Моя гордость, - мы в тупике!

Приплыли, так приплыли, как говорится. Потому дополним к нашему рассказу, что с той интересной ситуации в квартире Анны Викторовны прошло уже несколько дней. (Но, пожалуй, опустим не самые каверзные подробности ожидания обеих, если Вы не против?!) И вроде бы все двигалось очень даже своим чередом-колесом, процесс постановки шел как обычно, - Анна Викторовна (даже после их совместного интимного вечера, плавно перешедшего в ночь) контактировала с Еленой Николаевной немного, лишь по рабочим вопросам - как обычно, в общем, - ограниченное количество улыбок, шуток и разговоров, словно все свернулось, как молоко, - к тем их самым первым дням в Париже. Это так похоже на нашего режиссера. Просто какая-то жуть. И ничто, кажется, эту женщину не может исправить и переиначить (про могилу и горбатого шутить не будем, ибо черное - сегодня может быть лишь в одежде нашей многоуважаемой постановщицы). Около 11-ти девушки договорились встретиться, после солдатской примерки Елены и репетиции сцены Птички и Билли Пилигрима. Можно добавить, что обе были взволнованы надвигающейся поездкой, хотя бы потому, что им вновь предоставилась возможность побыть наедине. "Наедине, да, как же... я себе все меньше начинаю доверять рядом с ней." - проскальзывает в мыслях у Лены, пока та, переминаясь с ноги на ногу, стоит в вестибюле театра. -Нас уже должно ждать такси. - вместо всех тайных мыслей вывела Анна Викторовна, когда они встретились внизу и, тепло здороваясь, невесомо провела рукой по спине сценографа. Отчего-то Бурцевой нравилось касаться коллеги, она притягивала ее, всем своим существом. Словно некое приведение всех прошлых жизней, говорило, точнее, подтверждало, что это тот самый - Ее человек, с которым можно общаться даже не словами, а чем-то над-, под-, за-вербальным. Лена же, мгновенно почувствовав жар в той области, где была рука постановщицы, густо покраснела, но сказать так ничего не решилась. Как и в такси. Они ехали молча. В приятной скупой близости. Не будем лукавить, что обе про себя нашли это достаточно романтичным - отправиться с работы на ужин в Париж, особенно, если бы на ужин вдвоем... ха, размечтались, девчонки! Тогда назревает весьма интересный вопрос: кто кого из этих двоих смог бы пригласить первым? - и здесь, если честно, вы поймаете меня с растерянным видом, ибо в предположении это может сделать и постановщица, и сценограф. Но дело в том, что сейчас их на этот парижский ужин пригласили совершенно третьи лица, а то и четвертые, оставляя за бортом все личные веяния творческого дуэта. Все же предлагаю нам переместиться чуть западнее, где (как уже успела метко выразиться большая часть парижских газет и журналов) чета "Бурченко" приземлилась в аэропорту Charles-de-Gaulle, и теперь неслась в очередном такси уже непосредственно на ужин в Four Seasons Geaorge V, к премьер-министрам Бельгии и Франции. -Набережная Сены... - произнесла точно сама себе ни с того ни с сего режиссер, не отнимая взгляда от окна с проплывающими видами. -Что, прости? - отозвалась Лена, находя в темноте салона руку Анны Викторовны. -В последний раз, когда я была в "4-х сезонах" мой номер выходил на набережную Сены. Это было лучшее утро в Париже. -удивительно, какой сейчас был мягкий и нежный голос у Ани, а пальцы невозмутимо, словно по привычке сжали руку подруги-коллеги. -Да, уверена, это настоящая сказка - проснуться в таком потрясающем красивом месте, особенно, если еще и в выспавшемся состоянии... - пошутила Юрченко, улавливая эхом легкий смех Ани, чуть заметно проводя большим пальцем по