым, и постоянный поток машин действовал ему на нервы. Когда он снова выдохся, он нашёл другую остановку для отдыха и попытался заснуть. Шли дни. Джон ел очень мало и спал только урывками. Его разум и сердце онемели; он больше не беспокоился о будущем. Для него существовало только одно: постоянное движение, чистилище из стали и асфальта. Помехи и замирающая музыка из радио были его единственными спутниками. Джон никогда ещё не был так одинок. Всю свою жизнь он был окружён семьей, рядом всегда были люди. Остаться наедине со своими мыслями для него было редкой и драгоценной вещью. Но сейчас он ничего не желал так сильно, как звука чьего-то голоса, кого-то, кто оторвал бы его от самого себя, хотя бы на мгновение. Те несколько минут, которые он тратил на покупку бензина или еды, стали самыми значимыми событиями его дней. Иногда его охватывала такая тоска и одиночество, что он даже не уезжал далеко. Он сидел, положив голову и руки на руль, погружённый в свои мысли. Что с ним случилось на самом деле? Это его рук дело, или горожане были правы? Неужели он всё-таки проклят? Эта его новая жизнь определённо казалась проклятой. Конечно, обвинить странную силу было гораздо легче, чем признать правду. Бо́льшую часть своей жизни он считал, что истории о проклятиях и монстрах были полным бредом, но сейчас, когда они могли послужить ему оправданием, он всерьёз задумался о том, что все эти байки могут быть правдой. Нет, он сам виноват в том, что Том умер, его собственные руки стали причиной этой участи. Из-за чего он пожертвовал своей жизнью? Из-за приступа гнева, который вышел из-под контроля. И теперь он был опустошён, живя на инстинктах и бензиновых выхлопах. Если кто-то смотрел на него слишком долго, задавал слишком много вопросов, он чувствовал, что сейчас всё раскроется. Что они увидят, когда его истинное «я» всплывёт на поверхность? Какая правда похоронена глубоко внутри него? Ничего. Это и было правдой. В глубине его души не было ничего. Он всю жизнь был сыном фермера, и его будущее лежало перед ним. Он вырос, работая на ферме, состарился бы там и умер бы там. Когда у него отняли и это, не осталось ничего. Джон начал желать, чтобы Лавкрафт нашёл его. Но как он мог найти его здесь, за сотни миль от места, которое было его домом? Джон провёл большую часть своей жизни, пытаясь прогнать это существо, но теперь он хотел знать, почти отчаянно: кто-нибудь ещё когда-нибудь пытался обмануть свою судьбу? Что с ними случилось? И самое главное, что ему теперь делать?***
Джон стоял на берегу и смотрел на волны. Это не могло сработать, это был даже не тот океан. Однако тишина в грузовике стала невыносимой. Даже радио не могло заглушить её. В сознании Джона эта тишина была могильной. Его чистилище превратилось в гроб. И Лавкрафт— Джон посмеялся над собой, стоя на холодном пляже. Лавкрафт был единственным посторонним человеком, которого он знал. Единственным человеком, который, возможно, не испытал бы к нему немедленного отвращения. Даже если существо появится и убьёт его, что с того? По крайней мере, это положит конец пустоте внутри него. — Я здесь, — крикнул он в воду. Ветер ответил ему с горечью. — Пожалуйста. Я не знаю, куда мне ещё деваться. Тишина. Если Лавкрафт и слышал его, то не отвечал. Но как Джон мог быть уверен, что тот вообще его слышит? Он был так далеко от дома. Если бы он только мог как-нибудь показать, что он здесь. Холодная уверенность пробежала по его спине. Конечно. У него был способ. Джон вытащил перочинный нож. Много лет назад он поклялся себе, что больше никогда не сделает этого. Никогда не рискуй быть обнаруженным. Но именно в этом он и нуждался сейчас, не так ли? Ему нужно, чтобы его увидели таким, какой он есть на самом деле. Кроме того, он ведь держал при себе этот мешочек с семенами, не так ли? Если он никогда не собирался использовать свою способность, то зачем хранил их? Вся его жизнь с того дня состояла из одной лишь лжи. Поморщившись, он