Один единственный?..

      Сальери сидел и работал над новой симфонией. Как обычно, весь мрачный и загадочный. Полная противоположность человеку, который с визгом влетел в комнату Антонио. Яркий, эксцентричный, веселый молодой человек. От него казалось, веяло добротой и смехом.        Его красивые кудри золотистого цвета красиво отливали при нежном и таинственном свете свечей. Сам он, распахнув свои ярко голубые глаза, цвета небесной лазури, начал что-то тараторить Сальери, причём так интересно описывая все, что он говорил. —Сальери, ты не представляешь, что сейчас было!—запыхавшись быстро произнёс Моцарт. —Мой дорогой друг,—мягко проговорил Сальери,—если вы хотите мне что-то сказать и донести до меня, то прошу немножечко умереннее говорить, ведь я уже не так молод, чтобы все быстро слышать. —Ой ну все, ты опять за своё,—сказал Амадей, закатив глаза,— «старый, старый»... Тебе всего лишь 33. Молодость, а не старость! И вообще, тебе пора отдохнуть от этих симфоний,— Моцарт быстро вытянул из под рук композитора нотные исписанные листы.—Та-ак, что это тут у нас..—проговорил Вольфганг и начал быстро бегать глазами по строчкам. Отбивая в воздухе темп мелодии, и попутно напевая, он сказал,— ухты... Что-то новенькое и веселое. Неужели я смог переместить тебя на светлую сторону, а, Сальери?—он улыбнулся и подмигнул. —Заигрывание не удалось,—процедил Антонио сквозь зубы и забрал ноты,—я вам не разрешал их брать. —А нет... Не удалось...—с горечью и смешком проговорил Моцарт. —Так, что ты мне хотел сказать?—спросил Сальери. —А да! Так вот, я такое написал, что просто... Это взорвет всю Вену и весь мир!—Моцарт вскочил и запрыгал на месте от счастья,— Там такие эмоции, там такое!... Можно я вам это сыграю?— сказал Вольфганг, строя щенячьи глазки. —Мне сейчас не очень удоб...—не успел договорить Сальери, как Моцарт уже воскликнул «Несу ноты!» «—Ох, неугомонная душа... Достал же себе на свою голову... Ну, за это я его и люблю.—подумал про себя Антонию.»       Вдруг наш Моцарт вернулся с пачкой нот и начал искать нужные. —Та-ак, это не то,—бормотал он себе под нос,—Это «Фигаро», это «Реквием»... А!—воскликнул он вдруг,—Нашёл!       Он сел за клавесин и полилась из под эго пальцев музыка... Красивая и нежная... Вначале будто колокольчики и пение птицы... Высоко высоко... Потом мелодия начала обретать более быстрый темп...        И «загремел гром» в его музыке. «Полился» дождь, град, ветер «засвистел»... Началась «гроза»... тут Моцарт остановился, и внезапно спросил: —Как? Нормально?—Амадей спросил это с опаской, будто боясь, что собеседнику не понравилось. —Это шедевр... Одно из лучших произведений написанных вами.—он улыбнулся. —Спасибо... Я правда польщен.—ухмыльнулся Моцарт. —Это вы мне льстите. Я намного менее популярный композитор, нежели вы. Это я должен переживать за то, понравится ли вам произведение,—сказал Сальери,—Кстати, о чем эта композиция? —Эм... Ну...—Амадей залился яркой краской,—про нас... —Что?!—поперхнувшись горячим чаем спросил Сальери. —Ну... Птички это типо я... А гром и молния, это ты Сальери... —То есть ты у нас жизнерадостный и прекрасный, а я хмурый, злой суицидник? —Нет! Гром и молния означают, что вы смелый, храбрый и отважный... А птички, это... Это яркость... Там, ну ещё... Эээ... —Спорю на 10 золотых, вы это только что придумали. —Ну вот нашёл к чему прикопаться... Я старался, а ты... Эх... Никакой поддержки...—Амадей показательно отвернулся и скрестил руки на груди. —Ладно, ладно мне понравилось. А как называется хоть? —«Запретные отношения, или плод горькой любви».—отчеканил Вольфганг. —Твою ж... Ты же не будешь говорить, как и про кого это написано?... —Подумаю. —Всмысле подумаю?!—воскликнул Антонио,—Меня вышвырнут! —Ааа.. Ну понятно все с тобой... Как я, то «не надо, не говори».. А как пост так сразу «меня же вышвырнут»... И вообще,— сказал Амадей,—если ещё раз эта хренова прошмандовка Кристи к тебе приблизится ближе чем на 5000 метров, пеняй на себя. У нас чума все-таки. Дистанцию держать нужно. —Ты что, ревнуешь?—удивился Сальери. —Нет блин, чай пью! Скажи ей, что твоё сердце занято, а если спросит кем, то скажи, «Самым прекрасным, милым, добрым, обожаемым мною человеком». —Ага, а что ещё мне для вас сделать, Моцарт?—ухмыльнувшись спросил Сальери. —Чай с малиной, и ответ на мой вопрос. —Чай с малиной я то сделаю, а вот что за вопрос? —Я у тебя первый?       Сальери как-будто прошибло. Он не знал что отвечать своему молодому человеку, так как впринципе не был готов к таким ситуациям. Нет, он конечно знал, что Моцарт ревнивый и все такое... Но что ему говорить то, он не знал. —Ну? Я все ещё жду ответа,—приподняв одну бровь спросил Моцарт. —Конечно первый,—сказал Антонио,—что за вопросы. —Врешь и глазом не моргнёшь. —Всмысле. Ты первый. —Ага, конечно. Прямо так я и поверил. Некая Фиона Лавнуст, тебе ни о чём не говорит?       Откуда он мог знать его подругу детства?! Где он вынюхал эту информацию?! —Это моя подруга детства. И вообще, с каких это пор мы возимся в моем прошлом? И откуда ты ее вообще знаешь?       Моцарт повернулся к Сальери лицом и его глаза были полны слез. —Просто ты перестал уделять мне время, и я подумал, что ты меня разлюбил...—захлебываясь в слезах сказал Вольфганг. —Что за глупости! Конечно я тебя люблю, но я же н...—в голове Сальери сразу поднялась картинка что же будет, если он скажет то что хотел сказать,—иди сюда, псих мой «яркий».       После долгих успокаиваний, Моцарт наконец спросил: —То есть ты у нас поздний орешек? —Да. —И ты понял, что любишь парней, когда увидел меня? —Да. —Я у тебя один единственный? —Да.       Только это твёрдое «да», могло успокоить Амадея. После этого диалога Сальери и Моцарт слились в долгом и нежном поцелуе, показывающим, насколько сильно они любят друг друга.