указательному постановщицы. Так они и сидели, движимые лишь мыслями единения и волшебства момента. При логичном и весьма любопытном вопросе про гостиничное размещение: женщин расселили в два обособленных Французских люкса в сине-зеленых пастельных тонах и с мраморной отделкой ванн и террас. До ужина оставался еще час. И потому, не теряя зря времени, Анна Викторовна решила ополоснуться, освежиться и смыть с себя "дополнительные неудобства". Да, именно, все то время, что женщины провели в дороге - она остро чувствовала близость Лены - ее пальцы, бедра, взгляд, который гипнотизировал и поглощал, цеплял и интриговал. Давно у режиссера не было таких животных реакций на людей. Это и пугало, и смущало, и удивляло, и возбуждало. Дико. А то, что Бурцева всеми силами старалась об этом не думать, лишь больше поджигало и будоражило слишком богатое воображение. Но то, что произошло далее совершенно выбило из привычного строя нашу постановщицу. Та только вышла из ванны, вся в пару, влаге и блаженственном мягком полотенце.... (Конечно, одни тут скажут: "ну, что вот блин начались за писательские штампы и тэдэ и тэпэ. Но это всего на всего забавная действительность, а я лишь рассказываю ее.) Обе женщины сейчас стояли с некоторым шоком и замешательством в глазах. Одна - от той невероятной чувственной картины режиссера в одном небольшом полотенце, другая - от факта, что Юрченко так неожиданно вломилась и застала ее врасплох. -Даже не закрываешься, Аня, боже, а вдруг тебя украдут? Было бы непростительно... -Разве что инопланетяне, но это маловероятно. Так почему же непростительно? - лишь скрестила руки Бурцева, даже не постеснявшись внешнего вида перед посторонним. (А посторонним ли уже?) Искреннее беспокойство быстро сменилось неопределенным замешательством. -А вдруг что-то случится? - вне шуток замялась Лена, переступая с ноги на ногу, но не сводя взгляда с лица постановщицы. Ибо сантиметром ниже - и к черту все хваленое самообладание. -Что, например? - Анна несколько усмехнулась, и с каждым новым словом начала наступать на сценографа, чувствуя собственное превосходство в данной ситуации. -Кто-то может войти без стука и застать меня голую, после душа и в полотенце...а потом сойти с ума от тяжелой психологической травмы? - картина снаружи кажется жутко странной, ибо виски, которое выпила с приездом в отель А.В. как-то интересно подействовало на нашу закрытую героиню. -Ты просто невозможна, Аня, но ведь, может быть всякое... - Лене внезапно стало очень жарко, душно и дискомфортно в тех местах, о которых обычно интеллигентные люди молчат. -Я знаю азы айкидо, потому хорошо, что меня застала ты, Елена Николаевна, а не какой-нибудь преступник... - отбилась режиссер, и Юрченко сейчас точно могла поклясться, что Бурцева широко улыбнулась. 1:0. "Действительно хорошо, потому что против тебя у меня нет ни одного приема..." - проскочило в голове у Лены. -Я... я лишь проверила, готова ли ты к ужину. - оправдательная галочка в пользу Юрченко. 1:1 -Проверила? - милая улыбка постановщицы в данный момент могла обезоружить даже самого отъявленного преступника и вора, что говорить о смущенном безобидном сценографе. 2:1. -Д-д-да. - тяжело сглотнула Лена и, чувствуя невероятную близость Анны Викторовны, стала чуть отступать назад. -И, пожалуй, ...пойду к себе, надо еще переодеться. -Хорошо. А то я тоже уже хотела одеваться. - остановилась в нескольких шагах Бурцева, берясь за верхнюю часть собственного полотенца. 3:1. 