Ученица

Утро озарило Фридхофбург скромным колокольным звоном, это в диаспоре Гопланцев призывали благочестивых граждан на утреннюю службу. Неделя оканчивалась, а поскольку Господь велел в седьмой день отдыхать, то все кто веровал в триединого бога в этот день не работали. Верлинцы тоже отдыхали, правда всё равно не отказывали себе в мирских суетах, Янеш завещал никогда не оставлять ни меч, ни соху без дела. Поп Сильвестр Андреску был из тех священнослужителей, которым было в радость находится подальше от епархии, на земле язычников верлинцев он был сам себе хозяин и служил как хотел, выкидывая из утрени целые предложения, чем вызывал ропот у старых Гопланцев и восхищение у молодёжи, особенно восхищался его смелостью один верлинский, как он себя называл «лесянец», с которым поп не гнушался дискутировать о божественной материи. Самого священника в диаспоре не жаловали, он был из асимов, так интеллигентные Гопландцы-патриоты, называли сторонников ассимиляции в языческую среду, поэтому Сильвестр очень хорошо дружил с Боико Драгосте и старался, как мог наставлять его племянницу, чей отец по своей гордости не целовал тридревие из рук попа предпочитая то, что было на стене. И вот вроде обычный конец недели, за пол часа отслужив утреню отец Сильвестр встал за аналой, ожидая исповедавшихся. Простив грехи паре фермеров, которые подмешивали в корм скотине «волшебные травы», а муку на продажу разбавляли песком, он с радостью увидел пред собой лица юной Вайорики. Голову девушки украшал белоснежный платок, который в церквях должны носить незамужние женщины. — Чем согрешила дитя моё? — откашлявшись, поинтересовался отец Сильвестр, добрыми глазами погружаясь в очи девушки, в которых было отчаяние и грусть. — Мысли в голове мои чёрные, — начала девушка, но священник её прервал: — Ты сперва расскажи что случилось, а потом про последствия этого. Вайорика напрямую поведала о том, что её хотят выдать замуж за прапорщика Драгосте и всё, что она об этом думает, то как она из-за этого злилась на родственников и на отца. — Я даже подумала может руки на себя наложить, но меня спасли, — закончила девушка, отец Сильвестр задумался и решил действовать по старинке. — Да грехи страшные, особенно последние! Неужели ты настолько боишься жизни с чужим, что готова на самый страшный грех? — строго спросил Сильвестр, грозя пальцем. — Так он же увезёт меня! А мне здесь так хорошо, здесь Вы, дядя Боико и друзья и есть один человек, который очень дорог мне, — чуть не плача сказала Вайорика, священник понял, что зашёл не с того бока и спросил, — А что же про венчание то твой отец у меня не спросил? Али он свадьбу решил аки язычник без божьего благословения провести? — Не любит он вас отче, сказал, что как всё уладит пригласит отца Семеона из Вариц, да и он боялся, что вы благословения не дадите, — ответила девушка, которая чувствовала на своей спине твёрдый, как кувалда взгляд отца. — Ясно, вот подлец, прости Господи! Ну ничего тут ты правильно сказала, я бы тебя с хромым солдафоном не благословил, не Богоугодно это! — прошептал Сильвестр, ободряюще посмотрев на девушку, та улыбнувшись склонила голову. — Кто хоть спас то тебя? Такие помыслы страшные, их отогнать не каждый сможет, — полюбопытствовал поп, уже собираясь накрывать девушку полотном, для прощения грехов. — Друг, очень дорогой мне человек, отче я хочу ещё в кое чём покаяться, — попросила девушка, подняв глаза на Сильвестра, тот с удовлетворением заметил в них те самые бодрые огоньки, к которым он привык. — Кайся, сказал Бог: утаишь грех, будешь иметь грех двойной, — улыбнулся поп. — Я общаюсь с язычниками, они мне нравятся, я люблю их, очень сильно! — прошептала девушка, за такие слова дома её бы не ждало ничего хорошего, но под куполом церкви, она чувствовала себя в безопасности. — Это не грех, сказал Господь: возлюби ближнего своего. То что они верят в идолов и им поклоняются, не