Испуганный Волчонок

      Раскат грома.       Я люблю этот звук, потому что Легоси его не любит. Сколько я помню его, он всегда выделял довольно значительную долю своего времени на анализ метеосводок, потому что боялся однажды попасть под дождь. Боялся ли он быть сожженным заживо из-за удара молнии? Едва ли. Был ли его страх обусловлен особенностями характера или нелюбовью к громким звукам? Разумеется нет.       Легоси боится грозы, потому что он не в силах совладать с ней. Он сильнее и выносливее любого хищника, хоть и не верит в это. Какой бы силой ты ни обладал, со стихией справиться невозможно…       Я думал так некогда, но ведь правда совсем в другом. Легоси боится самого себя, ибо каждый хищник — просто бомба замедленного действия. Я никогда не замечал этого в себе самом, но частью Легоси безусловно является некая сущность, чья природа столь же стихийна и необузданна, сколь и ночной шторм. И в этом корень его страданий. И моих.       Всю жизнь он обманывает себя, считая, что его страсть к травоядным — то, чему необходимо следовать. Ему всегда было невдомек, что он так одержим ими лишь по той причине, что позволяет тьме внутри себя изредка просыпаться. Вся жизнь Легоси — самообман, одновременные объятия с чудовищем и бегство от чудовища.       Конечно, я — просто ревнивый пес, который не смог смириться с тем, что его лучший друг отдаляется. И все же я прав — в ночь бури мой волчонок всегда со мной. На несколько часов мои раны затягиваются, и я наивно погружаю себя в веру, будто и на следующую ночь Легоси останется со мной. Я привык боли от его ухода — раны хоть и кровоточат, но несильно, благодаря рубцеванию. И я с бесконечной тоской жду следующей грозы.       И вот, мой волк, больше не сумев терпеть свой страх, поднимается ко мне на кровать. Моя шторка всегда открыта, но Легоси закрывает ее. Его громадное и теплое тело никогда не пугало меня — если мне суждено быть раздавленным Легоси, то смерть я встречу с великой радостью. Потому что так я умру в объятиях любимого волчонка.        — Джек… — хрипло шепчет Легоси, прижимаясь ко мне. — Пожалуйста, можно я полежу с тобой?       Всегда один и тот же вопрос.        — Конечно, бро… — я поворачиваюсь лицом к нему, готовясь утонуть в его глазах.       И тут мне становится горько. Нет, не потому что Легоси уйдет завтра утром, а потому что у него появился новый шрам. Господи, за что ты так с ним? Его ушки порваны в нескольких местах, каждая кость была сломана по несколько раз. Мне бы хотелось больше всего на свете, чтобы Легоси больше никогда не испытывал боли. Я готов на все ради этого, но я в любом случае ничего не смогу поделать, потому что такова его сущность.       Он всегда будет бегать за тем карликовым кроликом. Даже если она отвергнет его… Возможно, он тогда придет ко мне, и я смогу сделать ему приятно. Даже когда он съест ее вместе с костями, Легоси не отвернется от своего фетиша. Только я по-настоящему понимаю и принимаю его, все остальные — просто лицемеры. Я единственный, кто готов принять его любым, даже если от этого будет больно.        — Мфф… — для моего сердца нет слаще звука, чем этот. — Ты такой теплый, Джек.       Что может быть лучше его нежных слов? Он сворачивается вокруг меня клубочком, как бы охраняя… А при очередном раскате грома его когти впиваются глубоко в мою плоть.        — Прости, пожалуйста, — шепчет Легоси. — Ничего не могу с собой поделать… Я стараюсь, но…        — Ничего страшного. Если это хоть как-то смягчит твою боль, можешь хоть изорвать меня в клочья.        — Что ты! Тебя нужно беречь. Я вообще должен держаться от тебя подальше со своими когтями, но больше мне некуда пойти… Прости! Я пойду к себе. Пусть мне будет страшно, но тебе не должно быть больно!       Я схватил его за лапу и затянул обратно в объятия. Мое маленькое сердечко забилось еще быстрее, чем обычно.        — Стой! Просто лежи и обнимай меня.       Он послушен и безропотен, как всегда. Мой большой и тихий Легоси. У него мягкие подушечки пальцев на задних лапах. Они холодные, он часто мерзнет, но забывает об этом, и только я могу его согреть. Я слышу, как его волк виляет хвостиком. Я тоже виляю! Значит, все хорошо…       Нужно согреть его лапки…        — Джек… Твой язык такой горячий… Ах, щекотно!        — Тише, родной. Разбудишь еще остальных… Я так скучал по тебе, Легоси! Я хочу каждую частичку тебя…        — Джек…       Я поднимаюсь выше, по его левой голени к бедру, а дальше — к боксерам. Две его сабли уже напряглись… Я помню день, когда впервые увидел их. Легоси безумно стеснялся этого, считая свой второй член недостатком. Я же видел в этом лишь достоинство! Еще одно, столь же сильное, большое и вкусное! Дедушка Легоси — комодский дракон, от которого он унаследовал довольно многое… Я и до того дня знал, что мой волчонок — очень необычный зверь. Он крупнее, сильнее и выносливее любого серого волка. И добрее…       Оба ствола уже набухли. Мне никогда не удавалось принять их одновременно, но сегодня удастся… Сегодня я сделаю Легоси своим.       Его запах щекочет ноздри. Мой язык скользит по яйцам, основаниям членов. Я обнимаю его ноги, прижимаясь мордой к паху. Дыхание Легоси становится сбивчивым. Пора бы снять ненужную одежду… Я не могу контролировать свои лапы в полной мере — трусы с треском рвутся, освобождая стволы. Даже в темноте я вижу блеск их смазки.        — Нет, Джек, я не достоин этого… Мне не должно быть так хорошо!        — Ты достоин кайфа больше всех остальных в этом мире.       Я взбираюсь на него. Один член погрузить в себя нетрудно, но вот со вторым возникают проблемы. Я слишком узок, слишком тесен для этих болтов… Я слишком тесен, чтобы обхватить весь внутренний мир Легоси. Я только удерживаю его, режу ему крылья…        — Джек… Тебе больно? Не плачь… Давай прекратим это. Я не хочу, чтобы ты страдал.        — Если перестану страдать я, то страдать начнешь ты… — я снова обнял его, обхватив наконец своим кольцом оба его члена, и лизнул серое ушко. — Легоси, прости меня…       Он тоже обнимает меня, прижимая к себе. Дышать тяжеловато, да и жарко, но ради Легоси я готов терпеть столько, сколько потребуется. Наши носы трутся друг об друга, моя смазка заливает его живот. Я тянусь к нему, волчонок же тихо поскуливает…        — Поцелуй меня, Легоси…       Никогда прежде мы не целовались. Он давал это Хару, Луису, Биллу, даже Ризу, но не мне. И я никогда бы не подумал, что мой первый поцелуй будет настолько горьким. Легоси тоже что-то чувствует! Он плачет, как и я!        — Я сейчас… — его стоны наполняет едва заметное рычание.        — Кончи в меня. Давай станем одним целым хотя бы один раз!       Семя льется в мое нутро, узлы раздуваются, мне становится по-настоящему больно, но я терплю ради Леоси. Я понимаю вдруг, что всю жизнь терпел ради Легоси, и вся жизнь прошла впустую, потому что я не тот, кто нужен моему волчонку. Я могу и потерпеть ради его счастья.        — Я люблю тебя, Джек…        — А?       Вместо ответа он резко переворачивает меня на спину и очень аккуратно выходит из меня. Сперма течет ручьем. Почему он не захотел повязать меня? Легоси аккуратно лижет мою шейку, как бы извиняясь.        — Я был таким дураком, ты знаешь… Я потратил столько времени в попытках разобраться со своими чувствами, но на самом деле никто из них не любил меня по-настоящему…       Он спускается ниже. Его язык скользит по моим соскам, и я начинаю смеяться. Смех рвется из моих уст, а слезы рвутся из глаз. Он такой большой, теплый, нежный… Моему члену вдруг становится тепло, и я смотрю на своего волчонка.        — Легоси?..        — Прими меня. Пожалуйста, останься со мной навсегда. Я не хочу лезть к тебе со своими чувствами, но ведь мне больше некуда податься… Прости, я такой дурак! Я все испортил опять! Я должен уйти.        — Нет! — я проникаю в него глубже, словно пытаясь удержать на себе. — Ты останешься здесь! Ты останешься со мной навсегда! Обещай мне, волчонок…       Он уже воет, и я кончаю в него. Мой узел увеличивается. Мы с ним теперь сцеплены воедино.        — Ты такой большой, Джек! — он лижется, его хвост будто взбесился. — Спасибо, что ты есть… Спасибо, что я могу быть рядом с собой! Я буду всегда рядом, всегда приму твое молочко…       Я лишь поглаживаю его макушку и в неге райского удовольствия шепчу:        — Добро пожаловать домой, родной… С этого дня мы с тобой будем спать вместе. Всегда.       Так и закончилась гроза… И моя бессмысленная жизнь.