1 раунд закончен. Харизма побеждает заботу. Участники расходятся по своим углам. Дышат и приходят в норму. Впереди второй раунд. *звук гонга* -Я уже иду. - голос Анны Викторовны появляется раньше нее самой из-за гостиничной двери. Через пару секунд картинка догоняет звук, и Юрченко про себя отмечает, насколько потрясающе выглядит постановщица (безусловно, и одно единственное полотенце ей тоже идет!) но: черные обтягивающие брюки с белой удлиненной легкой рубашкой, один край которой специально обрезан, составляя удивительную асимметрию для любого глаза перфекциониста. И поверх рубашки одет пиджак свободного классического мужского кроя, рукава загнуты таким образом, что манжеты рубашки по-вампирски небрежно и красиво выходят наружу. Ну и туфли, разумеется. Такая же черная классика, лишь каблуки были золотыми, в форме человека, как бы удерживающего стопу туфельки. "Безупречная!" - подумала Лена, сканируя взглядом режиссера, и не снимая при этом интригующей улыбки. 1:0. Можем добавить еще и тот факт, каким взглядом обернула Бурцева сценографа - не менее томным и восхищенным. -Подожди, у тебя что-то тут зацепилось. - при внимательном рассмотрении каждой детали Юрченко, постановщица вдруг заметила, что локон коллеги чуть запутался в колье, и потому решила помочь "красоте и таланту в одном лице". Мгновенно шагнув так близко к Лене, Аня почувствовала ее невероятно пряный аромат парфюма и даже вкус отельного эксклюзивного геля для душа, увидела полные вишневые губы в паре сантиметров от своих, большие красивые карие глаза. Едва дыша, словно в чертовски замедленной съемке, Аня освобождает этот мешающий локон. Ловит в неловкой паузе и тишине горящий взгляд напротив, воспламеняющий все существо женщины. Обе ощущают волшебство момента, искру этого секундного манящего единства, которое совершенно не хочется разрывать ни одной из них. -Отлично, теперь все. - не сразу отозвалась глухим низким звуком Лена. Женщины все еще стояли в невообразимой обоюдной магии друг друга, не смея спугнуть приятную однородность . "Ей очень идет это платье! Особенно к таким губам... и глазам!" - проносится в сладостной теплоте мысль Анны Викторовны. Действительно, сегодня Елена Николаевна была как никогда утонченно модной и притягательной: в кремовом шелковом платье от Valentino с показа весенне-летней коллекции Пьерпаоло Пиччоли. Платье было относительно коротким, но, безусловно, выгодно подчеркивало натянутые длинные ноги бывшей танцовщицы. 1:1. Обе идут нос к носу. Следующие 2 часа раунд продолжался в основном не вербально, из-за большого стола. Женщины сидели недалеко друг от друга. Как обычно госпожа Бурцева была не сильно разговорчива "на публике, какой бы влиятельной и денежной она ни была", а потому после редких, скупых ответов постановщицы, сценограф разворачивала мысль подруги в более благовидном и подробном контексте. Стоит отменить, что министры были рады встретиться в достаточно неформальном месте, со столь очаровательными, творческими и утонченными женщинами, по их словам, - высшее удовольствие. Не буду дословно повторять содержание всего вечера, лишь приведу для порядка суть и темы: 1. Обгладывание и размельчение спектакля Бурцевой "В дроби ты - знак деления" - по всем театральным составляющим и компонентам. 2. Театр в политике или политика в театре. 3. Прошедшие постановки Анны Викторовны, история ее успеха и международной любви. 4. Разносторонняя творческая деятельность Елены Николаевны. Де Кроо весьма часто делает восхищенные комплименты Юрченко, не смотря на все безымянные кольца. 