делает их чужими, все мы люди, — улыбнулся Сильвестр. — Да, но одного из них я люблю особенно сильно, — пролепетала Вайорика, поп и не почесался. — Люби на здоровье! В огне страсти главное не сгори и язычницей не стань! Наоборот возлюби этого человека, как самого ближнего и проведи к вратам царствия небесного! — произнеся это, отец Сильвестр накрыл девушку платом и стал его размашисто крестить и шептать молитву отпущения грехов. — Грехи твои тяжкие поэтому вернёшься домой отбей сорок поклоном и канон святого Фокия прочитай! — наставлял Сильвестр. Получив благословение, Вайорика скрылась на балконе для женщин. — Чем грешен сын мой? — спросил священник у подошедшего, не глядя на него. — Человека убить хочу отче, — послышался сдавленный голос, Сильвестр заморгав обернулся и обнаружил перед собой прапорщика. — Как зовут тебя сын мой? — сглотнув, спросил поп, с таким заявлением к нему давно не ходили, хотя в чём только не исповедовались и в ненависти к Верлинцам и в тоске по родине. — Драгош Петреску, — ответил мужчина и добавил, — Отче я соперника убрать хочу, вот и мучает меня мысль такая, что делать? — Ты что ли, сын мой, жених Вайорики? — брезгливо спросил Сильвестр, смерив солдата взглядом, перед ним стоял типичный убийца в погонах, едва державшийся от фронтовых замашек на гражданке. Таких поп за время службы родине видел сотни. — Я! — гордо ответил Драгош, но не увидев на лице священника радости дерзко спросил, — А что же она вам уже про меня на исповеди рассказала? Ну что? Не люб я ей? — Сын мой, ты про таинство исповеди слышал? — поинтересовался Сильвестр и заметил: — Вайорика девушка хорошая, она всех любит! — Ага, в этом и проблема, любит она одного Верлинца, которого я теперь убить хочу! — заметил Драгош, склонив голову. — Эх, вот что от самовольства всяких бывает, — вздохнул священник, посмотрев на стоявшего у клироса Больдо, тот, как истукан, смотря на икону. «Что с людьми развод делает!» подумал поп и сказал: — Сушай меня сын мой, ты эти мысли оставь! Смирение сын мой! Зависть уйми и гнев! И сам головой подумай, полезно ли это убивать любимого человека будущей жены, если конечно после убийства, что-нибудь выйдет понял? Драгош смиренно кивнул, усы и брови его повисли, в глазах застыла злость. — И вообще помни сын мой, в этой стране Гопланца убившего Верлинца, засудят и пошлют на каторгу до конца жизни, — добавил отец Сильвестр и накрыв прапорщика полотном, быстро перекрестил его. «Не люблю я вас убийц! От вас серой пахнет! Защитники Родины хреновы, » — подумал священник и благословляя наставил: — Придёшь домой сто поклонов отбей, и каноны Владислава и Петра, а с тем человеком, которого убить хочешь не пересекайся и не встречайся больше, так будет лучше для вас обоих, не бери грех на душу, а то путь будет лишь один в преисподню. Прапорщик скрылся, а отец Сильвестр продолжил служить, на душе у него было гадко, ему почему то вновь захотелось стать влиятельный полковником и командовать всеми, чтобы спасти бедную девочку и душу солдафона, но увы погоны на рясу были сменены уже как лет двадцать. *** Наставдение отца Сильвестра пошли на пользу Вайорике, как только она увидела сидевшую на заборе недалеко от церкви Ют она тут же бросилась к ней, не смотря на протесты отца. Драгош же увидев это зрелище потянулся к пустой кобуре, но опомнившись, перекрестился в сторону храма и скрылся. — Ну что как? — спросила Ют и указав на Алекса, со смехом заявила, — А я тут питомца выгуливаю. При этих словах Штапель недовольно добавил, — Да это я просто отца Сильвестра повидать хотел, а она со мной пошла. — А стало быть знакомцы с отче? Он мне просто про одного «умного» юношу рассказывал, с которым они в трапезной дискутировал о Боге, — улыбнулась Вайорика, снимая белый платок обнажив густые каштановые волосы и быстро повязав другой, обычный цветастый, — Да! Я и есть тот молодой человек! — гордо заметил Алекс, выпятив