сделал глубокую рану на руке. Семена прижились и проросли почти сами по себе; в его руке почувствовалось покалывание, а затем тепло нахлынуло на него. На этот раз, вместо того, чтобы паниковать, Джон закрыл глаза и попытался расслабиться, желая, чтобы маленькие виноградные лозы разрослись. Они обвились вокруг его руки, спустились по ногам и стали сворачиваться, направляясь к воде. Джон чувствовал шероховатость скал, солёный привкус воды в океане. Дрожь сомнения пробежала по его телу, и он открыл глаза. Виноградные лозы толщиной с его запястье росли из раны на руке. Ощущения перемешивались внутри него. Он был под водой, он тонул; нет. Он всё ещё был на суше. Он дышал воздухом. Он был жив. Он был человеком. Всё ещё человек. Нет. Он извивался на камнях, наслаждаясь солнечным светом, тёплым даже в холодном воздухе. Нет. Он был самим собой. Это был он, но он не умирал, ничто в нём не умирало. У Джона закружилась голова, и он рухнул на скалистый берег. Когда он открыл глаза, лозы почти исчезли. Всё, что осталось, — несколько усиков, обвившихся вокруг его руки. Он вздохнул с облегчением, а затем заметил, что кто-то стоит рядом с ним. Это был Лавкрафт. — Ты перестал убегать, Джон. Всё ещё сонный и дезориентированный, Джон едва мог ответить. — Ага. — Почему? Джон глубоко вздохнул. — У меня есть несколько вопросов. Я хочу знать, это твоя вина? Ты сделал меня таким? Лавкрафт поднял бровь. — Это ты разрезал свою плоть и положил туда семена. Гнев захлестнул Джона. — Не валяй дурака. Все в городе говорят, что эти проклятия — твоих рук дело. Это правда? Лавкрафт взглянул на виноградные лозы и помолчал некоторое время, прежде чем ответить. — А ты как думаешь, Джон Стейнбек? — Я всё ещё думаю, что это полная чушь. Но я хочу услышать это от тебя. Лавкрафт наклонил голову и рассмеялся. Это была первая настоящая эмоция, которую Джон видел у него, и это, если уж на то пошло, нервировало больше, чем его обычное спокойствие. — Ты прав. Это правда. Человеческая жизнь стоит меньше, чем песчинка в океане. Твоя сила — это случайность, как форма твоего носа или цвет твоих волос. Ни один бог, злой или иной, не избирал тебя, чтобы наделить этим. — Тогда почему ты здесь? Почему ты преследуешь меня, если это не имеет к тебе никакого отношения? Что ты такое? — Я — то, что ты видишь перед собой, и многое, чего ты не видишь. Таких, как я, очень мало. Чтобы остаться в живых, мы потребляем энергию людей с такими способностями, как у тебя, — Пока Лавкрафт говорил, его волосы развевались позади него, раздуваемые ветром неизвестного происхождения. Сердце Джона сжалось от страха. Раньше Лавкрафт казался чем-то медленным и глупым. Решительный, жуткий, но не представляющий реальной угрозы. Теперь он казался гораздо более живым и гораздо более опасным. — Почему я? Разве нет других людей, которыми ты мог бы… питаться? — Почему всё так, как есть? Просто так обстоят дела. При рождении у тебя был потенциал для развития способности, так что она проявилась. И как существо, которое питается такими, как ты, я следовал за тобой, выжидая своего часа. — Ты убьёшь меня. — Есть причина, по которой я не должен этого делать? К удивлению Лавкрафта, Джон начал смеяться. — Нет, никаких. Я не заслуживаю того, чтобы жить, не после того, что я сделал. Я знаю это. Я напился и разозлился. Я убил человека. Меня больше не должно быть здесь. Кроме того, я не могу продолжать в том же духе, совсем один. Лавкрафт молча наблюдал за ним. — Знаешь, что действительно глупо? — Не знаю. Смех Джона стал резче, отчаяннее. — Конечно, нет. Ты просто какой-то монстр. Ты, наверное, даже не понимаешь, что такое чувства. Но у меня их слишком много. Я был в таком отчаянии, так одинок, что подумал, может быть, может быть, я мог бы поговорить с тобой. Потому что тебе всё равно, убил ли я кого-то, ведь так? — Да. — Верно. Всё, что тебя волнует, — это способность внутри меня. Черт, это, наверное, делает меня больше похожим на тебя, верно? Я