5. Грядущие театральные проекты в России и во Франции. (+Приглашение Спектакля Бурцевой в Королевскую оперу Валлонии в Бельгии= но обе лишь отмахнулись на такое в улыбках). С этим и распрощались. В итоге 2 раунд закончился со счетом 5:4. Уже в пользу госпожи Юрченко. Так уж вышло, что слащавые подкаты и поцелуи ручек на прощание от бельгийского главы застали Анну Викторовну врасплох и той ничего не оставалось, как во время всех официозов, молча холодно отвести глаза и быстрым шагом и с прямой спиной подняться к себе в номер, не дожидаясь подруги-коллеги. Аня никогда прежде подобного не чувствовала, и хотя это было по меньшей мере глупо, но все ее нервы на протяжении дня и вечера были натянуты до предела и направлены лишь на одну фигуру. -Почему ты так скоро убежала? Что-то случилось? - входит без стука и предупреждения обеспокоенная Лена. И тут мы можем понять, что начался 3 заключительный раунд непонятно-каких боев. -Нет, все в порядке, тебе не стоит обо мне беспокоиться. - отстраненно и безэмоционально прогремела Анна Викторовна стальным голосом. "Возьми себя в руки, Бурцева! Какое тебе вообще дело до того, кто что говорит и целует ее!" - внутри себя женщина по-настоящему вскипала и пенилась, разве что, не извергаясь лавой или ядом, хотя снаружи была - спокойна и непоколебима, как статуя Родена. В этом главный бич всех психологических проблем личностей, по моим скромным наблюдениям. -Ну ты рано ушла с вечера, не подождала меня, да и выглядишь несколько грустной. Сильно устала? - встревоженно спрашивает Лена, медленно входя в номер и делая пару шагов ближе, в теплый полумрак - мир Ани. -Устала ли я от бесконечной болтовни этих напыщенных индюков и куриц-политиканов? Пфф, ты еще спрашиваешь. - огрызнулась Бурцева, продолжая стоять у гостиного столика, расчесывая волосы после укладки со счетом 1:0 в крайнем раунде. -Нет, лишь уточняю очевидное... - отзеркалила тон предыдущей Лена, складывая в недоумении руки на груди, словно защищаясь. -По-моему, единственное, что было очевидно - это то, как клеился и стелился перед тобой этот бельгиец. - Анна Викторовна не заметила, насколько горячо и небезразлично прозвучал упрек, возможно, она даже не сразу поняла, что вообще произнесла это вслух. 2:0, черт возьми. -Боже, ты об этом? - пренебрежительно выплюнула Юрченко в характере, все еще медленно подходя к режиссеру ближе. -Это же такая глупость, - он женат и к тому же с 2-мя детьми в довесок. -Женат-не женат, а завтра все газеты и журналы будут пестрить, что у вас роман! 3:0 - опасность совсем близко. -Ага, роман, как же, - разве что "Война и мир". Не больше. 3:1. Неплохой маневр. -Не больше? Да там воды больше, чем у берегов Африки! - каламбур несколько разрядил обстановку в комнате, но все таки... 4:1. -По поводу того, что говорили о нас, как о "Бурченко" - ты почему-то молчала все время, не смея ничего возразить или отшутиться. - упрек Лены был в эмоциональном заинтересованном вопросе. 4:2. -Было бы о чем шутить и расстраиваться. - лишь выплюнула постановщица спокойно, все же присаживаясь на большой изумрудный диван, не обращая внимания на одиноко стоящую фигурку в коридоре. -Так как ты к этому относишься? - вдруг ударила прямо под дых Лена Николаевна. 