грудь, а Ют рассмеявшись заметила: — А может этот Сильвестр не про тебя? Ты вроде не сильно умный, хотя стремянка из тебя, что надо. Штапель обиженно надулся, но не найдя поддержки у Вайорике заметил, — Ладно я его пойду за алтарём караулить, а вы гуляйте на здоровье. — Спасибо, что разрешил! — рассмеялась Ют и уже обращаясь к Вайорике, сказала: — Ну что же домна Вайорика, давайте покинем этот Гопланский квартал и как обычно в выходной отправимся ко мне, кофий пить, Драгосте кивнув направилась за Эстхальт, она была счастлива, получив наставление от духовного отца, который был самым главным авторитетом в её жизни. Они с Ют могли болтать о чём угодно и делать, что угодно, в выходной её родитель не трогал, давая чаду передохнуть от не прекращавшегося уже много лет домашнего террора. Но идиллия кончилась на выходе из Гопланского квартала там девушке остановил Айорго, глаза у давненько не ходившего в храм юноши налились кровью. — Сестра сегодня ты пойдёшь домой! — заявил он, преграждая дорогу. — Это ещё почему? Сегодня праздник, вот пусть папа с Драгошем и раздавят ещё по бутылке вина, — недовольно заметила девушка, старший брат опешил сестра разговаривала в тех же повышенных тонах, что и с отцом, когда они ссорились. Вайорика была готова защищать свой единственный выходной с оружием в руках. — Вайорика, ну ты же понимаешь, тебе нужно побольше времени провести с Драгошем, Вы как ни как скоро будете помолвлены, так будет лучше… — Нет уж! Пусть как вчера пьёт! А время я лучше проведу с Ют, она мне своё общество не навязывает! — заметила девушка, намеренно не переходя с Верлинского на Гопланский, как брат. «Похоже я вчера перестаралась с наставлениями и прапор вместо того, чтобы подумать приложился к бутыли, » — подумала Эстхальт, ухмыляясь. — Сестра не вынуждай меня… — угрожающе начал Айорго, как вдруг посмотрев в глаза сестре осёкся, Эстхальт тоже вздрогнула. — По маме соскучился, а Ай? Так съездил бы к ней в Бухару, с сводными братиками бы познакомился. Что папа не разрешает? Как жаль! — произнесла Вайорика, в глазах её горело пламя ярости, в праздник, её, останавливает брат, и угрожает. Нет этого вынести, она не могла и не собиралась. — Как ты можешь говорить такие жестокие вещи? — прикусив губу до крови, чтобы не заплакать, спросил Айорго. Ют тоже хотела спросить примерно тоже, такой желчи она с отъезда с Родины не видела. — А как вы с отцом можете так поступать со мной? — спросила Вайорика и оттолкнув брата, выбежала из квартала, Ют похлопав Айорго по плечу и сказав ему, что-то банальное в поддержку, последовала за подругой. «Чёрт, а ей труднее чем я думала!» Уже у кладбища она заметила, — Жестковато ты его, Вайорика обернулась на Ют и бросилась ей на шею. — Я тоже скучаю по маме! Я тоже хочу чтобы всё было, как раньше, чтобы папа был добрый, но я не могу ради этого пожертвовать собой! Я жалкая! Господи я ранила Айорго, только потому что не смогла в праздник найти для него доброго слова! Какая из меня хорошая девушка? — сквозь слёзы спрашивала, она упираясь глазами в плечо Эстхальт, та лишь гладила подругу по спине и приговаривала, — Не волнуйся всё будет хорошо, вот увидишь! Извинишься перед Айорго, Драгоша мы спровадим, да и с отцом разберёмся, я тебе обещаю! Но Вайорика не успокаивалась, хладнокровно перенесённая последняя неделя переполнила чашу терпения и теперь через трещины в ней тёк поток отчаяния. Эстхальт понимая, что устраивать рыдания у входа в кладбище плохая идея попробовала сдвинуть подругу с места, но та лишь сильнее заплакала, начиная откровенничать на счёт того, что вчера происходило вечером. Ют не желая выслушивать рассказы, про то как два пьяных Гопландца обсуждали свадьбу, подняла Вайорику на руки и понесла к себе домой. «Ну всё Драгош Петреску, отольются тебе слёзы Вайорики!» — думала она, пуская две одинокие слезы, положение подруги напомнило ей о прошлом, которое не хотелось вспоминать.