ведь тоже не совсем человек. Не совсем. Черт, так вот откуда ты взялся? Был ли ты когда-нибудь ребёнком с бесполезной способностью, которую он не понимал и не хотел иметь? Кем-то, кто сделал что-то, что разъедало его до тех пор, пока от него не осталась только оболочка, похожая на человеческую? Я не хочу, чтобы это случилось со мной, не хочу… Я не хочу быть монстром. Но уже слишком поздно… Я не могу винить тебя, я не могу винить даже эту идиотскую способность. Это моя вина. — Голос Джона дрожал и срывался, и он изо всех сил старался сдерживать слезы. — Я боюсь… того, что могу сделать… Я не могу находиться среди людей. Что, если я убью кого-нибудь ещё? Лавкрафт смотрел, как Джон рухнул на землю; плечи его дрожали. Даже несмотря на свое расстройство, Джон оставался непокорным. Он посмотрел на Лавкрафта. — Ты что, так и будешь там стоять? Прикончи меня. Я не собираюсь драться. Или я слишком сломлен, слишком отвратителен даже для тебя? Выражение лица Лавкрафта было почти жалостливым. — Зачем ты звал меня, Джон? — Я думал, что ты убьёшь меня. — Если ты хотел умереть, есть много более простых способов, чтобы сделать это. Джон покачал головой. — Я не знаю… Я точно не хочу умирать. Я просто подумал… С таким же успехом я мог бы просто уступить своей судьбе, как и должен был сделать много лет назад… Именно поэтому всё это произошло, да? Тогда я должен был умереть, но не умер, а сейчас— Голос Лавкрафта был мягким, почти добрым, когда он прервал его. — Нет такой вещи, как судьба. Вселенную ты не волнуешь. Ты не можешь винить её, так же как не можешь винить меня. Джон уставился на него. Его глаза покраснели, а голос всё ещё дрожал. — Тогда что же мне делать? — Твоя жизнь принадлежит тебе, Джон Стейнбек. Делай с ней, что хочешь, как и раньше. — Ты не собираешься убивать меня? — Нет. Честно говоря, я никогда не собирался этого делать. Ты — любопытное создание: достаточно умён, чтобы скрываться, но достаточно упрям, чтобы оставаться в городе, который предаст тебя смерти. Единственный, кто когда-либо угрожал мне и уж точно единственный, кто поднял на меня руку. А теперь ты потерянный скиталец. Твоя жизнь слишком интересна, чтобы жертвовать ею ради еды. Всё встало на свои места. Почему Лавкрафт был так настойчив, но никогда не причинял ему вреда. Почему он проделал весь этот путь сюда, на другой конец страны. Он не был голоден, ему было любопытно. И для Джона, отрезанного от любых других живых существ, этого было достаточно. Он с трудом поднялся на ноги. — Отлично. Лучше, чем ничего. Думаю, тогда мы могли бы продолжить вместе. Лавкрафт моргнул. — Извини? — Ты меня слышал. Если тебе так уж любопытно, то ты можешь отправиться со мной. — Ты просишь меня жить… рядом с тобой? — Лавкрафт, сбитый с толку, говорил медленно. Джон кивнул. — Да. Я привык к компании. Одиночество сводит меня с ума. И ты — самое близкое, что могло бы стать моим другом. Чёрт, ты, наверное, знаешь меня лучше, чем кто-либо дома. Мне нужно с кем-то говорить, а ты хочешь посмотреть, какой идиотский поступок я совершу следующим. Так что давай. Он протянул руку, и Лавкрафт, хоть на мгновение и уставился на неё, в конце концов принял. Его кожа была такой же холодной и влажной, какой Джон её помнил. — Ты не боишься? — А должен? Ты только что сказал, что не убьёшь меня. Моя жизнь сейчас не так уж и хороша. Хуже и быть не может, если точнее. Чего мне бояться? На лице Лавкрафта появилась улыбка, и он кивнул. — Ты очень странный человек. Джон тоже улыбнулся, казалось, впервые за много лет. — Я ужасный человек. И ты… ну, я даже не знаю, кто ты такой. Но мы с тобой отправимся туда и сделаем всё, что в наших силах. — Неплохо. Давай посмотрим, что ждёт нас в будущем. Конечно, это совсем не то будущее, которое Джон себе представлял. Но всё же это было намного лучше, чем ничего. И может быть, может быть, в конце концов всё окажется не так уж плохо. Улыбка Джона стала шире. — Ну же, Лавкрафт. Давай начнём.