4:3 -Это чушь, на которой тупо решили сделать деньги. И все. - леденящие, убивающие слова, да еще и таким безобразным тоном. -Точно такая же чушь, как и якобы комплименты и внимание Александра ко мне? 4:4. Молчание длилось неловко долгое время. Бурцева была нема или глуха к подобным выпадам коллеги. -Все ясно. Я, пожалуй, поеду. - тут же сорвалась с места Юрченко, не желая более стоять как истукан в надежде на нормальный диалог с режиссершей. С самовлюбленной. Черствой. Наглой. Ядовитой режиссершей. Черт ее дери. Счет быстро аннулируется, прямо как в казино крутятся автоматы, - также и в глазах Анны Викторовны все закрутилось от услышанного. "Блять, молодец, теперь из-за твоего невыносимого языка она уходит! Ну, что, рада?" -Стой! Куда ты? - сразу развернулась Аня в сторону стоящего в коридоре сценографа. -Полечу домой. - как ни в чем не бывало, спокойно вывела девушка. -Почему не дождаться завтра? Полетели бы вместе. -Так же "вместе", как пошли после званого ужина? - "Чего ты добиваешься, Юрченко, твою мать? Чтобы она просила у тебя прощения на коленях? Или чего?" -Я не об этом. -Тогда жаль, потому что я об этом. - повисла грустная пауза. -До свидания, Анна Викторовна, спасибо, что составила компанию на вечере. - вспыхнула характерно Лена, уже выходя из комнаты. -Нет! - такОго тона, надо признать, Елена Николаевна у режиссера еще никогда не наблюдала. Это было нечто похожее на пронзительную просьбу, в которой были слышны все звенящие нервы и оголенные чувства Бурцевой. -Тогда объясни, к чему все эти сцены с де Кроо? -Он мне не интересен. - отчужденно выпилила Анна, уже поднимаясь со своего места и медленно хищно проходя в сторону сценографа. Не отпуская горящего взгляда, что так остро и проникновенно сейчас впивался в Лену. -А что интересно? - девушка все это время неотрывно смотрела на Анну Викторовну, не смея отступить, даже более - совершенно не желая этого делать. Всеми искрами между ними двумя, кажется, можно было бы сжечь к чертикам нахрен всю планету. Вместо ответа Бурцева лишь молча вплотную подошла к Лене, которая теперь отчетливо может видеть, как у постановщицы играют желваки, как сосредоточен взгляд и напряжено все тело. Юрченко выгибает в непонимании бровь. -Не что, - а кто. - спокойно поправляет сценографа Аня. "Господи, почему в такой интонации этой женщины я подразумеваю себя, или это лишь мое богатое воображение?!" - проскальзывает у девушки, уже зажатой между дверью и телом Анны Викторовны. -Я? Но при чем тут я? - словно себя же спрашивает дрогнувшим голосом Лена. -При всем. К сожалению. - и с этими еле слышными, безысходными словами Бурцева не выдерживает и подается всем телом к Лене. В тот же момент губы касаются губ. Трепетно. Мягко. Аккуратно. Чувственно. Словно самой больно от осознания капитальной, абсурдно огромной необходимости Елены Николаевны столь близко, касательно-плотно, рядом, внутри. Этот первый момент ничьи губы не двигаются - слишком удивительно, нечаянно, отчаянно. А после адреналин обжигает всех, проносясь диким необузданным током вдоль тела - через живот, пятки и обратно. Соединяя обеих и связывая организмы в единый узел страсти. Языки начинают двигаться хаотично, ища, заигрывая, танцуя, требуя, прося, побеждая и сдаваясь. Одновременно. Можно ли объяснить столь яркую и ярую палитру эмоций и чувств во время дикого порыва и щелчка? Язык Анны Викторовны начинает свой путь ниже - через скулы, шею, ключицы сценографа. Жадными, требовательными губами она хочет узнать каждый сантиметр девушки, каждую реакцию и вздох. Ведь в это же мгновение Лена буквально сходит с ума от недостатка и одновременно переизбытка воздуха в лёгких. Она так податлива, пластична и чувствительна под руками Бурцевой. Особенно, когда забирается под красивое, дорогое платье девушки. Линия бедра. Мгновение. Вспышка. Похожий кадр нескольколетней давности. ЕЁ бедро - нежное, каждый сантиметр которого уже изучен, но от этого не менее желанен и необходим. "Стоп. Нет! Нет! Нельзя! Я не могу! Просто не могу!" -Стой, подожди. Я не могу! Просто не могу! - стальным тоном почти вторит собственному сознанию Бурцева. Как загнанная в ловушку реальности и воспоминаний, сжимает изо всех сил зубы так, что желваки играют как бешенные. -Что? - еле отзывается Лена в непонимании, словно насильно вынутая из горячей приятной ванны обратно в грозный мороз и холод. -Почему? Сейчас от картины раскрасневшегося лица, полуприкрытых глаз, подрагивающих ресниц сценографа, становится лишь совестливее. Точнее, Бурцева чувствует сейчас себя самой последней, а может даже и первой сволочью и паскудой, отказавшей и воспользовавшейся ни в чем невиновной Леной. "ЕЁ здесь нет. И уже не будет. Никогда. Успокойся, блять, Бурцева, наконец! Пора идти дальше!" - и этот броский, явный факт, возможно, впервые остановил Анну Викторовну. Вот только от чего? - от ошибки или же от шага на свободу? -Я просто не могу с тобой так поступить. - не своим голосом выводит опять режиссер, тяжело сглатывая и стараясь не смотреть на коллегу. Отодвигается, мгновенно приводя одежду и волосы в порядок. -Как? Совсем вовремя вспомнить причины, по которым нужно остановиться от поцелуев, сводящих человека перед твоими губами и прикосновениями окончательно с ума? - Лена предприняла попытку приблизиться к постановщице, но та молча протянула руку, не допуская новых шагов навстречу. -Это моя вина, не нужно было... я потеряла контроль. - не последнем слове Бурцева подняла странный, нерешительный взгляд на коллегу. -Конечно, не нужно было! - начала взъедаться раздраженная Лена Николаевна. -Сначала, мать твою, разберись со всеми тараканами в своей голове, а уже потом лезь к другим целоваться и втираться в доверие! - взгляд Юрченко был непроницаем, в отличие от крика - злого и такого разочарованного. "Так тебе и надо!" - про себя лишь повторяла одно и тоже Аня, теперь оставшись в своем номере в одиночестве, сидя на идеально застеленной кровати, машинально крутя в пальцах маленькое, узкое, простое золотое колечко. Прокручивает в памяти этот разговор с Леной, сменяя сценами с их поцелуями - безумными, нежными, ненасытными. Рывком встает, подходит к бару и залпом выпивает шот пустого забористого виски, без какой-либо закуски. Чувствуя, как эта горячая, огненная жидкость выедает и выжигает внутренности девушки - вместе с остатками сердца и души. Испепеляя всё. Отбеливая и зачищая. Вот теперь воцарилась бесцветная, окончательная тишина. Пустота. И одиночество. Уже нет ничего. Ни ЕЁ. Ни Лены, так призывно смотрящей на нее всей своей загадочной, творческой сущностью. Ни самой Ани. Утро было лишь продолжением угрюмой, беспокойной ночи режиссера. После 3-го шота та обреченно легла на неразобранную холодную постель своим таким же неразобранным телом, весившим уже, кажется, тонн 10, а не 67 безобидных девичьих килограмм. Но заснуть так и не получалось - Бурцева просто лежала и думала, думала и вспоминала, вспоминала и жалела - кого? - а важно ли это уже? Тех фигур жалости давно не существовало в реальности. "Тупица! Зачем ты кинулась к ней в надежде, что вылечилась? НИ-ХРЕ-НА ПОДОБНОГО!" - единственным удивительным, что притянуло внимание постановщицы, был листок, лежавший в рассветных лучах её номера. "Это Лена? Лена! Господи, это она! - мгновенно вынуло сознание девушку из старых мыслей и бросило к этому злосчастному листочку, как к спасательному кругу. В нем было достаточно сухо и безотносительно выведено: "Когда маленькая девочка Аня разберется в себе, - передай ей, - пусть свяжется со мной. А пока наши встречи ничего хорошего не принесут. По работе в том числе." Без подписи и так все было ясно...